Роман про большую политику, двойника президента и психиатрическую клинику. Любые совпадения и параллели с реальными лицами являются случайными и полностью лежат на совести читателя.

Глава 1.

Вошедшего человека было сложно не заметить. Он держался так, словно весь мир принадлежал ему одному, а хороший костюм на нем смотрелся, как седло на корове. «Точно — военный и командир, может даже, не бывший», - сразу же подумал я.

Понятно почему: в сложной ситуации человеку приходится быть очень уверенным в себе. Особенно руководителю. Однажды я пробовался на роль такого человека, и я успел хорошо сжиться с этой ролью. «Если вы увидите, что я стану сомневаться — пристрелите меня!» - говорил мой персонаж своим подчиненным: «если у командира вдруг появятся сомнения — исчезнут последние шансы, что мы выживем...» я смотрел и, казалось, узнавал своего героя. Сама профессия требует, чтобы его считали королем, а всех вокруг - валенками. Плечи, походка, «стойка», движения рук… все манеры говорили об такой уверенности.

Что касается одежды, то его рубашка была гармоничной только тем, что не соответствовала ни костюму, ни галстуку. Но от человека, который живет на свежем воздухе и одевается в хаки, трудно ждать, что он знает, как в тон костюму выбрать рубашку и как завязать галстук. Накладные плечи делали и без того большие плечи – почти непристойно широкими. Ну и наконец, его брюки оказались короткими, и когда он присел за стойкой, бросилось в глаза, что волосатые ноги засверкали из-под них. И хотя костюм шили хорошие портные, можно было сказать, что этот мужлан был одет не ахти. Не по отдельности, а все вместе, это даже не намекало, а кричало об особом образе жизни их владельца.

Естественно, держа свои мысли при себе, я незаметно проследил, что он заказал и обернувшись к стойке, взял то же самое. Если это поможет разговорить будущего собутыльника, из него можно вытянуть кредит. ГБ-шники сравнивают такой развод на деньги с «рапортом» при вербовке. Я ждал, что мой будущий собеседник будет парнем не большого ума, чтобы владеть этими методами. А если и окажется с ними знаком, то только как жертва каких-нибудь вокзальных лотерей.

— Мягкой посадки! — сказал я собеседнику, «чокаясь» с ним в воздух.
Вместо того, чтобы ответить: «Мягкой посадки!»/ «Тебя туда же!»/ или другую похожую чушь, он окинул меня взглядом и негромко сказал:
— Наверно хороший тост, но не по адресу. В жизни не летал.

У меня была возможность придержать язык. Клуб был в центре, вполне демократичный. Военным, понятно, лучше обходить такие места стороной: место было не в их вкусе, и лишнее внимание здесь им не надо. И если какой-то вояка появится тут в цивильной одежке, тихо сядет в угол и будет что-то утверждать — это полностью его личное дело. Я и сам выбрал себе это место только потому, что здесь можно было посидеть и выпить, не будучи замеченным. Мне иногда приходилось одалживать небольшие суммы по разным адресам. Конечно, ничего страшного, но лучше не нарываться на неприятности. Я должен был сообразить, что у него тоже могут быть причины оказаться здесь, и отнестись с уважением к чужому бизнесу.

Однако контакт установился, и дальше мной двигали отсутствие других дел, пустой кошелек и возможность «занять» у случайного знакомого: — Не надо трахать мозги, брат, — ответил я, не выходя из «рапорта». — Если ты гражданский, то я балерина... Спорим, что в Афгане, ты прожил дольше, чем в Москве, — оценив его не юный возраст, усмехнулся я.

— Ты…, потише, — выругался он, почти не шевеля губами. — Почему ты так уверен, что я военный? Мы ведь не знакомы?
— Твою же мать… кого ты лечишь, — усмехнулся я. — Ты же можешь назваться кем угодно. Но у меня, не чугунок на плечах. Ты выдал себя, как только вошел.
Он снова тихо выругался.
— Как? — спросил он.
— Не переживай. Вряд ли кто-то кроме меня смог заметить. Просто я вижу вещи, на которые люди обычно не обращают внимания, — уверенным жестом я сунул ему под нос свою визитку. Владислав Бушуев. Индивидуальный Предприниматель, он же сам себе режиссер. Этакий «Великий Слава»: несколько эпизодов, реклама, тамада, развлекательные программы, свадьбы, корпоративы, анимация, сценарии …

— Кажется, понимаю, — Он положил карточку в карман и тихо продолжил, - но как мое поведение отличается от нормального?
— Я покажу, — сказал я. — Сейчас я пройду к двери так, как ходят нормальные люди, а обратно вернусь так, как ходишь ты. Сразу увидишь. Я отошел и, развернувшись, пошел обратно, сильно утрируя его манеры, чтобы даже нетренированный взгляд мог заметить разницу. Ноги ступали на пол, хоть и уверенно, но мягко и словно осторожно, как бы нащупывая пол. Тело чуть наклонил вперед, задницу чуть отклячил назад, руки вытянул немного вперед, при ходьбе не касаясь ими тела — словно им было непривычно ничего не нести, и в любой момент я был готов схватиться за что-нибудь, чтобы удержать равновесие.

