Как и почему рушится мировая финансовая система.

Некоторое время назад я перестал получать письма от банков. Раньше они приходили чуть ли не каждый день. В красивых конвертах из веленевой бумаги, письма содержали предложения обзавестись кредитной картой. Размер кредитной линии становился все больше, а условия – все заманчивее. Дошло уже до ставки ноль процентов плюс возможность заработать различные бонусы. Получить кредит становилось все легче – банки даже не проверяли кредитную историю клиента.
Было ясно, что денег у банков прорва, что им их некуда девать.

Потребительский кредит возник в 20-х годах XX столетия как следствие электрификации Америки. Промышленность изобрела маленький электрический мотор, который стал основой электробытовых приборов – холодильника, пылесоса, стиральной и посудомоечной машин, фена для сушки волос. Но чтобы обеспечить массовый спрос, следовало повысить покупательную способность населения – все эти товары были дороговаты для семьи со средними доходами. Так родилась идея потребительского кредита, благодаря которой в американском домашнем хозяйстве произошла революция, у людей завелись лишние деньги и исчезла профессия слуги.
А массовая застройка и продажа жилья населению началась после Второй мировой войны. В 1944 году конгресс принял «Закон о помощи и льготах демобилизованным и военнослужащим», в обиходе получивший название «Солдатский билль о правах». Государство предоставило демобилизованным солдатам различные льготы и пособия, в том числе займы на образование и обзаведение жильем. Именно тогда в США появился настоящий, многочисленный средний класс. Из 12 миллионов вернувшихся с полей сражений мужчин и женщин не менее восьми воспользовались займом на образование. Люди «от сохи», не смевшие и мечтать о таком повороте в жизни, стали юристами, врачами, инженерами.
Этот социальный сдвиг повлек за собой экономический подъем во многих отраслях, но прежде всего – в жилищном строительстве. За годы войны эта отрасль, и без того сильно отстававшая от потребностей общества, практически сошла на нет. После войны положение стало нестерпимым: начался бурный рост рождаемости.
Учрежденная во исполнение «солдатского билля» администрация по делам ветеранов гарантировала банкам по займам на жилье до 25 тысяч долларов (263 тысячи по нынешнему курсу), что составляло 60 процентов средней стоимости дома для семьи из четырех-пяти человек. При таких условиях банк легко давал ссуду, не требуя даже первоначального взноса.
Строительные компании свой шанс не упустили. Миллионы семей стали владельцами собственных домов. Это означало, что они обрели не только крышу над головой, но и капитал в форме недвижимого имущества. Имущества, которое растет в цене само по себе. Потребительский кредит получил новый импульс к развитию.
В 1951 году служащий банка Franklin National на Лонг-Айленде, штат Нью-Йорк, по имени Уильям Бойл придумал кредитную карту. Первоначально владельцы карт расплачивались ими только на бензоколонках, но уже к концу года в проекте участвовало 750 торговых заведений и 28 тысяч клиентов, а объем операций составил 2,5 миллиона долларов (около 20 миллионов сегодня).
Этот платежный инструмент оказался очень удобен для клиента и чрезвычайно выгоден для банка. Кредитные карты для избранных клиентов существовали и прежде. Условия требовали полного погашения задолженности к расчетному дню каждого месяца. Бойл предложил так называемый револьверный, или возобновляемый кредит, по условиям которого стало возможно выплачивать не полную сумму потраченных средств, а лишь часть – сейчас это, как правило, пять процентов.
Многие владельцы кредитных карт, не давшие себе труда прочесть условия соглашения, набранные мелким шрифтом, даже не подозревают, что на сумму просроченного платежа начисляется штрафной процент в полном объеме: если вы купили товаров на тысячу долларов и вернули банку 999, то на оставшийся доллар банк начислит такой процент, как если бы это была тысяча. Это и есть доход эмитента карты.
