Настроение сейчас - до 3:20

Я бы хотел рисовать мирки. Совсем маленькие, не больше ладони в сечении, одноэтажные, слабокрытые и тоненькими стенами, вечно залитые то костром заката, то утренним туманом прямо из духовки, упрятанной в морозилку. Такие низкие, но в полный рост. Как в глупых американских комедиях о давних друзьях или ярких фильмах за жизнь, то есть без сюжета. Мои герои в вечной, слегка позолоченной осени покрикивали бы друг другу приветствия и шелестели по тротуарам от одного горизонта к другому или скрипучим дверям, шатались бы дорожные знаки и мигал никому светофор, тихо осыпалась бы сухая краска, иногда по диагонали проносились бы мятые газеты или пластиковые пакеты приветом в другой квартал, и несмотря на этот непризнанный локальный тихий райок, вертелась бы себе планета без отрыва от производства новых страхов для тех, кто не до конца пропил воображение... Таких, опять же, как я. А потому все мои люди заперты в многоуровневом подвале под амбарным замком, девятый этаж его мой, а остальные…впрочем, в этот раз мне на них наплевать. Просто вместе жаримся на медленном огне глобального потепления беспомощной кучкой эгоистов.

            Я хотел бы уехать далеко к дикому, забитому за все карты побережью, хоть и очень боюсь зубной боли вдалеке от цивилизации. Выстроить себе сарай, научиться вялить мясо, перестать брезговать червями, дисциплинировать раздутую лень, унять желание говорить и быть говоримым, а еще стыд от реплик собственной роли… Мой маленький одинокий дымоход будет жить только если ему ампутировать всё и никак иначе. Время ускоренно заканчивается, и названия для прошлого все более обидные, а в окружающих окнах так мало лиц, но так ослепительно много сероватой пустоты, что страшно: а вдруг скоро я проснусь, а меня нигде нет? Сойду весь еще до посадки. Швырнусь по десяткам голов хаотическими мыслями о покупках, сексе, обычаях, работе и заглохну у кого-то на противном выдохе посреди зебры, прерванный гудком... Ведь дымоход не просто так молчит, и не случайно сарай осунулся, и берег унесло, только распоясавшийся страх прижимает небо щекой к раскаленной конфорке солнца.

            Минус семнадцать, на лед выходят рыбаки в промасленных бушлатах и молча усаживаются к своим лункам, а я в шортах скоренько так с сетью пытаюсь разом поймать мешок рыбы. Я его запомнил тысячу раз – пара крупных, несколько средних и чуть мелочи на развес – именно таким он мне привиделся когда-то, именно таким чувствуется где-то рядом, именно такого нет и никогда не будет. Потому что даже не верю, а так, уже больше по инерции…

            На экране бесконечным потоком шагают люди, исчезая, стукнувшись о глаза, рядом по пыльной земле плетутся бетонные змеи бордюров, в небе прозрачный конвейер строем везет самолеты, швы видеоряда наскоро забиты цепкими ветками с наледью, а я без рыбы стою, как дурак с прохудившейся сеткой, и мне холодно. Насмешливо свистит ветер. Раскричалась автомагистраль. Думаю, брошу это все а хер – и домой, мой подвал всего-то на девятом, не согреюсь, но и не запыхаюсь. И больше ни разу не пожалею, что реальность - многоэтажный баян, дующий трижды на дню протяжной нотой заводской пересменки, где мне остается только улыбаться по-собачьи. И плечи будут толкать плечи, от случая к случаю пристукивая по роже, а для мирков со временем останутся только опиум, спирт и болезни. Наверное, потому что в слове «претендовать» корень все-таки pretend.

            Иначе никак не понять, отчего на вопрос «почему?» мне, резко забывшему все языки идиоту, нет и нельзя показать внятного ответа.