Было еще с десяток деталей, которые сложно описать словами: короче, чтобы так ходить, нужно ходить с грацией гориллы и жить жизнью гребаной десантуры, с расслабленным, одновременно напряженным телом и бессознательным балансированием. Это можно попытаться объяснить, но это приходит только с годами службы. Только так. Офисный планктон, которым заполнена Москва, простые горожане, кто просто ходит на двух ногах, ходят совсем иначе, чем те, кого подстерегают опасность и неожиданности. Глазами показывая ему на «акценты» я повторял его движения... «Химия» между нами становилась все более осязаемой, что делало потенциальный займ более реальным и крупным.

— Ты понял, что я имел в виду? — спросил я, присаживаясь рядом.
— Кажется да, — хмуро согласился он. — Неужели я и правду хожу так?
— Да.
— Хм-м-м… у тебя можно взять пару уроков? – неожиданно он сам пошел навстречу.
— Ну не самый плохой вариант, — шутя согласился я.
Он молчал, продолжая разглядывать стакан, затем попытался начать разговор, но его междометия быстро закончились, словно он менял программу. Он кивнул бармену наполнить наши стаканы. Залпом выпил свою порцию, расплатился за все и проворно соскользнул со стула.
— Подожди, щас вернусь, — быстро сказал он и исчез.

После того, как он заказал мне выпивку, отказать не было причин. Да, честно говоря, и не хотелось: он заинтересовал меня. Он даже понравился мне, несмотря на то, что наше знакомство длилось не более десяти минут. И я собирался… хм… говоря деликатно облегчить его карманы. Казалось, что он был из приятного типа туповатых верзил, которых уважают друзья и обожают бабы.
Он пошел своей «характерной» походкой вглубь клуба в туалет, пока за столик у входа присаживались несколько заросших бородами кавказцев.

По правде говоря, я не понимаю эту публику. У каждого свой опыт - у меня свой. Я не люблю, когда люди в городе изображают из себя этаких туземцев-дикарей, больше похожих на шумных крестьян. Есть категория людей, которой сложно сойти за цивилизованных жителей — даже при желании. А они еще и утрируют в чужом городе свой акцент, частят междометиями и говорят так громко, что могут заполнить собой пространство небольшого стадиона. Если бы мог, предпочел бы не видеть эту публику: на мой взгляд, в центре Москвы они похожи на экзотических животных, только-только слезающих с деревьев. Никого не обижу, если скажу, что мне не нравится их речь, манеры, способ начинать разговор, манера не пить, не платить и то, как они шумят.

Но думаю, что никто не может обвинить меня в расовых предрассудках. Во первых, я держу свои мысли при себе. А во вторых, для меня не важно: какого цвета у человека кожа, к какой расе он относится и в какого бога верит. У меня много разных друзей и знакомых. Но люди всегда были для меня людьми, а вот наехавшие и заполнившие Москву кавказцы часто … на мой взгляд есть грань между поведением цивилизованных людей – и быдла. А на мой взгляд, этих конкретных посетителей бара не сразу выпустили бы из зоопарка. Если бы пришлось выбирать, то я наверно предпочел бы взасос поцеловаться с домашней псиной, чем провести лишние полчаса за столом с ними. И то, что их свободно пускают в бары, посещаемые нормальными людьми, кажется мне совершенно возмутительным. Но это, Москва, мать-ее столица, частный клуб, дневное время, фейс-контроль отсутствует. Существуют законы Российской Федерации. И любой человек вынужден уважать Конституцию, что бы он о ней не думал. Так что: либо терпи – либо уматывай. И ничего не поделаешь.

Когда я бывал здесь раньше, тиках типов здесь не бывало — я бы непременно заметил это и нашел другое место. По той же причине их не могло быть, когда я ходил к дверям и обратно. Но теперь они были здесь, сидели вокруг своего стола, разглядывая окружающих, громко разговаривая и гогоча. Музыке определенно стоило бы шуметь громче.