Приключения Фанни и Фредди
«Солдатский билль» остается в силе по сей день. Но военная служба стала добровольной, а войны менее масштабными; численность Вооруженных сил сократилась. Набравший обороты рынок жилья нуждался в новом импульсе. Таким новым импульсом и стала ипотека в ее нынешнем виде. Как и в случае использования кредитной карты, покупатель платил за дом не собственными средствами, а заемными. Из собственного кармана выплачивался лишь первый взнос. Банк предоставлял ссуду на остаток суммы под годовой процент. Дом поступал в залог и переходил в собственность банка в случае несостоятельности клиента.
Срок погашения ссуды с процентами устанавливался в 20 лет. Ежемесячные платежи были достаточно существенны, но не разорительны. Они примерно соответствовали арендной плате за такое же жилье. Но, в отличие от аренды, домовладельца грела мысль, что он платит за свою собственность, а не за чужую.
Само собой разумеется, кредитор проверял платежеспособность клиента. У него должна была быть постоянная, достаточно высокооплачиваемая работа с приличным стажем и хорошая кредитная история. Человек с 40 тысячами годового дохода (это средняя зарплата по стране) и пятью-шестью годами работы на одном месте считался надежным заемщиком.
Строительная индустрия снова стала расти как на дрожжах. В экономике дела шли день ото дня все лучше, доходы граждан увеличивались; они стали позволять себе все больший кредит. Большие магазины стали эмитировать свои собственные кредитные карты. Приезжая в Америку в начале 90-х, я видел, как мои знакомые, расплачиваясь в ресторане, открывали бумажники, в кармашках которых красовалась дюжина разноцветных кредиток. Если вдруг случалась заминка с очередным платежом, можно было одной картой заплатить долг по другой, а потом пустить в ход третью. Выкручиваться так можно долго, но не бесконечно.
Тем временем от рынка ипотечного кредитования отпочковался рынок вторичных финансовых инструментов. Банки решили пустить в дело накопившиеся у них заклады – они начали выпускать ценные бумаги, обеспечением которых служили эти самые закладные. Цена домов неуклонно росла, поэтому бумаги считались надежными. Особенно высоко ценились облигации компаний Fannie Mae и Freddie Mac. Их надежность уступала лишь надежности облигаций казначейства США.
Первая из этих компаний, Федеральная национальная ипотечная ассоциация («Фанни Мэй» – акроним сокращения FNMA), была создана в 1938 году и была государственной. Такие кредитные учреждения под государственным контролем создавались с целью перенаправить денежный поток в ту или иную отрасль и тем помочь ей встать на ноги. В 1968 году конгресс и правительство решили снять Фанни Мэй с баланса и приватизировали ее, однако акции компании по-прежнему гарантировались правительством США.
Фанни Мэй работала исключительно на вторичном рынке ипотеки. Она скупала закладные у банков и выставляла на продажу собственные бумаги. Вырученные средства направлялись на финансирование новых ипотечных кредитов. Виртуальные, еще не заработанные заемщиками и не полученные банками деньги превращались в реальные дома, сложенные из настоящих кирпичей.
Дабы создать конкуренцию Фанни Мэй и тем самым еще больше взбодрить рынок, в 1970 году было создано еще одно агентство вторичной ипотеки – Федеральная корпорация жилищного кредита, FHLMC, она же Фредди Мак. Эта компания тоже спонсировалась государством.
К началу 2008 года Фанни Мэй и Фредди Мак контролировали половину ипотечного рынка США, общий объем которого к этому времени достиг астрономической цифры – 12 триллионов долларов. В это время 21 процент золотовалютных резервов Банка России был вложен в бумаги Фанни Мэй, Фредди Мак и третьего по значению игрока на этом поле – Федеральной системы банков жилищного кредита. 21 процент ЗВР России – это 100,8 миллиарда долларов или 2,48 триллиона рублей.
Рейтинговые агентства присваивали облигациям Фанни Мэй и Фредди Мак высшую категорию надежности – ААА. Страховые компании предлагали гарантию возврата вложенных в облигации средств. Защищенные со всех сторон, бумаги шли в дело – использовались в любых других банковских операциях как самая звонкая монета чистейшей пробы. В них вкладывали свои средства пенсионные фонды, которые никогда не рискуют. Как зараженные клетки, попадая в кровеносную систему американской экономики, они неотвратимо инфицировали ее.
