Мефодий Буслаев. Лёд и пламя Тартара

Глава 4
ДВУЛИКИЙ

Поэтому у полководца есть пять опасностей: если он будет стремиться во что бы то ни стало умереть, он может быть убитым; если он будет стремиться во что бы то ни стало остаться в живых, он может попасть в плен; если он будет скор на гнев, его могут пре¬зирать; если он будет излишне ще¬петилен к себе, его могут оскор¬бить; если он будет любить людей, его могут обессилить.
Сунь-Цзы

Ближе к вечеру Багров вновь умчался в Сереб¬ряный Бор. Расстались они с Иркой не то чтобы в ссоре, но во взаимном неудовольствии. Ирка зна¬ла, что почти наверняка Матвей сидит сейчас на перевернутой старой лодке и тоскливыми глаза¬ми смотрит вдаль. Не исключено, что кто-то из девчонок, которых много в Серебряном Бору, по¬дойдет и сядет рядом. «Девушки любят несчастных и таинственных», — подумала Ирка, испыты¬вая нечто вроде ревности.
Правда, почти сразу Ирка перестала думать о Матвее и упорно стала пытаться забыть Мефодия Буслаева. Выкинуть Мефа из головы вместе с его сколотым зубом, светлым хвостом и идиотскими шуточками. Она соврала Багрову, когда сказала, что не любит Мефа. Любила, еще как.
Возможно, Багров сам был в этом виноват. Вместо того, чтобы дать Ирке благополучно за¬быть ее первую любовь, вытеснить ее собствен¬ным великодушием, умом, великолепной небреж¬ностью сильнейшего, он каждый день напоминал ей о Мефе. Трогал пальцами открытую рану и удивлялся, что она не заживает.
Ирка отошла от зеркала, легла в гамак и стала с силой раскачиваться. Она ужасно злилась на себя. Все эти годы и даже в их последнюю встречу она вела себя с Мефом не так, как ведут себя победи¬тельницы. Льнула к нему как глупый доверчивый щенок. Была жалка и нелепа. Робка и неуклюжа. Старалась казаться смелой — и все делала не так.
«Влюбилась как последняя клуша!» — выругала она себя с досадой.
Ирка хорошо себя знала. Во многих важных вещах и особенно в любви она была жуткая тру¬сиха и перестраховщица. Ко всему относилась недоверчиво. Не разрешала себе обрадоваться и расслабиться, даже когда повод как будто имелся.
Подсознательно она изначально готовила себя к поражению. А раз так — эмоционально готови¬лась к худшему, как человек, который, ожидая уда¬ра, напрягает все мышцы и, даже если удара нет, все равно теряет силы.
«Аксиома № 1. В напряжении жить нельзя. Пусть жизнь — это бой, но вести его нужно рас¬слабленно и гибко. Я же вечно хожу с таким ли¬цом, словно жду, пока с балкона мне на голову свалится детская ванночка», — подумала Ирка.
Она грызла себя каждый день, да только что толку? Ирка не могла ни расслабиться, ни забыть Мефа, ни элементарно стать проще.
«Я похожа на зануду, который пишет: «Исходя из природных черт моего характера и свойств темперамента, я должен перестать быть занудой с нуля часов завтрашнего дня. Первый отчет о борьбе с занудством должен быть представлен письменно в личном дневнике не позднее 23 ча¬сов текущих суток. В противном случае кампания по борьбе с занудством будет считаться несосто¬явшейся», — издевалась над собой Ирка.
Мысли двигались одна за другой в привычной последовательности, проплывая как корабли по судоходной реке. Ирка же стояла на берегу и смот¬рела на них. Гамак трудолюбиво раскачивался, убаюкивая ее, пока наконец не преуспел. Глаза за¬крылись. Ирка уснула.
На лес опустилась ночь. Ветер трепал вершины деревьев. Встревоженные вороны сердито кричали в ветвях. Лишь Антигон топтался в сосед¬ней комнатке. Ему не спалось. Кикимор постоял, поплевал в люк, как ночной курильщик на балко¬не девятиэтажки. На душе у него было смутно и тревожно.
— Ну все, хватит! Выпью чаю с мухоморами и баиньки, — сказал он себе.