Даровая выпивка передо мной, уже не очень держала меня. Я надеялся дождаться нового знакомого, вежливо поблагодарить его – и свалить. Но вдруг я вспомнил, что скрываясь, он бросил неприязненный взгляд в ту же сторону. Может быть, его уход был как-то связан с этими нацменами? Я снова посмотрел на них, пытаясь понять, наблюдают они за мной или нет — но разве можно сказать, куда смотрит или о чем думает эта заросшая физиономия бородатой деревенщины?

Кстати это мне ни в ком не нравится, кем бы он ни был... Но я со своими взглядами вам не навязываюсь, а вы не лезьте на мою колокольню со своей моралью.

Несколько минут я сидел, вертя в руке почти пустой стакан, занятый предположениями, что могло случиться с моим собеседником. У меня были основания предполагать, что его гостеприимство может превзойти размер обеда, а если мы станем друг другу достаточно «симпатико», мне может обломиться денежный займ. Я предпочитаю говорить – заработок. Ибо есть займы, которые даются по собственной инициативе, подразумевают помощь и то, что забирать их никто не собирается.

Перспективы у меня были, откровенно говоря, никудышные. Два месяца я сидел совсем без работы и не мог дозвониться ни до каких агентов. Был не-сезон. Этот «не сезон» был постоянно. Их автоответчики записывали мои сообщения, но никто не перезванивал. Агенты либо сдохли, либо не хотели звонить, либо рынок действительно был в мертвом состоянии. Либо (что наверно еще хуже) таковы были мои шансы на нем... Если еще месяц у меня не будет работы и денег для подкормки моего бренного существования, мне придется пересдавать часть жилья – таким же приезжим. Низко упали акции моего ИП.

В разгар этих грустных размышлений, меня окликнул бармен.
— Тебе звонок...
— Чего? А… спасибо, брат. А где можно поговорить, чтобы потише?
— Прости, братан. Но телефон нельзя унести.
— Хрен с ним. – ответил я. Иногда спасибо звучит не похоже на благодарность. Но так как мне нечего было дать бармену на чай, я старался дать голосу больше озабоченности и искренности. Взял трубку.
— Прошу прощения, что беспокою — я услышал голос недавнего знакомого, — но я очень торопился и не могу объяснить все, что хотел бы. Не можете ли вы прийти в комнату 206 в «Новотеле». Это рядом.

Объяснять он ничего не стал. «Новотель» — был таким же неподходящим для десантника отелем, как и клуб, где мы встретились. Я интуитивно чуял опасность, но выбора особо не было: кошелек был пуст. Ну и в самом деле, что могло быть там опасно: не будет же этот идиот приглашать первого встречного, с которым познакомился в баре несколько минут назад, в свой номер, да еще так настойчиво — по крайней мере, одного с ним пола.
— Зачем? — спросил я.
На том конце провода голос словно перехватило, как будто этот человек привык, чтобы ему подчинялись беспрекословно. У меня снова возник профессиональный интерес. Так раздраженно реагируют на мешкающегося подчиненного. Но он быстро взял на себя в руки и спокойно ответил:
— Слава, у меня нет времени объяснять. Вам нужна работа?
— Вы собираетесь предложить мне работу по профессии? — медленно спросил я. Какое-то мгновение мне показалось, что он хочет предложить мне что-то непристойное… Ну, вы понимаете — ту еще работенку. Методы развода всегда немного на грани. Хотя повода я, вроде бы, не давал и мне всегда удавалось сохранять профессиональную независимость, невзирая на житейские неприятности. Но обстоятельства и некоторые интонации меня настораживали.
— Конечно же по профессии, — быстро ответил он. — Требуется актер очень высокой квалификации.

—А что за работа? — спросил я, надеясь, что чувство облегчения никак не проявилось в моем голосе. Я бы сегодня согласился на любую работу. С удовольствием взялся бы за роль репки или балкона. Но ты живешь «в рынке», и из профессиональных соображений нельзя показывать свою заинтересованность. — У меня сейчас есть несколько предложений.
Он не клюнул на удочку: — Не могу рассказывать это по телефону. Ведь можно подслушать даже самые защищенные линии. Да и хотел бы смотреть на вас, чтобы видеть, как вы меня понимаете. Лучше встретиться.

Чувствовалось, что я ему нужен, значит, свою заинтересованность было показывать ни к чему. Зачем ему знать, что он мне может быть нужней, чем я ему??
— Послушайте, — возразил я. — За кого вы меня принимаете? За мальчика на побегушках, который готов разбиться в лепешку, лишь бы ему дали поднос? Я все-таки, не студент. — Я шутил, пытаясь сохранить видимость независимости. — Что вам нужно?
— Хм… Извини… - он согласился, с тем, что я главней, - но я действительно не могу рассказать этого по телефону. Сколько вам обычно платят?
— О чем вы?… Вы имеете в виду мою ставку?
— Да, именно!
— За одно выступление? Или за неделю? Или стоимость длительного контракта?
— Нет, нет. Сколько вы берете за полный день?
—Сумма, которую я получаю за одно выступление — двести тысяч.