Жизнь в банкомате
Сегодня алчных банкиров не обличает только ленивый. Напоминают о том, что администрация Билла Клинтона (корпорацию Фанни Мэй возглавлял тогда нынешний президент Всемирного банка Роберт Зёллик) всячески поощряла предоставление ипотечных кредитов малоимущим гражданам. Тем самым правительство исполняло социальную задачу расселения людей из трущоб. Оно и правда: на месте прежних трущоб, каких немало было в том же Вашингтоне, выросли кварталы прекрасных многоквартирных домов с увеселительными заведениями и модными магазинами.
Планка доступности ипотечного кредита опустилась ниже некуда. Срок погашения увеличился до 30 лет. Никакого первоначального взноса не требовалось. Никто уже не предъявлял требований к стажу и размеру зарплаты, не проверял кредитную историю. Более того: появились компании, улучшающие или восстанавливающие кредитную историю. Помню рекламные клипы: рекламировались кредиты, для получения которых не надо представлять никаких или почти никаких документов – банк-кредитор верил на слово. Банки, конечно, виноваты. Но банка без клиентов не бывает. Заимодавцу нужен заемщик. И таким заемщиком была вся Америка.
Это касается не только ипотеки – потребительского кредита вообще. Население с энтузиазмом пользовалось дешевым кредитом, не зная меры и удержу. Американцы все охотнее залезали в долги, уже не думая о том, как они будут расплачиваться. Долговой ямы, описанной в пьесах Островского и романах Диккенса, в США давно нет. Не успев погасить кредит за машину, покупали телевизоры с экраном во всю стену. У моих соседей прохудилась крыша – глава семейства завел новую кредитную карту специально для ее ремонта, хотя в состоянии заплатить «настоящими» деньгами. А недавно вашингтонский Центр исполнительских искусств имени Джона Ф. Кеннеди прислал мне предложение купить в кредит билеты на оперные спектакли: на цикл «Кольцо Нибелунгов» билеты стоят от 1400 долларов – в месяц получается 116.
Специалисты считают, что платежеспособный спрос на жилье был в основном удовлетворен к концу 2005 года. После этого рубежа подавляющее большинство получателей ипотечных кредитов составляли лица с низким доходом, плохой кредитной историей, зачастую имеющие за плечами личное банкротство. По статистике, таких людей в США – 25 процентов. Предоставление им кредита было рискованным делом. Такие рискованные кредиты получили название subprime – низкокачественный, кредит ненадежному заемщику.
Чтобы он согласился взять деньги (точнее – дом, за который банк заплатил своими деньгами), ему предлагали ссуду с так называемой переменной или регулируемой процентной ставкой. Первые два-три года размер ежемесячного платежа был очень низким, но по истечении этого срока вырастал значительно. Как раз в 2007-2008 году подошел срок повысить ставку по таким закладным.
На что рассчитывал несостоятельный заемщик? Поскольку цены на недвижимость все время росли, его дом постоянно дорожал. Он мог продать его, вернуть долг банку и остаться с прибылью. Он также мог рефинансировать свой кредит, то есть изменить условия договора в сторону уменьшения ежемесячного платежа.
То, что произошло с американской финансовой системой, принято называть английским словом meltdown – «плавление» или «неуправляемый распад». Это аналогия с неуправляемым процессом плавления в сердцевине ядерного реактора.
Вот что говорит о причинах распада Роберт Уэскотт, президент консалтинговой фирмы Keybridge Research:
– По моему мнению, финансовому распаду способствовали три фактора. Первым из них был легкий доступ к кредитам, существовавший в первой половине этого десятилетия. В течение этого времени ставка ипотечного кредита понизилась до двух с половиной процентов, и у заемщиков возникла обманчивая уверенность в том, что они могут позволить себе покупку дома. Это дешевый кредит повлек за собой быстрый рост цен на жилые дома, эти цены удвоились, а в некоторых местах и утроились всего за несколько лет. Это привело к ажиотажу на рынке жилья, и у многих американцев появились нереалистические ожидания. Они полагали, что цены на дома способны только расти…
Что касается банкиров, то они ковали железо, пока горячо.