Антигон через люк, пыхтя, втащил в кухню ведро с водой и стал переливать из него в котелок. Он так старался не пролить, что даже золотистая вспышка за спиной не заставила его обернуться. Кто-то мягко шагнул к нему сзади и коснулся шеи кикимора коротким жезлом, в котором угадывал¬ся отпиленный рог единорога, вручную покры¬тый забытыми рунами хаоса.
Не выпуская ведра, Антигон повалился лицом вперед. Вода плеснула на раскаленную печь. Бе¬лый дым заполнил тесную кухню «Приюта валь¬кирий». Слышно было, как кто-то, тяжело ступая, прошел в дыму и решительно толкнул дверь в комнату Ирки.

***

— Валькирия-одиночка, проснись! — хлестнул слух Ирки неприятный, с визгливыми интона¬циями голос. Не открывая глаз, Ирка попыталась понять: кто это?
— Валькирия, я всегда отличу спящего челове¬ка от того, кто притворяется. У спящего никогда не бывает таких врущих напряженных век!
Когда мужчина говорит тонко и истерично, как женщина, это омерзительно. А когда мужчина еще и втягивает воздух через щелочку губ, полу¬чается отвратительный звук «с-ссссю», будто кто-то собирает капли с губ.
Поняв, что притворяться глупо, Ирка села в га¬маке, кутаясь в одеяло. Перед ней, постукивая себя по ладони коротким жезлом, стоял кривоногий толстяк с огромной головой и отвисшими щека¬ми. Когда он говорил, щеки его начинали дрожать и дрожали еще долго после того, как он замолкал. Толстяк выглядел нездоровым. Красные глазки слезились. Шея была обмотана грязным белым шарфом — подобные шарфики любят носить стареющие поэты, чтобы, покушав блинчиков, было чем промокнуть губы перед поцелуем с по¬клонницей.
Одет он был в светло-серый свитер грубой вязки, ничуть не скрывавший, а скорее подчерки¬вающий его огромное, свисающее до колен пузо. Толстяк смотрел на Ирку со сладковатой ехид¬цей. При этом у него был такой вид, будто он незаметно выковыривает языком застрявшее между зубами мясо.
— Ну что, мы уже проснулись, с-ссссю? Между нами, ты выглядишь куда лучше, чем полтора года назад. А тогда-то в колясочке — зелененькая, с за¬травленными глазками... Как ноги, с-ссссю? Ста¬рые шрамы не болят? «Я пришью тебе новые нож¬ки, ты опять побежишь по дорожке!», а? Чудесный стишок, классика! В детстве любила его, и-и? — спросил толстяк, добавив в свой голос копеек на десять участия.
Однако на Иркин взгляд это куда больше по¬ходило на скрытую угрозу.
— Кто вы такой? — спросила валькирия резко.
Пухлое лицо толстячка поспешно приняло оза¬боченное канцелярское выражение. Типа все мы люди, все мы человеки, но работать надо! Поло¬жите головку на пенек. Сейчас у палача из топо¬рика вылетит птичка.
— Это пока неважно. Я пришел пообщаться. Короткая, обоюдно полезная беседа. Посмотрим друг на друга. Новые контакты, новые варианты общения. С-ссссю? — хихикнул толстяк.
Его щеки пришли в движение и сотрясались как желе, пока Ирка на них смотрела.
— Общение становится полезным только, ко¬гда понимаешь, с кем общаешься и зачем обща¬ешься! — холодно сказала Ирка.
— Необязательно. Все зависит от характера информации. Когда человек орет на улице «По¬жар!», все бросаются на пожар, а не просят его представиться и показать документики! — с го¬товностью откликнулся толстяк.
Он был явно не из тех, кого словами можно припереть к стене или загнать в тупик Явно имел уже готовые ответы на все вопросы.
— И вы пришли сюда кричать «Пожар»?
— Я пришел заключить сделку. И я ее заключу, потому что, как некий американский мафиози, всегда делаю предложения, от которых невоз¬можно отказаться, — веско сказал толстячок.
Ирка незаметно, как ей казалось, скосила глаза на столику гамака, на котором она обычно остав¬ляла шлем. Копье — она это и без того знала — появится по первому ее зову. От толстяка ее взгляд не укрылся.
— Что за мысли, валькирия, и-и? Мне, кажется, не доверяют? — спросил он, сопровождая вопрос все тем же «сссююю».
— Где Антигон? Почему он вас впустил? — спросила Ирка подозрительно.
Она ощущала: что-то здесь не так. Даже Багров не мог войти к ней без того, чтобы Антигон раз сто не сказал «не положено» и не устроил бы в кухне жуткую возню.
