Настроение сейчас - Больно....

Машину качнуло. Я вздрогнул и вывалился из чёрного мешка сна. В машине было жутко холодно, и я очень замерз. Снег с дождем все еще продолжал заливать окна, барабанить по крыше и искриться в свете натриевых фонарей. Как же здорово, что теперь все стоянки и развязки на федеральных трассах освещены именно таким, золотым светом. Светом, который видно издалека и который согревает душу, хотя бы виртуально. В полумраке я сел на заднем сидении, которое только что служило мне диваном. Пусть маленьким, но принимающим меня безотказно и безмолвно. В снег и в дождь, не задавая ни единого вопроса. Диванчик этот уже давно понял, что я болен, болен серьезно. Мое бегство от своей судьбы проходило у него перед глазами. Хотя в отсутствие таковых, он просто знал этот печальный факт. И потому каждый раз, когда мне случалось оказаться ночью вдали от крова, он служил мне свою службу. Я нашарил один туфель и безуспешно пытался отыскать второй. Каким-то образом я затолкал его под переднее пассажирское сидение и теперь, что бы достать его оттуда мне потребовалось немало времени. Замерзшие пальцы слушались плохо, да и сознание ко мне вернулось лишь отчасти. Я слишком устал чтоб продолжать вести машину под ночным снегопадом, и в тоже время взявшийся за меня озноб просто не оставил возможности для нормального сна.
Мимо прогудела очередная фура и машину снова сильно качнуло. Я закончил завязывать шнурки. Вытащив из кармашка баночку с энергетиком, я стал выбираться на улицу. Мерзкая погода ударила по лицу холодной оплеухой. Посмотрел на часы, было начало шестого. Я запрокинул назад голову, подставив непогоде лицо. Секундой позже по щекам потекли потоки воды и талого снега. Дремавшее сознание внезапно обожгло, и из легких вырвался легкий свист. Я прищурился, играя зрением с пронизавшими воздух золотыми нитями. Мысли стали набирать пугающий темп и кровь, горячая кровь прилила к щекам. Я открыл баночку с тонизирующей дрянью и опрокинул в себя содержимое. Я снова готов. Я должен продолжать свой путь. Как же это нелепо, убегать от счастья как можно дальше, чтоб потом пытаться вернуться к нему. Причем в более короткий срок. Пока мне удавалось поддерживать необходимую скорость. Но я знал, да что там знал, я уже начал чувствовать, как приближается та черта, за которой я упаду. Пальцы пробежали по ручкам и замахали щетки стеклоочистителей, вспыхнул ближний свет, замерцала клавиша отопителя заднего стекла, и еще много чего ожило в автомобиле только потому, что я этого захотел. Почему бы мне не захотеть сделать себя счастливым? Этот вопрос, адресованный самому к себе, вызвал у меня улыбку, и машина резко рванулась в ночь, оставляя за собой золотой свет фонарей. Такой теплый и уютный, такой лживый и безразличный свет. Я всматривался в грязную ночь, в красные огоньки едущей впереди машины, точно это были глаза монстра. Глаза, светящиеся глубоким огнём возмездия за совершённые грехи. Я смотрел в них и следовал за ними, точно и неуклонно. Усталость висла на моих руках, сон сыпал песок в глаза, а я продолжал рассекать пелену дождя и снега. Продолжал делать то, что умею делать, пожалуй, лучше всего. Периодически память выхватывала меня из-за кожаного спортивного руля моей машины и уносила прочь. В те далёкие дни, когда я считал себя счастливейшим из мужчин, и наоборот, когда был, терзаем разлуками и обречён на бесконечное одиночество. Швыряла то на заснеженные, бескрайние просторы крайнего севера, туда, где ледяной ветер подобно миллиардам маленьких бритв рассекает кожу и душу, где волна восхищения и трепета накрывает сознание от красоты северного сияния. То погружала в теплый, солёный прибой ночного моря, наполняя воздух ароматом степных трав и звуками крымской ночи. Но все мои воспоминания и переживания жили неотъемлемо от её образа. Её глаза и голос присутствовали в каждом фрагменте, в каждом пазле моей безумной жизни. Я крепко, насколько позволяла усталость, сжимал отполированную кожу руля. Мысли мелькали вместе с дорожными указателями, спящими деревнями и ярко освещенными станциями АЗС. Я делал то, что должен был делать и мучился одним единственным вопросом, ответ на который я так боялся себе дать.
За лобовым окном родилось ещё одно грязное и ненужное утро. Я выключил фары. Небольшие города стали попадаться всё чаще и чаще. Люди, точно пингвины, сбившись в стайки, стояли на остановках. Заспанные, хмурые, кутаясь в свои плащи, они как нельзя лучше отражали пришедшее в их город осеннее утро. Осень опять завладела сердцами и парками, бульварами и деревнями, городами и проспектами. Без боя вошла она во дворы, расставила часовых возле парадных, заглянула в окна. Повисла белой пеленой тумана над дорогами, рассыпала по аллеям янтарь облетевшей листвы. Прихватила утренними заморозками яблоки в опустевших садах. Ничего. Ни слов, ни тепла, ни надежды. Полная и безоговорочная капитуляция лета. И все мы её пленники. Замерзшие, промокшие и одинокие в этом осеннем безразличии. Облетевшие судьбы с дерева жизни. Осень-это не время года и не грибная пора. Осень-это маленькая смерть, которой никто не избежал. На щитке приборов загорелась лампочка уровня топлива. Самое время поискать заправку, при отсутствии желания потеряться среди угрюмых осенних полей.