– Второй ключевой причиной, – продолжает Роберт Уэскотт, – была секьюритизация закладных (то есть замена закладных облигациями. – В. А.), их консолидация в одних руках, оценка как надежных и продажа институциональным инвесторам. В этих условиях легкого кредита обострилась конкуренция. Ради успеха и увеличения своей доли на рынке кредиторы шли на снижение критериев платежеспособности заемщика. Это привело к облегчению условий выплаты первоначального взноса и распространению нестандартных видов ипотечного кредита, в том числе кредита с регулируемой процентной ставкой, кредита, для получения которого не требуется подтверждения размеров дохода, кредита, по условиям которого заемщик выбирает из нескольких вариантов оплаты наиболее удобный для себя. В конце концов, покупатели домов стали получать кредит в размере ста процентов рыночной стоимости дома, а это грозный индикатор возможного отказа от исполнения долговых обязательств. Третий ключевой момент – увеличение инвестиционными банками соотношения между своим и заемным капиталом. У обычного банка это соотношение составляет один к четырем – это значит, что его долговые обязательства в четыре раза превышают его собственные средства. У инвестиционных банков в последние годы заемные средства превышали собственные в 30-35 раз. Что же произошло в результате сочетания этих трех факторов? Пока цены на дома постоянно растут, у всех участников рынка есть сильный стимул продолжать делать то, что они делают. Это выгодно домовладельцам, потому что ценность их недвижимости растет, и у них есть прекрасная возможность получить разницу рефинансирования. По сути дела, семьи стали пользоваться своим домом как банкоматом. Это было выгодно кредиторам, рейтинговым агентствам, инвестиционным банкам. Система процветала...
Это хороший образ: американская семья, живущая внутри гигантского банкомата. На разницу от рефинансирования вполне можно весь месяц покупать продукты.
Game over
Но почему банк буквально навязывал кредиты? Ему что, деньги девать некуда было? Оказывается, и впрямь некуда. В американской банковской системе появилось много шальных денег. Это деньги инвесторов – прежде всего нефтедобывающих стран и Китая, одного из главных торговых партнеров США. Заработав на продаже своего товара в Америке, арабские и китайские экспортеры вкладывают средства в американские же ценные бумаги. А наиболее надежными бумагами, помимо государственных облигаций, считались, как уже сказано, облигации вторичного рынка ипотеки. Так надувался этот мыльный пузырь, пока, наконец, не лопнул.
«Проблема возникла тогда, когда рынок жилья просто достиг точки насыщения, – объясняет Роберт Уэскотт. – К началу 2006 года почти каждый американец, желавший иметь дом, имел его. И цены на жилье вдруг начали падать. Некоторые заемщики, особенно те, кто получил кредит на облегченных условиях, стали пропускать свои ежемесячные платежи, и инвестиционные портфели, сформированные из бумаг, обеспеченных ненадежными закладными, начали терять свою ценность».
В условиях падения рыночных цен на жилье домовладельцу стало просто невыгодно выплачивать прежний кредит. Чистые убытки Фанни Мэй за 2007 год составили 2 миллиарда долларов. В течение следующих шести месяцев рыночная цена акций компании упала 80 процентов. Капитализация за тот же срок сократилась с 44 до 11,5 миллиарда. Печальными оказались и результаты деятельности Фредди Мак.
По закону и условиям кредита, несостоятельный должник лишается права выкупа закладной. Дом переходит в собственность банка-кредитора. Бывший владелец должен съехать, после чего банк выставляет дом на продажу. Но, во-первых, поскольку цены на недвижимость резко упали, продать дома должников по прежней цене стало невозможно. Во-вторых, по грубому подсчету, должников вместе с членами семей в Америке около 4 миллионов человек. Выгнать их всех на улицу немыслимо по политическим и моральным соображениям.
Кризис коснулся всех участников фондового рынка, так или иначе связанных с ипотечным кредитованием или просто оперировавших большими объемами ценных бумаг, обеспечением которых служили просроченные закладные. Среди моих знакомых, вложивших средства в ценные бумаги, нет ни одного, кто не потерпел бы убыток. Некоторые выбрасывают письма от брокеров, не вскрывая. Кое-кто собирался открыть новое дело, но решил взять паузу – сейчас не время затевать бизнес.