Толстяк наклонил голову и посмотрел на свой
жезл. Он был не лыс, но неприятно плешив. Его блестящая макушка напоминала апельсин, в ре¬зультате генетических экспериментов заросший черным курчавым волосом.
— Антигон, какой такой Антигон? — спросил он.
— Кикимор. Мой паж и оруженосец... Дряблые, вылепленные из жира щеки толстяка
дрогнули.
— Ссююю... А, этот! Твоя ходячая нелепость оч¬нется через час.
— Очнется?
Поняв, что это означает, Ирка сорвалась с га¬мака. Копье, появившееся у нее в руке, почти ка¬салось шеи толстяка. Ирке почудилось, что оно жадно тянется к ней, мечтая выйти сзади, у позво¬ночника. К ее удивлению, толстяк даже не пере¬менился в лице. Более того, в его заплывших глаз¬ках мелькнуло нечто вроде хорошо скрытой иро¬нии.
— Убери копье, валькирия! Я всего лишь усы¬пил твоего слугу. Наслал жезлом магию, с-ссссю! — сообщил он.
Ирка нерешительно опустила копье и тотчас вскинула его снова, потому что толстяк мечта¬тельно сказал:
— Эти кикиморы крайне живучи. Помнится, однажды при мне одного такого мужики поймали в поле и колотили цепами в течение часа. И что же? Он умер только к вечеру.
— И вы не вступились?
Толстяк передернул жирными плечами.
— Нет, хотя мог бы обратить этих идиотов в бегство щелчком пальцев. Увы, у меня принцип, с-ссссю. Я не вмешиваюсь в события, которые не сулят мне лично никакой выгоды, — заявил он.
В глазках толстяка мелькнуло нечто такое, что совсем не вязалось с его рыхлым обликом. У Ирки внезапно заныла та самая точка чуть выше бро¬вей, которую Багров не раз называл центром про¬зорливости. Ей захотелось помассировать ее кос¬тяшкой большого пальца.
Однако Ирка не сделала этого, зная, что ее движение сразу бросится в глаза. Вместо этого она незаметно моргнула и переключилась на ис¬тинное зрение. И сразу едва скрыла торжествую¬щий вопль. Так и есть! Не ошиблась! Жирное тело гостя расступилось, как рыхлый кисель, пропус¬тило взгляд, стало прозрачным, и Ирка осознала, что это лишь личина.
Роговицу Иркиных глаз обожгло, точно она низко наклонилась над кипящей картошкой. Ин¬стинктивно валькирия отшатнулась, зажмури¬лась. Трясущиеся как желе щеки, существующие лишь в ее воображении, скрывали серебряную маску. Это была маска совсем молодого человека,
бодрого, гладколицего, с уголками губ, застывши¬ми в легкой усмешке. Глаза, полыхавшие в проре¬зях маски, были живыми, внимательно-прощупы¬вающими. Ирка почти физически ощущала их ос¬торожные, изучающие прикосновения.
Что находилось под маской и было ли там что-то, Ирка не видела. Маска оставалась непрони¬цаемой даже для истинного зрения. Внутри неле¬пого писклявого толстяка скрывался поджарый и мускулистый мужчина среднего роста, с быстры¬ми опасными движениями, жесткий и собран¬ный. Мужчина, с которым Ирка интуитивно не пожелала бы встретиться на поле брани. «А я еще копьем ему грозила, небрежно так! Да он убил бы меня трижды, если бы захотел», — подумала Ирка.
Гость повернулся к валькирии-одиночке бо¬ком, и изумленная Ирка увидела на затылке у него еще одну маску — на этот раз старого морщини¬стого человека. Его густая борода была отлита в серебре с поразительным искусством. И — самое невероятное! — в прорезях маски горели еще од¬ни глаза, тоже, вне всякого сомнения, живые.
— Три минуты сорок секунд! Не так плохо, как можно было ожидать. Но, опять же, и не блестяще. Средненький результат, — задумчиво произнес ее собеседник.
Его голос уже утратил визгливые интонации, которые, вне всякого сомнения, также были частью личины толстяка. Стал властно-негромким, деловым.
— Чего три минуты?
— Тебе понадобилось почти четыре минуты, чтобы понять, что это была личина. Так-то, валь¬кирия!
Ирка вздрогнула.
