Пока Эсмеральда ждала, она всё время сидела, прижав руки к коленям, и почти не смела пошевелиться. о том, чтобы повторить своё занятие, она больше и подумать не могла. Через некоторое время дверь отворилась. Воспитатель вошёл с большой корзиной, накрытой полотном, и позвал девушку. Словно в ступоре, Эсмеральда поднялась. Она знала, куда они пойдут теперь - в Дом Наказаний.
Это строение появилось во дворе благодаря богатому прадеду Эсмеральды - он заложил в семье традиции воспитания, ибо в доме его было шестнадцать детей, поэтому слышать постоянные визги проказников под розгой, которую не жалели, было совершенно невозможно. Хоть кому-то из такой оравы непременно доставалось, вот и пришлось уставшему от шума землевладельцу приказать построить Дом Наказаний. Он находился в отдалении, имел толстые стены, чулан для хранения розог, и четыре комнаты - как раз столько, сколько нужно, чтобы расставить по углам шестнадцать провинившихся наследников. В то далёкое время пятеро воспитателей и нянек следили за юной толпой, а сейчас же один седой гувернёр справлялся с Эсмеральдой и её двенадцатилетней сестрой. Брат Эсмеральды в свои юные годы немало провёл времени в Доме Наказаний, но сейчас ему было 23, и жил он с молодой женой в западной части отцовских владений.
Гувернёр отворил дверь Дома и провёл Эсмеральду в одну из комнат. Здесь стояло приспособление для экзекуции - деревянная "кобыла", сверху обитая кожей. Редко когда Эсмеральде доводилось лежать на ней, но всегда в эти дни приходилось плакать и кричать, вынося наказание. Девушка знала, что нужно делать, поэтому, отвернувшись, стала раздеваться, и, оставшись полностью нагой, прошептала: "Я готова".
Прохлада каменного дома обступила и окутала со всех сторон, и девушка слегка задрожала...
- Залезай, и садись верхом, - отозвался воспитатель. Он сдёрнул покрывало с корзины. Она была полна Огненной Травы.
Огненная Трава, невысокая, сплошь усеяна была хрупкими шипиками. Зубчатые листья выделяли жгучий сок, который щипал и обжигал при прикосновении - оттого-то её и прозвали Огненной. Босиком избегали ходить по зарослям этой травы, да и трогали только в перчатках. Кожаные перчатки были сейчас и на руках воспитателя. Он выбрал пучок из корзины, подровнял, и подошёл к Эсмеральде, оседлавшей широкую "кобылу".
- Обопрись руками и привстань! - голос обычно заботливого мужчины звучал теперь жёстко. Эсмеральда повиновалась. Гувернёр просунул пучок Огненной Травы между бревном и Эсмеральдой, листья задели нежную кожу, и девушка вскрикнула. Воспитатель приказал ей опуститься. С ужасом юная дева подчинилась, и оказалась сидящей на жгучей охапке. Сотни иголочек вонзились в тонкую белую кожу внутренней поверхности бёдер, в ягодицы, а самое страшное - прямо между ног, там, где ещё недавно играли пальцы Эсмеральды. Она закричала и дёрнулась; рука в кожаной перчатке удержала её.
- Вытяни руки вперёд, свои руки, которыми ты предавалась пороку! Вытяни и держи их, не смей никогда опускать! - голос стал просто пугающим. Эсмеральда ни разу не слышала таких ноток в голосе воспитателя, и ей показалось, будто кто-то вселился в него.
Тем временем со стены был снят кожаный ремень, и удары посыпались на ладони, подставленные девушкой. Снизу неимоверно жгла Огненная Трава, сверху ладони горели от тяжёлого ремня. Эсмеральда закинула голову к небу, но увидела лишь каменный потолок.
Руки терпеть больше не могли; Эсмеральда отдёрнула их. Тут же ремень опустился на бёдра, проведя несколько алых, быстро темнеющих полос, Эсмеральда заёрзала и получила ещё несколько уколов иголок Огненной Травы... Воспитатель рывком выдернул старый пучок, и просунул новый, отчего девушка забилась вновь.
- Руки! Пока твои пальцы не будут знать, что вот сюда им дорога заказана! - несколько сильных ударов опустились на лобок девушки, которая откровенно кричала. Но, тем не менее, она собралась с духом, и вытянула руки, закусив губу от боли, и глотая стекающие горькие слёзы. Вместо ремня на ладони опустился пучок травы, крик сорвался с губ. Скоро жгучие листья прогулялись по рукам от ладони до локтя, по бёдрам, плечам и спине, Эсмеральда едва держалась, заходясь от криков, слёзы лились рекой, а жестокие стебли и листья продолжали жалить кожу.
В корзине осталось совсем немного жгучей травы. Воспитатель наконец-то разрешил Эсмеральде лечь, и она опустилась, прижавшись к кожаной поверхности мокрой щекой. Девушка почти беспрерывно всхлипывала, и казалось - живого места нет на её теле. Однако седой гувернёр считал по-другому. Он отвернулся. "Ах, бедное дитя, она и не знает, как трудно мне это делать! Но не зря мои предки и наставники передавали свои тайны мне - я должен довести дело до конца".