К слову, это не было полной правдой.
Это было пару раз, за вечернее выступление, в праздник, на корпоративе и не за день… Конечно, мне приходилось участвовать в тупых и скабрезных перформансах, и даже светиться в телешоу, но там были совсем гроши. Но у любого человека должен быть определенный стандарт. Я считаю, что если речь идет о профессии, то лучше поголодать, чем соглашаться на совсем нищенскую плату. Хотя я понимал, насколько в последнее время мой «райдер» не пользуется откликами…
— Договорились, — быстро отозвался он. — Двести тысяч наличными у вас будут в кармане, как только вы окажетесь у меня в номере. Вы можете поторопиться?
— А? — я вдруг понял, что легко мог бы запросить и триста, и даже пятьсот. — Но я еще не знаю, о чем идет речь?
— Это не имеет значения! Мы обговорим это, как только вы появитесь у меня. Деньги ваши, даже если вы откажетесь от работы. Если же вы согласитесь — ну скажем, можете назвать эту сумму премиальной и не входящей в оплату. Ну, пойдете же вы, наконец, или нет?
Я склонил голову.
— О-Кей. Договорились. Жди.

«Новотель» находился рядом с клубом. Это было кстати, потому что мне приходилось экономить даже на метро.
Искусство ходить пешком по Москве сегодня уже почти утрачено, но со студенческих лет я владею им в совершенстве. За четверть часа я смог привести мысли в порядок. Я не считаю себя дураком; и прекрасно понимал, что если человек навязчиво пытается всучить другому деньги, то нужно изучить карты, потому что здесь явно скрыто что-то или незаконное, или опасное, а может быть, и то и другое сразу, и не только это. Конечно, меня совсем не волновала законность. Но не хотелось оказаться в неприятном положении.

Поняв, что располагаю недостаточным количеством информации, около отеля я выбросил все из головы и шел, заново вспоминая события последнего часа. Дойдя, я обошел отель, вошел с черного хода и поднялся на третий этаж. Мой десантник впустил меня в номер.

— Вы заставляете себя ждать, — заметил он.
— Как мог, — отозвался я как ни в чем не бывало, окинув комнату быстрым взглядом. Номер был дорогой, но там был полный беспорядок. Везде были разбросаны пластиковые стаканы, мятые пакеты из закусочных и салфетки. Не нужно обладать большим опытом, чтобы сообразить, что я был в этом номере одним из многих гостей. На диване, уставясь в меня, лежал еще один человек, больше, крупней и еще «характерней», чем мой первый знакомый… я тут же определил его как еще одного десантника. Я вопросительно взглянул на первого, ожидая, что мне представят незнакомца, но представления не последовало.
— Ну, раз вы явились, давайте приступим к делу.
— Разумеется, что наводит на воспоминание о какой-то премии, или отступных.
— Ах, да, — он повернулся к человеку на диване. — Дима, заплати ему.
— За что?
— ЗАПЛАТИ ЕМУ!

Я и до этого понял, кто здесь главный хозяин, хотя, как я понял позже, Быков редко давал понять это. Этот «Дима» быстро вскочил, все так же недовольно хмурясь, вынул пачку из кармана и отсчитал из нее сорок «пятерок». Я сунул их в карман, не считая, и произнес:
— Я к вашим услугам, еб-тать…. Или следует сказать «джентльмены»?
Новый знакомый замешкался:
— Прежде всего, я хочу, чтобы вы поклялись даже во сне никогда не упоминать об этой работе.
— Если моего нормального слова недостаточно, то зачем какие-то другие мои клятвы?
Дима снова развалился поперек дивана. И я обернулся к старому знакомому:
— Мы, кажется, с вами незнакомы. Меня зовут Слава.
Он взглянул на меня и отвернулся.
— Имена не важны.
— Да ну? — удивился я: — мой отец, умнейший человек, умирая, взял с меня слово никогда не делать трех вещей: ни с чем никогда не смешивать водяру, не напиваться в хлам в незнакомой компании и никогда не иметь дела с человеком, который не хочет назвать свое имя. Счастливо оставаться, господа, — я пошел к двери, буквально чувствуя, как деньги приятно согрели мои карманы.
— Подождите! — услышал я и остановился, — Вы совершенно правы, — продолжал он. — Меня зовут…
— Босс!
— Оставь, Женя. Меня зовут Вадим. Вадим Быков. А это – Женя Бонд. Типа - Бондаренко. Мы оба — как ты понял военные: любые операции, любые задачи, любые бюджеты. - Он, казалось, примерял на себе текст моей визитки. - В основном, охрана вип-клиентов.