— Значит, вы догадались, что я...
— Разумеется, — перебил ее Двуликий.
Он явно не хотел больше терять времени и спешил перейти к чему-то иному, главному, ради чего он и явился сюда.
Ирка торопливо соображала. Первым делом она поспешно защитилась от подзеркаливания, незаметно начертив на колене двойную страхо¬вочную руну. Легкое покалывание подтвердило, что руна начерчена правильно. Разумеется, от не¬знакомца ее фокусы не укроются, однако прони¬кать в сознание он уже не сможет. Церемониться же с ним особенно не стоит.
«А Аида-то правду сказала! Это о нем она меня предупреждала!» — подумала Ирка.
Не доверяя защитным рунам, она дополни¬тельно экранировала мысли навязчивой песней из последней топ-десятки. Песней, душещипатель¬но повествующей о любви законченного эгоиста к безнравственной кокетке. Разумеется, любовь закончилась ничем, в виде последней любезности создав тему для песни.
Внезапно Ирка спохватилась, что так и не приготовила банку с водой. Мамзелькина не так часто советует, чтобы ее советами стоило пре¬небрегать. Валькирия поспешно, в нетерпеливом беспокойстве стала шарить взглядом по комнате. Никакой воды, как нарочно. Хотя бы недопитый чай в чашке! Вот он — закон подлости в действии, часть первая, дополненная! Ирка уже отчаялась, как вдруг взгляд ее зацепил запаянную полусферу на полке с книгами. Обычный сувенир, подарок Багрова: полузатопленный корабль с торчащей из воды мачтой. Вот оно!
Ирка села с тем расчетом, чтобы постоянно иметь полусферу с кораблем перед глазами. Гость вежливо сделал вид, что ничего не заметил. Или действительно не заметил.
— Кто вы и что вам нужно? — спросила Ирка. Спросила серьезно. Шутки закончились, и ее со¬беседник это почувствовал.
— Зови меня Двуликий. Это одно из множества моих имен.
— Двуликий Янус? — спросила Ирка. Мифоло¬гию она знала в совершенстве.
— Нет. Хотя внешнее сходство у нас есть. И не только внешнее, — таинственно отвечал гость.
— Вы страж? Маг?
— Не страж и не маг. Бери выше. Я языческий бог. Не из самых известных. Мне поклонялся один небольшой народец в Азии. Они называли меня Двуликий Аа. У них я отвечал за смерть и торговлю.
Сказано это было просто, без каких-либо эмо¬ций и ломаний, чего Ирка не могла не оценить.
— Разве смерть и торговля связаны? Серебряная маска продолжала усмехаться. В ее
неподвижности было что-то зловещее.
— Теснее, чем ты думаешь. Кроме того, я счи¬тался покровителем авантюристов. Мне моли¬лись разбойники, а также те, кто собирался со¬вершить преступление, но опасался возмездия. Обычно мне приносили в жертву свиней, но по¬рой человека зарезать было дешевле, чем искать свинью. Такие жертвы я тоже принимал. Кроме того, я был богом ростовщиков, ну это уже так, по ходу дела. Ростовщики по природе своей близки к разбойникам, разве что пальцы пачкают не кро¬вью, а чернилами.
Ирка быстро взглянула на стеклянную полу¬сферу. Вода оставалась неподвижной. Значит, по¬ка все сказанное — правда.
— Зачем вы мне это рассказали? Разве так по¬четно быть богом ростовщиков?
Двуликий Аа повернулся к ней бородатой маской. В отличие от первой маски, лукаво улыбаю¬щейся, уголки губ этой были опущены вниз.
— Не столько почетно, сколько полезно! По¬лезно потому, что позволяет за копейку купить то, что в принципе бесценно. И очень скоро ты в этом убедишься. Даже не просто скоро, а прямо сейчас! — произнес хриплый голос из прорези.
Двуликий протянул руку и с изящной легко¬стью извлек из воздуха свернутый в трубку перга¬мент.
— Что это? — спросила Ирка.
— Свидетельство того, что твой шлем, нагруд¬ник и копье находятся у меня в закладе. И срок за¬клада истек.
Ирка не поверила. Двуликий нетерпеливо дер¬нул головой, приказывая пергаменту развернугься у Ирки перед глазами. Краем глаза она зацепи¬ла слово «все мои доспехи» и маленькую, груст¬ную подпись внизу.