Это совсем не то, что российский дефолт 1998 года – тогда вкладчики потеряли свои сбережения, но потребительского кредита как банковской услуги в России не существовало. А в Америке без кредита нельзя шагу ступить. Речь идет не только о домах и товарах долговременного пользования, но и об оплате обучения в колледже, займах на развитие малого бизнеса и о многом другом.
Американские горки: дух захватывает
7 сентября директор Офиса по федеральному надзору в сфере жилищного строительства Джеймс Локхарт объявил о том, что его ведомство берет на себя управление Фанни Мэй и Фредди Мак. Обе компании были фактически национализированы. Их руководители отправились в отставку. Но это был только первый шаг. Вторым стал план спасения, предложенный министром финансов США Генри Полсоном.
От цифры «700 миллиардов долларов», которую Полсон просил у конгресса, захватило дух, как на американских горках. Сумма громадная даже по американским меркам: весь оборонный бюджет страны на 2009-й финансовый год составляет 515,4 миллиарда долларов. На эти деньги правительство собирается скупать у банков «плохие» активы, причем скупать не по рыночной, бросовой цене, а по номинальной.
Лишних 700 миллиардов в федеральном бюджете нет, их надо занимать на внешних рынках, залезать в новые долги. При этом Полсон категорически настаивал на полной своей неподконтрольности и неподсудности сделок с плохими активами.
24 сентября Генри Полсон и председатель Федеральной резервной системы США Бен Бернанке излагали свой грандиозный план в конгрессе. Но выяснилось, что излагать, в сущности, нечего – министр заявил, что не готов обсуждать детали, а на замечания законодателей о необходимости регуляции банковской системы отвечал: это все потом, а сейчас дайте 700 миллиардов. Когда же его спрашивали, почему он так уверен, что государство окупит затраты с лихвой, говорил просто: ведь поднимется же когда-нибудь рынок недвижимости – вот плохие активы и станут хорошими.
Но почему бы минфину не покупать «хорошие» активы, оставшиеся у банков? Именно так поступил «омахский оракул» Уоррен Баффет, самый успешный в мире инвестор и донор Барака Обамы, назвавший нынешний кризис «экономическим Перл-Харбором».
По итогам первой половины этого года журнал Forbes присвоил ему звание самого богатого человека планеты, оценив его состояние в 62 миллиарда долларов; Билл Гейтс оказался на втором месте. В сентябре Баффет потерял 12 миллиардов и вернулся на вторую позицию. Однако в октябре он заработал 8 миллиардов и снова стал «форбсом» номер один. А Гейтс понес убыток и остался вторым. «Оракул» всячески расхваливал план Полсона, говорил, что и сам бы в нем поучаствовал, дело выгодное, да вот только свободных денег нет. Оказалось, однако же, что кое-какие деньжата у Баффета завалялись: непосредственно перед крахом он прикупил акций крупнейшего в мире коммерческого банка Goldman Sachs на 5 миллиардов – не тех, разумеется, которыми теперь вместо обоев можно стены обклеивать, а привилегированных, с гарантированным 10-процентным дивидендом. Эта сделка и дала ему возможность заработать в тот самый месяц, когда другие инвесторы только теряли (17 миллиардеров из списка Forbes лишились более одного миллиарда, а Роман Абрамович, по данным агентства Bloomberg на 1 октября, – целых двадцати; общие потери русских «форбсов» составили 230 миллиардов долларов).
Когда на слушаниях в rонгрессе Бена Бернанке спросили, почему бы правительству США не последовать примеру Баффета, он ответил с подкупающей искренностью: «Люди (читай: банкиры. – В. А.) беспокоятся, не откроет ли это двери национализации вместо того, чтобы просто передать капитал этим банкам». Бернанке невольно проговорился: государство фактически даром передает средства обанкротившимся банкам.