Я заметил, что собеседник «отзеркалил» меня, но виду не подал, вежливо поклонился. — Слава , — честно сказал я, актер, режиссер и (надеюсь) художник.
— Вот и отлично, Женя, попробуй для разнообразия улыбаться. Слава, вы согласны держать это дело в тайне?
— Слово пацана. Мы же приличные люди. Усмехнулся я. Какое слово вы хотите услышать?
— Независимо от того, беретесь вы за эту работу или нет.
— Независимо от того, придем мы к соглашению или нет. Я честный человек, и если меня не будут пытать, то ваши сведения в полной безопасности.
— Я прекрасно знаю, какое воздействие на мозг оказывают амфетамины, Слава. Никто не требует от вас невозможного.
— Вадим, — вмешался Женя. — Так нельзя. Нам следует по крайней мере…
— Жень, заткнись. – Не смотря на явную разницу в возрасте и в статусе, они были в фамильярных отношениях, как будто на равных: - Слава, мы хотим, чтобы вы сыграли роль одного человека. Причем сделать это необходимо так, чтобы ни одна живая душа — понимаете, НИ ОДНА — не догадалась, о подмене. Согласны вы на такую работу?

Я нахмурился.
— Чтобы согласиться, я должен знать ответы на свои вопросы: что за человек? Расскажите поподробнее.
— К подробностям мы перейдем позже. Грубо говоря, это роль двойника одного богатого человека. Двойник должен быть очень похожим, чтобы ввести в заблуждение даже людей, хорошо его знающих, и не выдать себя перед прессой. Роль не главная, но со словами. Это как принимать парад с трибуны или присутствовать на награждении. — Он пристально взглянул на меня. — ничего незаконного, никаких подписей или работы со счетами. Просто мы считаем, что надо позвать профессионального актера, чтобы все выглядело убедительно.
— Нет, —сказал я.
— Но почему? Ведь вы даже не знаете, что от вас потребуется и в каких обстоятельствах. Если вас мучает совесть, то уверяю вас, что ваши действия не причинят вреда тому человеку, которого вам предстоит сыграть. И вообще чьим-либо законным интересам. Это нужно сделать по разным соображениям, в том числе, довольно деликатного характера.
— Нет и еще раз – нет.
— Но почему? Вы же даже не представляете, сколько мы вам заплатим.
— Деньги роли не играют, — твердо сказал я. — Это не мой бизнес. Я же актер, а не двойник.
— Не понимаю. Многие актеры с удовольствием сшибают бабло, появившись вместо кого-то в публичных местах.
— Таких актеров среди нас сравнивают с «проститутками», а не с коллегами. Позвольте, я объяснюсь на понятном примере. – я задумался - Смогли бы вы терпеть, если кто-то другой будет ходить в вашей форме и, совершенно не умея ничего, станет публично называться десантником? Ну как?
— А сколько за это заплатят? — фыркнул Женя.
Быков недовольно взглянул на него.
— Кажется, я более-менее начинаю понимать вас.

— Для актера важны деньги и признание. Как нормальному человеку важны убеждения. Вы уверены, что можно продать все – вообще?
— Хм-м-м… Хорошо, следовательно, за деньги вы этого делать не станете. Может быть вас заинтересует что-нибудь другое? А если бы вы знали, что это необходимо, и что никто иной не смог бы проделать все это лучше, чем вы? У вас наверняка найдутся убеждения, которые будут подкреплены мотивами и обстоятельствами.
— Допускаю возможность, но не могу предположить подобных обстоятельств.
— А не надо их представлять, мы вам все сейчас объясним.
Женя вскочил с дивана.
— Вадим, замолчи, нельзя же, послушай…
— Женя, отстань, он все равно должен понимать...
— Он все узнает, но не здесь и не сейчас. А ты не имеешь права все рассказывать, подвергая опасности других. Ведь ты ничего не знаешь о нем.
— Я сознательно иду на этот риск, — Быков снова повернулся ко мне.
Но Женя схватил его за плечо и развернул лицом к себе. — Есть риски места, жучков, провокаций. Сознательный риск, черт бы тебя побрал, да?! Мы давно друг друга знаем, но на этот раз, прежде чем ты начнешь трепаться, тебе придется … в общем после этого кому-то из нас придется вызывать реанимацию.