Ирка торопливо взглянула на корабль, мыс¬ленно спрашивая, верить ли ей бумаге. Вода ос¬талась спокойной. Проклятье, значит, подпись настоящая и документ тоже!
— Не пытайся порвать! Это всего лишь ко¬пия, — дальновидно предупредил Двуликий Аа.
— Бред! Я не отдавала шлем в заклад! — крик¬нула Ирка.
— Разве я утверждал, что это сделала ты? Этосделала твоя предшественница, незадолго до сво¬ей гибели.
Ирка снова посмотрела на шар, и ей почуди¬лось, что вода предупреждающе качнулась.
— Незадолго? — переспросила она.
— Хорошо. Это случилось ровно сто лет на¬зад, — неохотно признала серебряная маска.
— Прямо-таки ровно? А заклад точно истек? — снова спросила Ирка, глядя на воду.
Вода вновь зарябила, но как-то совсем невесело.
— Срок истекает через три дня. И тогда же шлем переходит ко мне. Это что-то меняет?
Но все же Ирка ощутила, что Двуликий Аа сму¬щен. Руна больно обожгла ей колено. Должно быть, собеседник упорно пытался пробиться в ее сознание.
— Зачем она это сделала? Зачем подписала? — спросила Ирка с тоской.
Она с трудом верила, что ее предшественница могла быть до такой степени неосторожной.
— Ей нужна была от меня услуга, — охотно по¬яснил Двуликий Аа.
— Какая услуга?
— Неважно. Моя часть договора выполнена. Теперь я хочу получить плату!
Голос Двуликого Аа прозвучал жестко. Ирка по¬няла, что правды она не услышит.



— Через три дня я приду за шлемом и за всем, что указано в договоре, — продолжал Двуликий Аа.
Ирка даже на воду не стала смотреть. Разумеет¬ся, придет.
— А со мной что будет? — спросила она. Двуликий хихикнул.
— Да ничего. Валькирия-одиночка перестанет существовать. Ты же вернешься на коляску, — со¬общил он.
— На коляску? — спросила Ирка.
Голос ее прозвучал сдавленно. Воспоминания
о прошлом разом вернулись и хлестнули ее по глазам открытой ладонью. Она ослепла от боли и тоски.
— А куда еще? Ведь ноги ты утратишь вместе со шлемом. Ведь они, будем откровенны, не совсем твои. Да, тебя подштопали магией, но магия уйдет,
когда я заберу шлем. И не надо меня ненавидеть! Не я ставил подпись под соглашением. Я всего лишь требую, чтобы со мной расплатились.
Ирка молчала. Ей казалось, что в сердце у нее все замерзло. Мороз, от которого трескаются кос¬ти и глаза становятся стеклянными — и тут же ря¬дом всепожирающее пламя. Типичный пейзаж Нижнего Тартара. Всего три дня и — коляска. Пау¬за тянулась бесконечно долго. Слышно было, как снаружи в стекло бьется мотылек. Чего он хотел, о чем мечтал? Попасть в лампу и сгореть?
Двуликий Аа внимательно наблюдал за Иркой.
— Откровенно говоря (но это, разумеется, су¬губо между нами), шлем валькирии мне не особо и нужен. Да, конечно, я могу выгодно перепро¬дать его, ну да что из того? Мы, древние, неспра¬ведливо забытые боги, не служим свету и не слу¬жим мраку. Мы играем на своей собственной сто¬роне, — сказал он каким-то особым, подсказываю¬щим лазейку голосом.
— Вы хотите сказать, что могли бы оставить шлем мне? — не поверила Ирка.
— Почему бы и нет? Людей всегда отличала от животных способность договориться, а уж богов-то и подавно! — охотно закивал Двуликий Аа.
Ирка недоверчиво взглянула на шар. Вода не рябила. Однако, несмотря на это, валькирия-оди¬ночка не поверила Двуликому. Возможно, цена, ко¬торую он предложит, окажется слишком высока.
— Новая сделка? — спросила Ирка.
— Почему бы и нет? Сделки — это моя специ¬альность. Шлем в обмен, скажем, на... — Двуликий запнулся, но скорее из кокетства. Он явно знал, что именно хочет попросить. — В обмен на дарх Арея!
— На дарх Арея? Зачем он вам? — удивилась Ирка.
Двуликий сделал рукой нетерпеливое движе¬ние. Сброшенная личина толстяка, висевшая в
воздухе у него над головой, конвульсивно повто-рила тот же жест. Она уже истаивала, размывалась и была едва видна.
