С  трудоустройством  приходилось  торопиться,  следовало  принести  справку  в  течение  месяца.  Разумеется,  никакой  профессией  я  не  владела,  к  тому  же  работать  не  жаждала,  поскольку  сказывалось  воспитанное  матерью  презрение  к  труду.  Но  деваться  было  некуда, и  я  стала  выбирать  подходящее  учреждение.  Устраиваться  на  какое-то  режимное  предприятие  со  строгой  проходной,  где  фиксировалась  каждая  минута  опоздания  и  откуда  просто  так  было  не  выйти,  мне  не  захотелось.  Поэтому  я  стала  искать  в  окрестностях  своего  института  какое-нибудь  либеральное  НИИ.  И  вскоре  уже  заполняла  анкету  в  отделе  кадров  Института экспериментальной  медицины,  который  находился  в  промежутке  между  моим  домом  и  ЛЭТИ  в  районе  тихой  улицы  Академика  Павлова,  рядом  с  Садиком  Дзержинского (ныне  Лопухинский  сад).  Я  устраивалась  лаборанткой  с  ежемесячной  зарплатой  62  рубля  50  копеек  в  первое  попавшееся  место,  абсолютно  не  представляя,  чем  мне  предстоит  заниматься.  Впрочем,  было  ясно,  что  у  станка  стоять  не  придется,  поскольку  лабораторию,  в  которой  для  меня  нашлась  работа,  населяли  доктора  и  кандидаты  наук,  младшие  научные  сотрудники,  инженеры  и  аспиранты. 

     Меня  направили  "лаборанствовать"  в  обособленное  подразделение  (сектор)  лаборатории,  где  трудились  шесть  микробиологов,  занимавшихся  изучением  проблем  женского  бесплодия.  Возглавлял  этот  небольшой  коллектив  темпераментный  мужчина,  доктор  медицинских  наук,  которого  звали  Вадим  Петрович.  Под  его  началом  работали  трое  молодых  ироничных  мужчин-исследователей,  юноша-лаборант  и  демонически-красивая  дама  поздней  фазы "бальзаковского"  возраста.  Дама  именовалась  Инессой  Моисеевной,  и  меня  взяли  помогать  в  работе  именно  ей.    

     С  подачи  матери,  которая,  несмотря  на  брезгливость,  в  молодости  мечтала  стать  врачом  и  трепетно  относилась  ко  всем  "благородным"  представителям  медицины,  я  с  интересом  и  оптимизмом  готова  была  приступить  к  работе.  Инесса  Моисеевна  не  могла  не  вызывать  у  меня  искреннего  восхищения.  Высокая,  стройная,  со  спортивной  фигурой,  прекрасно  одетая,  она  совсем  не  выглядела  на  свой  возраст,  седые  волосы  не  старили  ее  лицо,  поскольку  красиво  лежали  в  модной  "польской"  стрижке  (теперь  это  называется  "каре").  В  добродушно-покровительственной  манере  она  энергично  постаралась  ввести  меня  в  курс  дела. 

     Для  начала  мы  с  ней  отправились  в  подвальное  помещение  главного  корпуса  ИЭМ,  где  она  собиралась  осуществить  контрольный  эксперимент.  И  тут,  наконец,  выяснилось,  что  мне  предстоит  заниматься  с  ...  крысами!

     Да,  конечно,  лабораторные  крысы  совсем  не  то,  что  уличные.  Это,  по-своему  милые,  чистенькие,  шустрые  и  сообразительные  грызуны  с  красными  глазками, белыми  шкурками  и  очень  любопытными  розовыми  носиками.  Единственное,  что  вызывает  с  непривычки  некоторую  гадливость,  это  их  голые  хвосты,  похожие  на  веревки.  К  тому  же  лабораторных  крыс  нельзя  надолго  оставлять  голодными,  особенно  по  несколько  особей  в  клетке,  потому  что  от  голода  они  звереют,  начинают  пожирать  друг  дружку,  становятся  агрессивными  и  не  годятся  для  опытов.  В  чем  же  заключались  эти  опыты?

     В  клетках  отдельно  держали  самок  и  самцов.  Регулярно   выявляя  с   помощью  изучения  под  микроскопом  мазков,  взятых  из  крысиных  влагалищ,  благоприятную  для  оплодотворения   фазу  цикла (эструс),  подходящих  самок  подсаживали  на  пару  дней  к  самцам,  затем  по  их  анализу  мочи  констатировали  беременность.   Отобранных  беременных  самок  убивали,  вскрывали,  вырезали  яичники  и  изучали  под  микроскопом  процессы,  которые  происходят  в  оплодотворенных  яйцеклетках  при  введении  различных  реагентов.  

     Конечно,  все  это  были  важные  и  необходимые  иссследования,  в  которых,  впрочем,  я  абсолютно  не  разбиралась  по  причине  своего  неразвитого  в  столь  специфической  сфере  кругозора.  От  обширной  микробиологической  исследовательской  информации  на  тему  эструса-диэструса,  полученной  от  Инессы  Моисеевны,  у  меня  голова  пошла  кругом.  Ясно  стало  одно:  убивать  и  вскрывать  несчастных  крыс  придется  именно  мне.

     И  вскоре  один  из  аспирантов,  Миша,  стал  учить  меня  убийству.  Обычно,  общаясь  с  крысами  во  время  опытов,  их  берут  за  хвосты.  Мне  следовало  взять  в  одну  руку  специальную  палку  с  тяжелым  набалдашником,  а  другой  рукой  вытянуть  из  клетки  за  хвост  намеченную  оплодотворенную  крысу.  Затем  крысу,  держа  за  хвост,  опустить  на  каменный  пол  и,  не  давая  ей  опомниться,  с  силой  стукнуть  набалдашником  по  шее.  Сначала  я  очень  боялась  крыс,  и  они  умудрялись  убегать  от  меня,  так  что  приходилось  бегать  по  всему  помещению,  чтобы  снова  ухватить  их  за  хвост  и  довести  начатое  до  конца.  Бывало  также,  что  я  слишком  слабо  била  им  по  шее,  продлевая  муки  несчастных  зверьков.  Но  где-то  через  неделю  у  меня  стало  получаться,  как  надо:  быстрым  точным  ударом,  почти  без  крови,  я  ловко  отправляла  на  тот  свет  "мучениц  науки".

     Впрочем,  из  другой  лаборатории  в  подвал  частенько  приходила  за  подопытными  крысами  красивая  улыбчивая  девушка  Лена,  похожая  на  ангела  смерти.  Она  не  пользовалась  никаким  инструментарием,  а  просто  привычно  брала  каждую  крысу  одной  рукой  за  хвост,   другой  -  за  голову,  затем  растягивающим  движением  ломала  грызуну шейные  позвонки  и  буднично  складывала  штабелем  теплые  крысиные  трупики  в  корытце.  "Да,  есть  еще  женщины  в  русских  селеньях!",  -  иронично  улыбаясь,  обычно  восклицал   при  виде  Лениных  манипуляций  аспирант  Миша.