План спасения Bacardi
Страшное слово «национализация» пошло гулять по страницам газет и звучать с телеэкранов. На совещании, на которое президент Буш в субботу 27 сентября пригласил лидеров конгресса и обоих кандидатов в президенты, присутствующие вышли за рамки обычной вежливости, а в самый критический момент министр Полсон буквально взмолился и в отчаянии встал перед спикером Палаты представителей Нэнси Пелоси на одно колено. Говорят, Пелоси сказала коленопреклоненному министру: «Понятия не имела, что вы католик». (На самом деле Полсон исповедует учение «Христианской науки».) Непосредственно из Белого дома участники совещания за исключением президента отправились в конгресс договариваться. В половине первого ночи Пелоси объявила журналистам, что компромисс достигнут, и в понедельник проект закона (его полный заголовок – «Акт 2008 года о чрезвычайной экономической стабилизации», а название в обиходе «закон о спасении») будет поставлен на голосование. Но в понедельник и ее, и Полсона постиг неожиданный афронт: палата представителей проголосовала против. Для утверждения закона не хватило 12 голосов.
Сенат оказался более покладистым и проголосовал за «спасительный закон». «За» голосовали оба кандидата в президенты, сенаторы Джон Маккейн и Барак Обама. Оба затем приняли участие в обработке членов нижней палаты. Поскольку большинство несогласных составляли демократы, особенное усердие пришлось проявить Бараку Обаме. Он всю неделю лично обзванивал непокорных законодателей, и некоторые, причем не только заднескамеечники, потом признались, что для них этот звонок имел решающее значение.
В конце концов, закон был принят с косметическими исправлениями и в тот же день подписан президентом. При этом он подорожал: сначала в сенате до 850 миллиардов, потом в нижней палате до одного триллиона. Такую сумму сложно вообразить воочию. Триллион однодолларовых купюр – это пачка денег высотой в 128 тысяч километров, что составляет треть расстояния от Земли до Луны. Эта масса денег превышает годовую выручку таких крупнейших американских компаний, как Wal-Mart, Exxon, General Motors и Ford вместе взятых. Это, наконец, 3500 долларов с каждого американца.
В удорожании законопроекта весь секрет сговорчивости законодателей. Членам нижней палаты в ноябре предстоят выборы (в отличие от сенаторов, они избираются каждые два года). Как показывает просмотр списка голосовавших против, оппонентами закона оказались те, чье переизбрание под вопросом – они не хотят ухудшать свое положение поддержкой непопулярных мер (эти меры одобряют не более 30 процентов американцев). В таких случаях применяется испытанное средство: член конгресса получает отступное в виде специальных ассигнований на нужды своего избирательного округа. Такие целевые ассигнования на американском политическом жаргоне называются earmarks – изначально это клеймо на ухе домашней скотины; решения о выделении этих средств включаются в текст закона в виде поправок. При этом все говорят о необходимости покончить с этой порочной практикой. Сенатор Маккейн, надо отдать ему должное, ни разу не требовал earmarks для своего штата Аризона, а сенатор Обама, наоборот, рекордсмен в этом виде соревнований – за три года в сенате он выбил для Иллинойса специальных ассигнований на миллиард долларов. В «спасительном законе» предусмотрены налоговые льготы для компаний, занимающихся бизнесом на Американском Самоа, для аляскинских рыбаков, пострадавших от загрязнения нефтью в 1989 году, для строителей стадионов для автогонок, для производителей рома в Пуэрто-Рико и на Виргинских островах...
Какое отношение к плану Полсона имеет компания Bacardi? Ни малейшего. Ну, а кроме того, в общей сложности у 56 членов конгресса в портфеле есть бумаги обанкротившихся AIG, Lehman Brothers, Fannie Mae, Freddie Mac, Bear Stearns и IndyMac. Еще бы им не одобрять меры господдержки банков!
Экономика – не точная наука. Сработают ли эти меры, никому неведомо. Хватит ли 700 миллиардов, никто не знает. Как сказала пресс-секретарь минфина: «Эта сумма не основана на каких-либо данных. Мы просто хотели назвать действительно крупную цифру».