— Какая тебе разница: зачем? Сделка есть сдел¬ка. Когда ты покупаешь в магазине ножик, тебя же не спрашивают, что ты им будешь резать: колбасу или соседей?
— Не спрашивают, — согласилась Ирка.
— Вот и дарх Арея мне нужен, потому что ну¬жен. И потом, разве Арей не враг света?
— Враг, — хмуро признала Ирка.
— Вот и прекрасно! Я даю тебе возможность не только сохранить шлем, но и выслужиться пе¬ред светом. Решай, валькирия! По секрету могу сказать, что дарх может достаться тебе почти да¬ром. У Арея крупные неприятности. У него и у всех его приятелей. Поэтому, если в руки тебе по¬путно свалятся бронзовые крылышки светлой, не упускай их. Я дам хорошую цену. Спрос на такие сувениры всегда стабильный. Главное, знать, что, где и кому предложить.
Ирка подумала, что с этим у него проблем не возникнет. Двуликий явно знал, где и кому.
— Если все так просто, почему бы вам не пой¬ти и не взять у Арея дарх самому? — не без язви¬тельности поинтересовалась Ирка.
Двуликий нетерпеливо мотнул головой.
— Если бы я мог сделать это сам, я не предла-гал бы тебе сделку. Так что, по рукам, валькирия? Клянешься? Согласен даже без подписи. Уж я-то знаю, кому можно верить.
Двуликий стащил с руки перчатку и протянул Ирке ладонь. Ладонь у него была удивительно гладкой, без единой линии. Ирка задержала на ней взгляд. Предупреждение Мамзелькиной све¬жим утопленником всплыло у нее в памяти.
— Руку жать не буду. Клясться тоже не буду, — отказала она.
— Как не будешь? КЛЯНИСЬ! — страшно воз¬высил голос Двуликий.
Его глаза полыхнули из-под маски — яростно, требовательно, нетерпеливо. Настойчивая ла¬донь тянулась к Ирке. Казалось, только распах¬нешь на миг пальцы и — все, рукопожатия уже не разорвать. Никогда.
— Клясться не буду. Но я подумаю, — сказала Ирка, опуская глаза, чтобы не ощущать назойли¬вого давления бога торговцев и ростовщиков.
— Ты подумаешь? Да кто ты такая, чтобы ду¬мать? Жалкая калека, которой волею судьбы дос¬тались доспехи валькирии! КЛЯНИСЬ!
— Нет. Никаких клятвенных сделок с разжало¬ванным божком лжецов я заключать не буду, — сказала Ирка с вызовом. Робость и деликатность — эти два бича действительно великодушных сер¬дец, когда им приходится общаться с хамами, — отступили. Бывают моменты, когда церемонии невозможны.
— ЧТО? — взвился Двуликий. — Ты играешь со смертью! Я отберу у тебя шлем прямо сейчас!
Мгновение — и жезл в его ладони превратился в изогнутый клинок со множеством зазубрин. У Ирки закружилась голова. Зазубрины сквозили нездешней силой. Ирка внезапно поняла, что дает клинку Двуликого силу. Жертвенная кровь. Много жертвенной крови.
Что ж! Пусть победит тот, кто достоин. Поздно бояться. В серьезном бою, когда некуда отступать, трусы всегда умирают первыми. Копье скользну¬ло в ладонь к Ирке. Его наконечник был нацелен точно в горло Двуликому, под отлитый подборо¬док маски.
— Начинайте! — сказала Ирка тихо. — Ваш вы¬ход, господин актер!
Двуликий Аа неожиданно притих. Изогнутый клинок улетучился из его пальчиков в неизвест¬ном направлении. Похоже, бог ростовщиков привык решать дело силой, только воздействуя на слабые и податливые души. Он был ловкий торго¬вец, а не воин. Осторожно, точно кошка к горячей рыбине, он протянул руку к лежащему на столике шлему, но тотчас отдернул. Ирке поняла, что шлем обжег ему пальцы. Его края раскалились и полы¬хали жаром.
— Хорошо, три дня еще не истекли... — неохотно признал Двуликий. — И взять его я пока не могу — согласен. Но все же моя власть над ним с каждым днем будет только усиливаться. Взгляни!
