Уильям Сомерсет Моэм писал рассказы для журнала «Космополитен» размером 1300-1600 слов каждый. Решил попробовать и я. Все эти 1609 слов я посвящаю Ю.Н. с любовью и верой в лучшее. Хочется сразу оговориться, что это просто рассказ. Не намек, не осуждение, а просто рассказ. Проба пера.
Идея пришла случайно, когда я ехал в метро: сюжет был мгновенно записан под корку, а дома воспроизведен. Единственное, чего мысль так и не осилила – это название. Поэтому позвольте никак не обзывать свой опус.
02 марта 2008 года
Крапивин Б.Н.


Вылезая утром из ванной, она поскользнулась и ударилась головой о дверной косяк. Из ссадины почти мгновенно пошла кровь. Она стерла алую жидкость со лба и облизала палец. Здесь можно было бы ставить точку, если бы она так не любила кровь. Нет, она не вампир, она просто пьет кровь. Своя показалась ей сладковатой и невкусной, потому как ей было, с чем сравнивать. Но все по порядку.
Забыл сказать, что звали ее Юна, и жила она в обычной квартире в центре самого обычного города, коих раскидано по планете миллионами. У нее не было неординарных увлечений, и она, как и все нормальные девушки ее возраста (а ей было двадцать), обожала музыку, литературу, фрукты и жизнь. Мирно сосуществовала с родителями и была вполне счастлива. Грешно было бы не сказать пару слов о внешности: Юна красива и стройна, без какого-либо видимого изъяна. Нет, такие девушки не пялятся с обложек глянцевых изданий подведенными глазами, прикидываясь полными дурочками, но им вслед часто оборачиваются – мужчины заинтересованно, а женщины завистливо - весь экстерьер кричит о внутреннем достоинстве и душевном равновесии. Одевалась она неброско, но со вкусом, дополняя скромный наряд какой-нибудь необходимой, по ее мнению, деталью – заколкой, цепочкой или брошью. Выходило очень женственно и утонченно. Можно и здесь поставить точку, если бы она так не любила кровь.
Кто сказал человеческую? Позвольте мне договорить. К своей слабости Юна привыкла, как это обычно бывает, случайно. Просто однажды она тяжело захворала. Нет, снова не то. За пару месяцев до болезни ей под руку попалась миска с сырой говяжьей печенью, купленной мамой накануне. Уж не знаю, что ее заставило, но она выпила кровь, вытекшую в посудину. Родители это, разумеется, заметили, сперва даже посмеялись, затем стали прятать от нее сырое мясо (в школе все-таки учили, что вредно такое сыроядение) – стала таскать втихаря. Ничего, кроме крови, она не пила с такой жадностью и страстью; терпкий солоноватый вкус живительной жидкости, ее запах надолго врезались в память. Потом Юна заболела. Она была уверена, что стоит ей дать испить любимого «напитка», она тут же излечится. Но об этом никто не знал, и если она просила удовлетворить ее похоть (именно так называли родители ее увлечение), не обращали внимания – мало ли что больной ребенок говорит. Не знаю, как уговорила Юна отца, но тот принес ей говяжью печень в банке, и свершилось чудо!
После таких событий домочадцы стали относиться к необычному увлечению дочери философски – ну ладно, мол, если так хочется. Надо сказать, что очень скоро она стала всем телом ощущать физиологическую потребность в крови: при «голодании» чувствовала недомогание, головокружение, страх, иногда в груди появлялась тупая боль, словно ей ломило ребра. Но всего пара глотков решали все проблемы. Когда Юна вступила в дееспособный возраст, то сама стала зарабатывать на свои нужды. Училась комбинировать вкусы, запахи и делала себе питательные смеси. Как правило, основными ингредиентами была кровь из говяжьей печени и свиной головы. Чтобы как-то оправдать в своих глазах такую жажду крови, девушка свято верила, что подобное питание чрезвычайно полезно для здоровья - регуляция уровня гемоглобина, сахара, частоты сердечных сокращений, общее укрепление иммунной системы инородными антителами и прочее. Разумеется, она отдавала себе отчет, что всего-навсего выдумала эти факты, но так как-то спокойнее.
Юна была общительным, коммуникабельным человеком. У нее много друзей, бурная коллективная жизнь, она без труда получала от окружающих практически все, что хотела. Всегда честная, открытая и почти без комплексов, она была душой компании. Близкие люди отмечали ее начитанность, образованность, обширность кругозора; она часто и подолгу говорила, от чего, правда, некоторые немного уставали. Юна могла поддержать любую тему, осветить каждую проблему, при этом частенько ее мнение диаметрально разнилось с общественным. Любимая область действительности, к которой она относилась с трепетом и благоговением – астрономия. Во всех девичьих мечтах и снах Юну тянуло к звездам и далеким галактикам: она представляла, как парит в космическом вакууме, наслаждаясь вселенской тишиной. У окна ее комнаты стоял красивый телескоп с оптикой фирмы “Zeiss” (тогда все почему-то сходили с ума от этого названия, и линзы этого производителя ставили даже на мобильные телефоны), на потолке висела карта звездного неба, куда она устремляла свой взор перед тем, как уснуть и полететь к другим мирам. Она была настоящей мечтательницей.
К двадцати годам Юна ни разу не влюбилась. Да, конечно, мальчишки дергали ее за волосы в школе, она пользовалась колоссальным успехом у молодых людей всех возрастных категорий. Юноши постарше видели в ней сформировавшуюся особь, готовую к половой жизни и созданию семьи; отроки, что помоложе, подсознательно ценили ее материнский инстинкт, который, к слову говоря, необычайно рано проснулся. Но Юна еще не сделал свой выбор. На самом деле, ее это не особо заботило – видя ажиотаж, творящийся вокруг нее, просто ждала свое счастье, будучи уверенной, что она пока молода и одна, если приспичит, не останется.