Золотые парашюты
Расхлебывать кашу придется новому президенту. Кандидаты отдают себе в этом отчет, но понимают ли они, что происходит и что следует делать? Как только Генри Полсон огласил свой план, Джон Маккейн объявил, что прерывает свою кампанию, возвращается в Вашингтон и призывает соперника отложить теледебаты. Даже сторонники Обамы признают, что это было совершенно правильное решение – в условиях кризиса дискуссия на какие бы то ни было другие темы теряла смысл; но кандидат демократов не мог позволить себе проиграть на этом очко и потому отказался.
Дебаты состоялись. Оба кандидата высказались в пользу плана Полсона, но ни тот, ни другой, похоже, не осознали масштабов кризиса. Соперники привычно излагали свои экономические программы, не понимая, что кризис поставил крест на их щедрых посулах и что заключительная фаза борьбы за Белый дом проходит в совершенно новых условиях, уничтоживших прежние расчеты, смазавших рейтинги и обесценивших еще вчера казавшиеся неотразимыми аргументы.
Среди проблем, связанных с кризисом, особое место занимают «золотые парашюты». В Америке так называют щедрые выходные пособия, которые получают руководители обанкротившихся компаний. Выражение вошло в обиход благодаря Говарду Хьюзу. В 1960 году совет акционеров авиакомпании TWA потребовал его отставки с поста президента. Хьюз ушел, но оставил себе пакет акций, которые при продаже принесли ему доход в сотни миллионов долларов.
Сегодня самой яркой иллюстрацией алчности обанкротившихся дельцов стала история со страховой компанией AIG, на долю которой из спасательного пакета пришлось 85 миллиардов. Руководители компании выписали себе миллионные бонусы и отправились на калифорнийский курорт отдохнуть, заплатив за поездку почти полмиллиона все из тех же денег.
Другой пример – генеральный директор инвестиционного банка Lehman Brothers Ричард Фулд. 15 сентября банк объявил о своем банкротстве. Оно стало крупнейшим в истории США. Крах, однако, не помешал Фулду катапультироваться на «золотом парашюте». На слушании в конгрессе он заявил, что считает свои решения, принятые им в качестве главы банка, «разумными» и «уместными».
– С 2000 года вы получили более 480 миллионов, – сказал председательствующий Генри Воксман. – Это почти полмиллиарда долларов. Очень многим людям трудно представить себе такую сумму. Ваша компания теперь банкрот. Наша экономика – в состоянии кризиса. Но 480 миллионов долларов останутся у вас. У меня к вам очень простой вопрос: это справедливо?
– Пожалуй, это все же неточная цифра, – ответил Фулд. – За время, о котором вы говорите, я получил деньгами что-то около 60 миллионов и сверх этого, по-моему, чуть больше 250 миллионов. Тоже большие деньги, конечно.
– Тоже большие деньги, – с укором повторил Воксман. – Вы владеете домом на океанском побережье Флориды стоимостью 14 миллионов долларов. У вас есть летний дом в Сан-Вэлли, штат Айдахо. Вам и вашей жене принадлежит коллекция произведений искусства, в которую входят живописные полотна стоимостью миллион долларов. Вы обрели все это достояние, рискуя чужими деньгами. Вы думаете, что это справедливо?
– Г-н председатель, – не смутился Фулд, – когда дела у компании шли хорошо, нам было тоже хорошо. Когда дела пошли плохо, сэр, и нам было нехорошо.
– В этом механизме, г-н Фулд, – возразил Воксман, – похоже, что-то сломалось, потому что вам было очень хорошо, когда дела компании шли хорошо, и было не хуже, когда дела у компании шли плохо. А ваши акционеры, которые владели вашей компанией, остались теперь с пустыми руками.

Новость последних дней: у табло на Таймс-сквер, показывающего размер национального долга США, нет возможности показать реальную цифру: табло рассчитано на 13 знаков, а сумма долга составила нынче 14-значную цифру, десять с половиной триллионов долларов. Компания, которой принадлежит табло, обещает в ближайшее время добавить еще два знака, и тогда табло сможет показывать квадрильоны.

Вашингтон
http://www.sovsekretno.ru/magazines/article/2044