Это прозвучало как приказ. Ирка невольно повернула голову. Она увидела, как, повинуясь требовательному жесту Двуликого, шлем шевельнулся, а затем немного, на сантиметр — на два, сдвинулся в направлении ладони. Ирка спокойно подошла и, взяв шлем, сразу остывший при ее прикосновении, надела его. И сразу силы валькирии-одиночки удвоились. Теперь она была уверена, что сумеет в случае схватки вогнать копье в любой глаз маски по выбору. Даже на лице, обращенном к ней затылком.
Ощутив, на чьей стороне сила, божок ростовщиков мгновенно сбавил обороты и стал уклончиво-подобострастным, как Тухломон.
— Я необидчив! — произнес вкрадчивый голос из-под «молодой» маски Двуликого. — Не хочешь клясться — не надо. Наша сделка все равно имеет силу, поскольку ее условия озвучены.
— Бред! — сказала Ирка и, уже не скрываясь, взяла с полки шар с кораблем. Вода осталась спокойной, подчеркивая ее правоту.
Двуликий тревожно уставился на шар.
— Умная. Неужели сама догадалась? Признавайся, кто тебя научил? — процедил он.
Невидимая руна, защищавшая Ирку от подзеркаливания, вновь накалилась.
— Неважно. Когда ты покупаешь в магазине бейсбольную биту, тебя же не спрашивают, кто посоветовал тебе купить именно биту, а не волан для бадминтона! — с вызовом сказала Ирка.
Получи, фашист, собственную гранату! Двули¬кий, против которого обратили его же аргумент, с досадой дернул головой.
— Ну неважно! Ты умная, я умный. У умных лю¬дей всегда есть, о чем побеседовать. Итак, вальки¬рия, ты приносишь мне дарх Арея, а я уничто¬жаю старый договор. Если же нет, то сама пони¬маешь... Я повторять не буду. Вернешься на коляску, девочка, и очень скоро! — заявил он.
Стекло в руке у Ирки разогрелось. Она увиде¬ла, что вода внутри шара закипела, захлестнула мачту корабля. Ничего себе легкая рябь! Ирка с вызовом улыбнулась. Человек, который стоит спи¬ной к обрыву, не может отступать. Его спасение в наступлении.
— Так, значит, старый договор вы уничтожае¬те? Прекрасно. Тогда подарите мне перчатку! — сказала Ирка.
Двуликий Аа повернулся к ней бородатым ли¬цом.
— Какую перчатку? — спросил он.
— Вашу.
— Зачем?
Ирка молчала. Двуликий Аа правильно истол¬ковал ее молчание.
— А, ну да... Когда вы покупаете в магазине би¬ту... — пробормотал он.
— Так что же перчатка? Я жду! — настаивала Ирка.
Их взгляды скрестились. Двуликий Аа заколе¬бался. Посмотрел на шлем, на Ирку, снова на шлем. Было заметно, что он торопливо взвешива¬ет. Если он отдаст перчатку, от обещания будет уже не отмахнуться.
— Ну хорошо, хорошо... Почему бы и нет? — Двуликий Аа потянул с руки перчатку.
— Если вам несложно, с левой руки, — мягко сказала Ирка.
Последствия этой простой просьбы были не¬предсказуемы. Взбешенный Аа зашипел. Сорвав перчатку, он попытался швырнуть ее Ирке в лицо. Не задумываясь, валькирия сделала мгновенное, почти неуловимое движение копьем, и перчатка повисла на его сужающемся наконечнике, проби¬тая насквозь. Двуликий покачнулся. Ирка увидела, как на серебряной маске, на лбу, внезапно высту¬пила крупная капля черной крови, больше похо¬жей на смолу. Она смотрела на нее, как заворо¬женная.
Двуликий Аа медленно поднял руку и коснулся
лба. Кровь расползлась по ладони. Но и на лбу она не исчезла. Там, где была прежде капля, теперь бе¬жал ручеек. Двуликий схватился за стену и, остав¬ляя на дереве след, сполз на пол. Ирка выронила копье, на острие которого продолжала трепетать перчатка.
— Ты не понимаешь, что наделала, безумная! Ты все равно выполнишь свою часть сделки, по¬тому что,.. — прохрипел божок ростовщиков.
Двуликий не договорил. Серебряные маски глухо ударились об пол. Тело вздрогнуло и затих¬ло. Ручейки черной крови гневно потекли к Ирке, стремясь коснуться ее ног. Однако шлем вальки¬рий, который все еще был на Ирке, не допустил их. Черная кровь зашипела и, пузырясь, втянулась в щели между досками.