Вадим высокомерно улыбнулся.
— Пацан, ты считаешь себя достаточно взрослым, чтобы справиться со мной?
Тот уступать, видимо, не собирался. Подчиненный был моложе начальника на 10 лет, выше на пол-головы и тяжелей килограммов на двадцать. Но не смотря на разницу в габаритах с собой, Женя сейчас казался в невыигрышном положении. Поединок — это такой спорт, где рост и вес часто означает, что придется больше падать и сильней биться об пол. Любого человека может позабавить отвага молодого щенка, готового сражаться с хозяином до последнего, но не быть сломленным и упорно «вякающим» из под кровати… Я был уверен, что такой даже не сможет выступить против начальника. Было ясно, что Быков не будет его «убивать», но все шло к тому, что Женя окажется в роли боксерской груши.

У меня и в мыслях не было вмешиваться в ссору. Любой человек имеет право сам решать: где, когда, кем и как - быть ему битым. Я чувствовал, что напряжение возрастает. И вдруг Быков весело расхохотался и хлопнул по Жениному плечу со словами:
— Молодец!
Потом он повернулся ко мне и тихо сказал:
— Извините, нам нужно на несколько минут оставить вас в одиночестве. Нам с другом надо кое-что обсудить. Подождете на диване?

Быков взял Женю за руку и повел на балкон. Мне было видно профиль одного и лицо другого. Актерское мастерство иногда сопровождается умением читать по губам. Свободного времени у меня всегда было слишком много. И это я умел. Судя по движениям губ и жестам, Женя говорил примерно следующее: «Хрен тебя возьми, ты набитый дурак, ты хочешь остаток своих дней провести на Колыме, убирая снег в Сибири? Этот самодовольный сученыш сдаст нас при первой же возможности.»
Я был так возмущен, что чуть не пропустил ответ Быкова. Ничего себе «самодовольный». Сознавая что талантлив, я сердцем чувствовал, что человек я наоборот, скорей, скромный.
Быков: «…если это единственное в городе казино, нам придется играть здесь. Женя, никто больше нам не поможет.»
Евгений: «Хотя бы привези сюда доктора. Пусть загипнотизирует его, вколите ему порцию успокоительного. Коку, фен, мет… вывезите его в безопасное место, но не посвящайте его во все подробности — пока с ним не все ясно и пока шеф не даст добро.»
Быков: «Шара сам говорил мне, что мы не можем верить в гипноз и лекарства. Для нас надо его сознательное действие, разумное сотрудничество.»
Евгений: «разумное?? Ты посмотри на него. Это петух, а не орел. Да, он примерно того же роста и комплекция и форма головы у него почти такая же, как у Шефа — но это и все! Он не выдержит, сорвется и испортит все дело. Ему не под силу сыграть такую роль — это просто сраный актеришко.»

Никогда не чувствовал себя более оскорбленным. Но я безмолвно призвал в свидетели Станиславского и Немировича — за такой поклеп и вопиющее по несправедливости обвинение. Я продолжал полировать ногти и делал вид, что спокоен, отметив про себя, что когда мы с Женей познакомимся поближе, я заставлю его трижды поперхнуться по очереди сначала от смеха, потом от плача - на протяжении одной минуты. Я выждал несколько мгновений, затем встал и направился к балкону.
Когда они увидели меня у дверей, то замолчали. Тогда я тихо сказал:
— О-Кей, мужики, я передумал.
Евгений облегченно вздохнул, переспросив:
— Так вы не согласны на эту работу?
— Я имел в виду, что принимаю предложение. И не нужно ничего объяснять. Господин Быков уверял меня, что мне не придется вступать в сделку с моей совестью — я подумал и понял, что не вижу причин не поверить ему. Ему нужен двойник, но он утверждал, что ему необходим актер. Материальную сторону дела — обсудим, когда вы сообщите мне все детали. Одним словом, я согласен. На сколько дней я вам нужен?

