В то время как остальные находили теплые
места, я перебивался с одного тощего заработка на другой, и все же чуть душа
с телом не расставалась. Меня увольняли почти сразу, как нанимали. Я обладал
недюжинным умом, но внушал недоверие. Куда бы я ни поступал -- я сеял раздоры, и не по своей
наивности, а потому, что походил на прожектор, высвечивавший всяческую
глупость и тщетность. Кроме того, я не умел лизать жопу начальству как
подобает. И это, несомненно, выделяло меня. Когда я спрашивал работу, по
моему виду сразу же определяли, что мне до лампочки, получу я ее или нет. И,
разумеется, в основном я ее не получал. Однако вскоре сами поиски работы
стали для меня родом деятельности, забавой, так сказать. Я заходил и просил
какой-никакой работы. Так я убивал время, не хуже, насколько я понимаю, чем
на самой работе. .Я был Себе хозяин, у меня оставалось свободное время, но,
в отличие от других хозяев, я располагал только собственным пепелищем и
собственной несостоятельностью. Я не был ни корпорацией, ни трестом, ни
государством, ни федерацией, ни содружеством наций -- скорее, я был похож на
Господа Бога, если уж на то пошло.
Так продолжалось с середины войны вплоть до ... скажем так: одного
прекрасного дня, когда меня захомутали. В конце концов настал день, когда я
отчаянно возжелал работы. Я нуждался в ней. Не имея ни одной минуты в
запасе, я решил согласиться на самую распоследнюю работенку на свете, а
именно: курьера.