Разумеется, она скрывала даже от самых близких друзей свою маленькую слабость. Во-первых, таинственность и какая-то постоянная недоговоренность грели душу – ее радовало, что никто, кроме родителей, на третьей планете от Солнца не знал о таком секрете. Во-вторых, девушка себе и не представляла, как подойдет к какой-нибудь подруге и ехидно так произнесет: «А я обожаю пить кровь, жить без нее не могу». Нет, Юна вовсе не боялась осуждения или молвы, не боялась, что кто-то будет крутить пальцем у виска (в конце концов, пить кровь – не преступление), она вообще не собирала о себе мнения; просто люди проявляли бы любопытство и требовали бы подробностей. А кому это надо? В принципе, можно и тут поставить точку, если бы она так не любила кровь. Но хочется, наконец, начать…
Значимые события в жизни Юны не заставили себя долго ждать. Ей только что стукнуло двадцать (кажется, я уже об этом говорил), за окном пела весна, и девушка чувствовала себя абсолютно счастливой: никаких бытовых склок, нервных подергиваний, психозов – ничто не омрачало ее настроения. Она всех любила, всем дарила тепло и слушала просыпающуюся природу. Все шло, как нельзя лучше.
Но на голову упал кирпич. Нет, плохо сказал…
Но в сердце кольнула игла. Еще хуже.… Не знаю я, как это можно литературно приукрасить. Просто в один из таких дней Юна влюбилась.
Он был великолепен! Юна мгновенно признала в нем ТОГО САМОГО из ее космических снов. Высок, плечист, подтянут, прямые русые волосы зачесаны назад; одет со вкусом, но во внешности присутствует легкая небрежность, этакая французская неряшливость, которая мгновенно выделяет любого молодого человека из толпы. Он стоял и смотрел близоруким взглядом в бесконечность. Юна не растерялась, подошла знакомиться. Глупо описывать содержание их диалогов, эмоциональный фон бесед – это все неинтересно и даже вторично. Выяснилось, что у молодого человека очень редкое по тем временам имя, берущее начало на Скандинавском полуострове. Честно говоря, я его не запомнил (стыдно забыть экзотическое имя, но у меня дурная память на имена и названия). Первое, что меня в нем поразило – невероятная сдержанность на грани аутизма; действительно, кто-то же должен был гасить чудовищную энергетику Юны. Говорил он мало, но всегда по делу – вставит в разговор только то, что в нем действительно не хватало; превосходно разбирался в музыке и высоких технологиях, но ничего не знал о том, что творится за стратосферой. Я часто заставал их в то время, как она жарко рассказывала ему о далеких мирах и демонстрировала в телескоп какую-нибудь очередную комету. Он восхищенно слушал, впитывая каждое слово. Вместе они были великолепной парой.
Примерно за полгода подобного общения они невероятно сблизились, почти породнились, несмотря на то, что у каждого неподалеку был человек, который знал о нем абсолютно все. Всякий раз, когда они встречались и часами бродили по улицам (это было их любимое времяпрепровождение), занятые очередным спором, Юне хотелось рассказать ему свой секрет; она была уверена, что друг поймет и вполне адекватно отреагирует. Ей казалось, что такое признание внесет определенную ясность в их отношения, добавит романтизма. Почему-то она постоянно откладывала это событие до «завтра», «на следующей неделе», «в четверг» и так далее.
В тот день она решилась. Хватит молчать, хватит краснеть и отводить взгляд в разговорах об увлечениях и кулинарных пристрастиях! Она прокручивала в голове события, последующие за признанием: он выпучит глаза и удивится, или, может, грустно взглянет в пол и задумается о чем-то своем, или скажет: «Подумаешь, с кем не бывает» и улыбнется. А вдруг у него тоже есть тайная слабость? Бурное детское воображение Юны нарисовало картину, как ее любимый ходит по улицам и, например, объедает углы кирпичных зданий; как где-нибудь в гараже он держит коллекцию засушенных человеческих голов, привезенных после визита к кровожадным африканским племенам. Усмехнувшись, девушка влезла в любимые сапоги и вышла из дома. Она была хороша, как никогда: за полгода головокружительных отношений невероятно изменилась – летящая походка, ясный взгляд и та магическая нежная женственность, сводящая окружающих с ума.
Неуверенно, вполголоса Юна, наконец, произнесла то, что не давало ей покоя эти месяцы. Никаких эмоций не проступило на лице любимого, ровным счетом ничего: «Господи, и это все? Я-то думал.… Иди ко мне». Он крепко обнял девушку и поцеловал в лоб.
Дальше случилось то, что до сих пор не укладывается ни в моей голове, ни в голове виновницы происшествия: Юна наклонилась к его шее и впилась зубами в пульсирующую артерию – раздался звук раздираемой плоти и слегка сдавленный стон юноши. Но самое страшное – это его взгляд в тот момент – холодный, душераздирающий взгляд, словно вопрошающий: «За что?» Он даже не попытался вырваться или освободиться, хотя мог это сделать, молча обмякал в ее объятиях, а она сосала из него жизнь, не отдавая отчета в своих действиях. Наконец, она оторвала зубы от шеи, положила тело на землю, запрокинув бледное лицо, легла ему на грудь и зарыдала.
А где-то высоко на небосводе светила полная Луна…