В то время популярным был совместный советско-югославский фильм "Попутного ветра, "Синяя птица" о любви и дружбе подростков разных национальностей, получивших возможность за какие-то заслуги отправиться в увлекательное морское путешествие по Адриатике. Мне, как и многим другим зрителям, понравилась песня из этого фильма в исполнении югославской певицы Радмилы Караклаич. Иногда я и сама ее напевала. Легкой светлой грустью наполняли мою душу слова: "Море позовет и мне пропоет свой заветный мотив... Первая любовь придет и уйдет, как прилив и отлив..."
Итак, жизнь продолжалась... Нападение маньяка практически никак явно не отразилось на моем поведении, очень скоро я вообще перестала вспоминать об этом событии. И это немудрено! Ибо я постоянно подвергалась психическому насилию в своей семье, и маньяк, как ни кощунственно это прозвучит, был для меня некоей разновидностью агрессии, к которой я привыкла со стороны своей матери. Ведь главное в насилии - это получить удовлетворение, растоптав личность человека, уничтожив его ценности, превратив его в жалкое животное, молящее о пощаде. Именно этому мне и приходилось противостоять постоянно, инстиктивно изобретая способы самозащиты.
Насилие над моей личностью мать осуществляла изощренными способами, проявляя при этом недюжинную фантазию. Например, без всякой надобности она часто ходила в школу, чтобы пообщаться с учителями. Потом она сладострастно рассказывала о действенности своего очаровывающего влияния на них. Таким образом, получалось, что мои хорошие оценки были не объективным отражением моих знаний и способностей, а результатом ее влияния на учителей. С ласковым участием, усыпляя мою бдительность, мать также старалась выведать что-нибудь о моих пристрастиях. Но мой искренний восторженный отзыв о ком-то или о чем-то тут же неожиданно натыкался на мощный шквал злобной критики. Она безжалостно старалась опорочить все, что мне нравилось. Я не имела права на свое мнение, а могла только поддерживать мнение своего непререкаемого деспота.
После истории с нападением маньяка маме и бабушке стало очевидно, что я уже не ребенок, поскольку мной интересуется мужской пол. А значит, надо меня угнетать и строжить еще больше. Мать все чаще стала пускать в ход руки из-за совершенных пустяков. Вскоре я поняла, что от меня добиваются "поведения побежденного", который может спасти себя от полного уничтожения, только сигнализируя о полной капитуляции. По сути, меня провоцировали стать мазохисткой, хотя такого слова наверняка не знали. И я научилась разыгрывать то, что от меня требовали. В самый разгар материнской ругани я начинала горько плакать, а потом кидалась на шею к своей мучительнице, неизвестно за что прося прощения. На нее это действовало безотказно, с удовлетворенным видом успешного манипулятора она праздновала мысленную победу. А я чувствовала себя отвратительно, ведь эта комедия дорого обходилась для моей психики. Но все очевиднее при этом становилась необходимость жить иезуитской двойной жизнью. Нет, недаром я с раннего детства хотела стать разведчицей, вскоре моя жизнь превратилась в сплошные тайны!
Как обычно бывает у людей, которым посчастливилось избежать последствий реальной опасности, неудачное нападение маньяка пробудило во мне мощный всплеск жизненной энергии. Я словно проснулась для чего-то нового, прекрасного. Символичным оказалось, что вскоре бабушка довольно коротко подстригла мои волосы. ( Мать решила сделать из моих длинных кос себе шиньон). С жизнью слабого "гадкого утенка" было безвозвратно покончено! Вскоре я нашла среди пуговиц когда-то найденную мною в Сосновке перламутровую брошку в виде лебедя. Я не знала пока, как ее починить, но на всяких случай убрала в свой стол, как талисман. Я чувствовала, что пора расправлять крылья. Пришло, пришло время учиться летать!