И тут Аурелеано не выдержал. Опасливо щекоча поцелуями ладонь раненной руки, он открывал перед ней все закоулки своей души, вывертывал наизнанку нутро, обнажил свою неохватную и умерщвленную суть, своего страшного зверя-хищника, взращенного мучениями. Он рассказал ей, как вставал по ночам и рыдал от бессильной ярости, зарывшись лицом в ее бельё, которое сушилось в купальне. Рассказывал, как страстно умолял Дьяволицу стенать по кошачьи и прерывисто шептать ему на ухо «Гастон, Гастон, Гастон», и сколько ловкости требовалось, что бы красть духи из ее флаконов, а потом снюхивать этот запах с девчонок, отдавшихся с голоду. Испуганная страстностью его излияний , Амаранта тихо скрючивала пальцы, и ее ладонь закрылась, как раковина, а кровоточащий кулачок, выжав из себя всю боль и все до капли сострадание, превратился в каменный комок изумрудов, топазов и бесчувственных костяшек.

- Дрянь! – сказала она, как плюнула. – Я еду в Бельгию с первым же пароходом.

Гарсиа Маркес «Сто лет одиночества»