Евгений поменялся в лице, но ничего не сказал. Я ожидал, что Вадим будет доволен, но вместо этого он выглядел обеспокоенным.
— Хорошо, — согласился он, — тогда, Слава, обсудим такие детали. Я не могу точно сказать, в течение какого времени мы будем нуждаться в ваших услугах. Но конечно не более нескольких дней, скажем, недели, на всякий случай, двух. И за это время вам придется сыграть свою роль только раз… ну или два.
— Это не имеет значения, если у меня будет достаточно времени войти в роль и перевоплотиться. Но хотя бы предположительно, на сколько дней я вам понадоблюсь? Должен же я известить своего агента.
— Нет, ни в коем случае!
— Так каков же все-таки срок? Неделя? Две?
— Наверное, меньше, иначе мы пропали.
— Что?
— Да нет, это так. Вам достаточно будет сто тысяч в день и двести – за каждый выход?
Я поколебался, вспомнив с какой легкостью он воспринял мою минимальную цену за небольшое интервью — и решил, что сейчас самое время сделать широкий жест. Я попросту отмахнулся от него.
— Сейчас не стоит об этом. Вне всякого сомнения, что ваша оплата будет соответствовать уровню моего выступления.
— Хорошо, хорошо, — Быков нетерпеливо повернулся к Евгению. — Женя, свяжись с автопарком. Скажи Лене, что мы приступаем к плану «Педи-Гри». Пусть он синхронизируется со всеми. Слава… — он знаком велел мне следовать за ним и направился в ванную. Там он достал ящик косметики и спросил:
— Можете ли вы как-нибудь использовать это дерьмо?

Да, это действительно был хлам: дорогой и абсолютно не функциональный набор косметики, который впаривают начинающим актерам. Я взглянул на него с недоумением.
— Я правильно понял, что вы хотите, чтобы я уже перевоплощение? Вы что – даже не дадите мне времени на изучение… «образца»?
— Что? Нет! Я хотел попросить вас изменить внешность, чтобы никто не мог узнать вас, когда мы будем выходить из отеля. Я думаю, это возможно.
Я отшутился, что быть узнаваемым публикой — это ноша, которую вынуждены носить все актеры. И спросил, как именно мне следует выглядеть.
— Измените свою рожу так, что вы вас никто не узнал, — хохотнул он и вышел.

Я тяжело вздохнул и стал перебирать тот хлам, которые Вадим, очевидно, считал орудием моей работы: жирный крем, годный скорей для клоуна, вонючие резиновые капы под губы, фальшивые волосы, словно с мясом вырванные из ковра. Хотя настоящий художник может творить чудеса даже с помощью того, что есть на любой кухне. Хотя нет, конечно, с помощью своего гения. Я подрегулировал освещение и углубился в творческие размышления.

Существует несколько способов изменить лицо так, чтобы не быть узнанным. Самый простой — это отвлечь от лица внимание. Оденьте человека в форму, и его наверняка никто не узнает. Смогли бы вы, к примеру, вспомнить лицо последнего встреченного полицейского? Или смогли бы вы узнать его, переодетым в штатское? Это не обязательно о форме. В теории актерского мастерства это называется метод привлечения внимания к одной черте лица. Приделайте человеку огромный нос, да еще «украсьте» его бородавкой; нескромный человек уставится только на этот нос, воспитанный человек отвернется… И никто из них не запомнит вашего лица.

Здесь требовался другой метод. Работодатель ведь захотел, чтобы меня не заметили. А не наоборот запомнили – из-за уродства. Даже если бы не узнали в лицо. Стать заметным несравненно проще, чем оказаться незаметным. Мне необходимо было что-то такое, чтобы иметь самое обычное лицо, не подлежащее запоминанию. К несчастью, мои аристократические черты лица слишком изысканы, слишком приятны — большое неудобство для характерного актера. Как говаривал бывало мой отец: «Слава, уж больно ты симпатичный! Если ты не перестанешь лениться и не научишься как следует нашему делу, то придется тебе, полжизни болтаться в дилетантах, а потом остаток жизни прозябать в фойе, продавая пирожные зрителям. «Тупица» и «Красавчик» — это наиболее оскорбительные понятия в любом деле. А ты являешься сразу и тем и другим».

Мой покойный папаша развивать мою сообразительность – своими методами. Папаша был психологом-практиком и был уверен, что постоянный стресс с легкими побоями седалищной плоскости изделиями из кожезаменителя — полезно способствуют оттоку лишней крови из детских мозгов. Конечно, теория была чистой любительщиной, но мне казалось, что ее практика оправдывала метод: когда в 17 лет я окончил школу и отправился поступать я мог на ровном месте устроить импровизацию на полчаса.

Я оставался в задумчивости, когда Быков вновь заглянул в ванную.
— Твою мать! — пробормотал он. — Ты даже не начинал?
Я холодно взглянул на него: Если вам надо лучшее, на что я способен — спешка только повредить. Маску не только надевают сверху. В нее входят изнутри.
— Черт с ней с этой маской и откуда в нее залезать! — Он глянул на часы. — У вас остается пять минут. Если вы не сделаете что-то с собой, нам придется положиться только на удачу.
Конечно, я предпочел бы больше времени, но в искусстве быстрой трансформации я что-то понимаю: еще в студенческих капустниках мне не было равных в спектаклях с перевоплощения – прямо перед зрителем.
— Стойте, где стоите, — бросил я. — пять секунд и я буду готов.
Я быстро надел на себя образ чеховского Фирса, старого опустившегося слуги, роль которого играют пенсионеры и который выглядит в пьесе свершено незаметно. Два быстрых мазка для придания безвольности очертаниям щек от краев носа к уголкам рта. Легкие тени под глаз — намек на мешки. И землистого цвета грим на лоб. Процедура заняла не больше пяти секунд, я мог бы сделать это даже во сне.

