[150x450]
В колонках играет - Морской прибой.Настроение сейчас - ....и воспоминания поглотили меня.Всё в мире гармонично. Всё, что девственно от рук человеческих.
Гармонично и безупречно.
Море тяжело выдохнуло. Волна с гулким шумом разбилась о песок и сбежала тонкими струями в вечность. Он сидел на краю пирса. Желание утопить телефон, который разрушил его хрустальную мечту, понемногу ослабло, стихло. Нет. Он не сделает этого. Телефон лишь безукоризненный проводник женской глупости, вряд ли заслуживает смерти. Глупость наоборот бессмертна. Она от Эдамского сада до настоящего мига ставит мужчин на колени, удаляя потерянную благодать. Отвесная стена Кошк-Айя безучастно всматривалась в ночь, пытаясь различить, где кончается небо с мириадами звёзд, и начинается море. Ночь, чёрная как грехи всего мира окутала свет.
Утро золотыми нитями прокралось в комнату, повисло в воздухе, ласкало отдохнувшую плоть, не в силах излечить измотанное сердце. Он открыл глаза. Вынырнув из небытия, стал, уязвим для печали, обид, и какой-то детской растерянности. Понимание своего бессилия подтачивает веру в завтра, уступая место страху. Как же просто и до абсурда неестественно ломается воля, смысл, надежда. Даже без хруста, а точно смешанный пазл, минуту назад являвший собой живописный пейзаж, превращается в вульгарную массу. Он был сломлен и потерян. А ещё обижен. И это было хуже всего. Он знал это.
Тем не менее, утро расцветило неземными красками небо и море-два вечных и неоспоримых свидетельства величия Творца. Всё было и будет. С нами или без. Калейдоскоп чувств швырял его из темноты отчаяния в бесконечную глубину лазурного неба. И управляет всем этим подчас всего одно слово. Он не мог знать, как время извратит его намерения, как оно подчинит свободную волю и истинный выбор уродству стихийных обстоятельств. Желание жить и быть с ней, подобно жажде, выжигает на сердце даты и числа. Цифры и буквы в бесконечном хороводе тоски обрываются лишь на мгновения, давая им передышку, но тем труднее сказать ей до встречи.
Утро не сумело удержать чистую свежесть дыхания моря, и полуденный зной притаился на его лице и груди жемчужинами пота. Стало жарко, и мысли вязли в мареве, замедлялись и уносились белыми облачками вдаль, чтоб вернуться, непременно вернуться в самый неподходящий момент. Каждый день тысячи тысяч губ сливаются в прощальных поцелуях, в последний раз вкушая родное тепло, но сами того не знают. Сотни сердец мчатся по свету, чужие друг другу. Он знает, как это больно. Как долго….. Он устал прощаться, устал уходить, ждать и помнить. Неся с собой и согревая памятью минуты нежности, подаренной им двоим, он день за днём слабел, и по крупицам терял тот свет, что наполнял его существование смыслом. В это утро, перед тем, как начаться новым заботам, он заметил в себе ещё одну отгоревшую в немом ожидании крупицу надежды. Он резко повернулся и поднялся с кровати. Это ему далось на удивление легко. Спать он не хотел. Он уже ничего не хотел. Пожалуй, только умыться.