Ирка завизжала. Тело исчезло. На полу оста¬лись лишь серый плащ, покрытый рунами жезл и две серебряные маски. Ирка все смотрела на них и никак не могла отвести взгляд. Из соседней ком¬наты, хватаясь за стены, прибрел Антигон. Он был еще слаб. Булаву он волок за собой по полу. Когда требовалось перетащить ее через порог, булава зацепилась, и кикимор едва не упал. При этом он даже не осознал, отчего споткнулся, и ог¬лянулся в крайнем недоумении. Сознание его про¬должало пребывать под властью рунного жезла.
— Кто обидел мерзкую хозяйку? — произнес Антигон заплетающимся языком, тупо оглядывая комнату.
Ирка набрала в грудь воздух для нового визга, когда с гамака за ее спиной кто-то негромко ска¬зал: «Кхе-кхе!» Ирка резко повернулась. В ее гама¬ке не без удобства разлеглась...
— Аида Плаховна! — воскликнула Ирка. Мамзелькина мрачно отхлебнула из фляжки.
Прополоскала рот. Проглотила.
— Наворотила ты делов, пчелка недодавленная! Сказано тебе было русским языком: согла¬сись, но клятв не давай! Перчатку взять надо было. А что теперь станешь делать? — сказала она.
Ирка с ужасом уставилась на перчатку, кото-рая обвисла на копье, как мертвый голубь. Мам¬зелькина посмотрела на маски и жезл. Нетерпе¬ливо прищелкнула пальцами, притянула их к себе и убрала в свой старый рюкзак.
— Славный удар, пчелка! Двуликого можно бы¬ло поразить только так, в перчатку, когда он этого не ожидал. Левая перчатка — единственное, что было у него уязвимого. Ты сделала все, как по но¬там! Даже моя коса не справилась бы лучше!
— Я его убила! Он бросил в лицо перчатку, а я... я... — Ирка сглотнула.
До нее только сейчас начинал доходить смысл того, что она совершила. Все оказалось безумно просто. Короткое резкое движение копьем и не-
что живое, стоящее перед ней вот так вот, близко, становится неживым... Ей вновь захотелось завиз¬жать.
— Цыц! — грубо одернула ее Мамзелькина. — Кого ты убила-то? Никого ты не убила! Это ж язы¬ческий бог, он бессмертен! Его можно изгнать из человеческого мира, можно лишить тела и сил, но окончательно убить нельзя!
Ирка недоумевающе уставилась на рюкзак Аиды Плаховны. Она и верила, и не верила.
— Да, разумеется, это был ослабленный языче¬ский божок, — болтливо рассуждала Мамзельки¬на. — Мелкий комбинатор, которому давно не приносили жертв. Но твой шлем он выжулил че¬стно. В рамках закона во всяком случае. А что де¬лаешь ты? Отсылаешь бедолагу прямым экспрес¬сом в Нижний Тартар. Ждут его там, как же! Тыся¬чу лет ему теперь оттуда не выбраться! — Аида Плаховна хихикнула.
Она умела ценить нелепые ситуации. Лишь они разнообразили ее привычный, расписанный как по нотам быт. Покосила — хлебнула из фляж¬ки. Покосила — хлебнула.
— И что теперь? — спросила Ирка.
— А ничего! Поздно, милая, чесать в затылке, когда голова лежит у тебя на коленях! Теперь уж сама не знаю, что будет... Договор-то на шлем не¬знамо где, и срок подходит. Не вижу я судьбы твоей, лань моя недостреленная. В тумане она! — го¬лос Аиды Плаховны вновь стал жестким, как по¬дошва ботинка.
Ирка ждала. Она ощущала, что последнее сло¬во еще не сказано. И не ошиблась.
— Да, между прочим, голубка, вот тебе под¬сказка! Его перчатка, хоть и пробитая, у тебя, и, следовательно, ваша устная сделка с Двуликим, если вы успели о чем-то договориться, в силе! А в Тартаре он сам или нет — какая разница? — сказа¬ла Плаховна. Она прищелкнула языком и растаяла.
Ирка смотрела на пустой гамак, который про¬должал раскачиваться. Она подумала, что никогда теперь не сможет в нем уснуть.

Файл скачан с сайта http://tanya-grotter.ru