Я развернулся лицом к Вадиму и тот ахнул:
— Ничего себе! Как так??
Я оставался усталым Фирсом, не улыбнувшись в ответ.
Человек со стороны не может понять, что жирный грим актеру совсем не нужен. Конечно, он немного облегчает дело, но я использовал его только потому, что он ждал этого — будучи дилетантом. Не посвященный в тонкости профессии естественно считает, что искусство перевоплощения заключается в гриме и пудре, а не в соответствии характеру.

Он все продолжал таращиться на меня.
— Послушайте, — сказал он наконец, — а не могли бы вы сделать что-нибудь в этом роде со мной? Только быстро?
Я готов был отказать, но представил, что это испытание моих умений в полевых условиях. Я уже собрался вывалить на него несколько глубокомысленных сентенций, во что его можно перевоплотить, но потом понял, что лучше при военном и командире не показывать своих сомнений.

— Вы хотите, чтобы вас не узнали? — спросил я.
— Вот, вот! Нельзя ли меня как-нибудь перекроить или приделать фальшивый нос или что-нибудь в этом духе?
Я покачал головой.
— Чтобы вы не делали с собой при помощи грима, вы все равно будете выглядеть как ребенок, переодетый для маскарада. Ведь вы не умеете играть, да и возраст у вас уже не тот. Нет, лицо ваше мы трогать не будем.
— Как? Ведь если мне привесить этот клюв…
— Слушайте меня внимательно. Уверяю вас, что все, что может дать этот нос — привлечь к себе внимание. Устроит вас, если какой-нибудь знакомый, увидев вас, скажет: «Да, этот парень здорово напоминает Быкова. Конечно, это не Вадим, но здорово похож». А?
— Думаю, да. Особенно, если он уверен, что это не я. Предполагается, что я сейчас... в Сочи… в общем, сейчас меня в Москве не должно быть.

— Лучше иначе: любой человек будет совершенно убежден, что это не вы, если мы изменим вашу походку. Она — самая характерная ваша черта. Если вы будете ходить иначе, то никто просто и не подумает, что это вы — видно это, мол, просто здоровый широкий мужик, который немного смахивает на кого-то.
— О'кей, покажите мне, как надо ходить.
— Нет, этому вы не научитесь. Мне придется вынудить вас ходить как надо.
— Что значит «вынудить»?
— Мы насыплем в носки туфель несколько камешков или лучше положим в каждый по пол-салфетки. Это заставит вас при ходьбе больше опираться на пятки и отказаться от скользящей кошачьей походки. М-м-м… Рубашку сзади зажмем парой скрепок. Вы станете зажатей и не забудете, что плечи следует немного отставить назад. Думаю, этого хватит.
— И вы думаете, что меня не узнают только из-за того, что я буду ходить по другому?
— Конечно. Ваши знакомые не смогут понять, почему они уверены, что это не вы, но подсознательная убежденность в этом поставит факт вне всяких сомнений. Конечно, я немного подправлю и лицо, но это только чтобы вы чувствовали себя уверенней, но это будет необязательно.

Мы вернулись в комнату. Я, естественно, оставался Фирсом: после того, как я вхожу в роль, вернуться к своей подлинной личности я могу только сознательным усилием. Женя разговаривал с кем-то по телефону; он поднял глаза, увидел меня, у него отвалилась челюсть. Пулей вскочив с дивана, он резко спросил:
— Кто этот тип? И куда делся актер?
На меня он взглянул только раз и больше смотреть не удосужился. Фирс такой старый, усталый, больной и отталкивающий человечек, что на него и смотреть не хочется.
— Какой актер? — отозвался я ровным бесцветным голосом. Женя снова взглянул на меня. Взглянув, он начал было отворачиваться, но тут до него дошло, как я одет. Быков рассмеялся и хлопнул его по плечу.
— А ты говорил, что он не сможет играть! — И сухо спросил: Ты успел связаться со всеми?
— Да, — он еще раз пораженный взглянул на меня и отвел взгляд.
— О'кей. Через четыре минуты мы выходим. Теперь посмотрим, Слава, как быстро ты справишься со мной.