Помнится, как-то пару лет назад ожидая вылета в Ереван, пришлось провести в московском аэропорту "Шереметьево" не один час. На расположенных друг напротив друга скамейках расположились люди со всех концов СНГ. Каждый пребывал в раздумьях, ведомых только ему, но всех объединяло только одно: побыстрее дождаться рейса и оказаться на земле до боли родной и знакомой. И вдруг в этой атмосфере самоустраненности (вполне понятной в данном случае) появляется... русский священник. С бородкой, в рясе, с крестом и молитвенником. Он останавливается между скамейками и начинает четко и внятно - совсем, казалось бы, не претендуя на понимание - просить милостыню "на восстановление храма". Осознав через минуту, что название восстанавливаемого храма ожидающим не-москвичам ничего не дает, священник, с обязывающей его интеллигентностью, начинает говорить, что "все равны перед Богом и смертны на этой земле".

Не задумываясь об этом за 2 часа до регистрации авиарейса, вдруг понимаешь, что так оно и есть. И, спешно извлекая из кармана все оставшиеся российские купюры, отдаешь ему все, что есть в наличии, в надежде, что хотя бы благодаря этому, долетишь до дома благополучно. Как видим, в любом деле профессионализм - в том числе и профессионализм в получении милостыни - всегда себя оправдает. Для этого нужно не только придумать "легенду", но и обладать, как мы видели выше, недюжинными познаниями в человеческой психологии. Однако, очутившись на вожделенной родной земле, тут же сталкиваешься с тем же искусством добывания милостыни, которое в ранг искусства у нас в Ереване, слава Богу, еще не додумались возвести.

   Давно известно, что "бабушек", стоящих с напускным несчастным видом на всех улицах города, кто-то курирует. Лично мне удалось случайно услышать разговор некоего молодого человека из иномарки с поставленной на улице бабушкой. "Не там стоишь, - негодовал он. - Иди на центральную улицу!". Бабушка пыталась оправдаться, зажимая в руке выручку, но ее-таки согнали с места, ибо с тех пор ее там больше не было.

   Как-то, идя по одной из улиц, взгляд сразу зацепил старушку, сидящую на бордюре у дома - которая, кстати, выглядела лучше, чем я в молодости. Старушка, оценив меня профессиональным взглядом и поняв, что это малопродуктивный вариант, воспользовавшись отсутствием других прохожих, беззастенчиво полезла куда-то под подол и достала купюры денег. Проходя мимо, мне без труда удалось заметить в этой кипе 2 десятитысячные, 3 - пятитысячные и далее так, по тысячи (это около 100$ - прим. автора). Проверив наличие на данный момент собственных средств в кармане, вдруг, как никогда, осознаешь, что нам впору меняться местами.

   Некая старушка, стоя по дороге к Институту Мергеляна, с настойчивостью, достойной, лучшего применения, заученным текстом просит "помочь несколькими драмами". Проходя по этой дороге 2 раза в день и подсчитав "несколько драмов", в перспективе выдаваемых ей туда и обратно, понимаешь, что она скоро сможет занять место, которое ты (согласно штатному расписанию и окладу) занимаешь в организации, находящейся по этому адресу.

   Самое неприятное, что эти "труженицы" обещают исполнения всех желаний до того, как ты к ним приближаешься, и проклинают тебя, на чем свет стоит, если ты проходишь мимо. Создается ощущение, что ты просто не дойдешь до места, куда следуешь, если немедленно не задобришь стоящую на твоей дороге "судьбу".

   Однако есть у нее, у этой "судьбы", и свои симпатии. Одна моя знакомая как-то приноровилась давать милостыню старушке, прочно застолбившей себе место на одной из центральных улиц. Каждый раз, минуя ее, она оставляла старушке всю мелочь в кармане. В результате между олицетворением "желаемого" и "действительного" установились более чем дружеские отношения. После очередного подношения, старушка, не мудрствуя лукаво, поделилась с "постоянной клиенткой" новостями, что сделала ремонт, что ее дети начали свой бизнес и все у нее идет как нельзя лучше. После этого, видимо, у старушки на время проснулась совесть, и она стала пропускать свою постоянную подносительницу словами: "Проходи, проходи! Ты и так уже много дала".

   Останавливаться на машине у светофора по маршруту Саят-Нова - Опера - это однозначно нарваться на настойчивый стук в боковое стекло. Искусно лавируя между машинами, мальчишки в напускных грязных одеяниях просят подаяние. Некая дама неопределенного возраста в немыслимых юбках (промышляющая, помнится, когда-то в вагонах метро) тоже облюбовала себе сие место. То ли на самом деле ее полубезумное поведения - это печальная действительность, то ли это беспроигрышный имидж, но она совершенно четко знает, к каким именно машинам ломиться в окна и петь свои песни.

   Некий мужчина, относительно нормально одетый, но слегка в хмельном угаре, как-то останавливает меня около кинотеатра "Москва" и серьезно начинает свою исповедь: "Живу в массиве. Деньги кончились. Ничего не прошу - по-человечески дайте 100 драмов на маршрутку доехать до дома". Даешь, по-человечески - все бывает в этой жизни. Через день, забыв про меня напрочь, тот же человек с той же легендой останавливает еще раз.

   На подходе к подземке метро "Дружба" стоял гитарист, самозабвенно исполнявший песни Высоцкого. Перед ним - мелочь тех, кто оценил. Потом появился аккордеонист с тем же, казалось бы, апатичным настроем на реальность. Просить исполнить что-то знакомое до боли бессмысленно - он знает только пару аккордов, проверено.

   На одной из главных улиц города регулярно ко мне подходил некий мужчина, предлагающий свои печатные перлы на плохом ксероксе за 100 драмов с располагающим к этому предисловием: "Я вижу, что Вы в хорошем настроении" ( или "Я вижу, что именно Вы оцените это" и т.д.)". По блеску в глазах и недвусмысленному похмельному амбре однозначно видно, для чего всем этим людям нужны деньги, но не дать нельзя: они предлагают свой ТРУД. Пусть на одной ноте, пусть отпечатанные на ксероксе, но люди что-то пытаются делать. Это совсем другое, чем старушка, пересчитывающая на твоих глазах 100$ из-под подола.

   И не нужно осуждать нас за цинизм и "нечуткость". Конечно, наверняка, среди просящих есть люди, на самом деле в этом нуждающиеся. Но как нам, проходящих мимо и вспоминающих ставшим классическим "От сумы и от тюрьмы не зарекайся", распознать ту самую суму, в которую всегда, дай Бог, найдется, что положить нуждающимся.