Это цитата сообщения amlugos Оригинальное сообщение

Жизнь и схема. Часть 3



Окончание. См. часть 1, часть 2

Путешественник - всегда немного картограф. Кроме одного случая. Иногда в пути застываешь на месте, очарованный открывшимся величавым видом - или совсем крохотной деталью - и вдруг расстилающийся далеко внизу речной дол или мерцающая на солнце паутинка у самых глаз становится пуповиной, соединяющей тебя со всем, что ты прошел и еще пройдешь. Мир хлещет через нее, щедро, непрестанно, и ты слышишь собственный смех, радостный и здоровый, ощущая единение со всем окружающим, бесконечность без одиночества. Ну какие тут схемы-мемы, какие карты? Они сыплются из карманов, как засушенные между страниц листья, и ты тянешься за той, козырной, заветной, отложенной на черный день в рукав, чтоб выкинуть и ее - но останавливаешься, понимая с улыбкой: не нужно, раз сама не выпала, пусть лежит; не требуется отречения, очищения, все уже есть, здесь, сейчас.

А после ты возвращаешься.

Есть любопытное народное поверье, в котором ведическое сплелось с христианским: когда человек появляется на свет, он - новорожденный - знает все, и спешит рассказать об этом окружающим. И вот младенец открывает рот, набирает побольше воздуха - и в этот момент ангел бьет его по губам невидимой рукой. И человек все забывает. И издает свой первый крик...

Крик и плач - разве не их напоминают многие стихи, картины, музыка? Крик негодования на собственное бессилие сказать, на чужое нежелание услышать. И плач, повествующий о том, как несправедливо происходящее. Они чередуются, переходят друг в друга, прерываются тишиной. Крича, плача и молча, человек учится говорить.

Речь глубоко - в корне - связана с когнитивными схемами. То, что Логос одновременно означает "слово" и "разум", есть скорее не результат филологической путаницы, а проявление мудрости языка. Схемы и словесные конструкции непрерывно дополняют друг друга; студенты знают, что лучший способ уложить какую-либо концепцию в голове - рассказать о ней. Потому и чувства, в отличие от рассудочных построений, словами очень трудно выразить точно. Схема "теорема Пифагора" у всех, у кого она существует, примерно одинакова; схема "радость" будет ощутимо отличаться даже, скажем, у тяжелоатлета и легкоатлета.

Но как выразить то, что больше разума и больше чувств, хотя и разум, и чувства участвуют в нем - как выразить осознание? Ведь если путешественник возвращается, то разве может молчать о нем? Вот Лао Цзы думал, что мог, но все же как-то разговорился...

Язык иносказаний, метафор, символов способен преодолевать препятствие "невыразимости", стоящее перед "лобовой" речью. Реализм не более, а менее точен, чем поэзия или сказка, когда речь идет о чем-то большем, чем быт. Прямое выражение, полностью фокусирующееся на своем предмете, останавливается там, где начинается бесконечное, и при этом досконально описывает конечное. Такая концентрация рассудочного внимания на цели парадоксальным образом разрушает единство буквы и духа; мертвая буква остается в одиночестве.

В конце XIX-го и первой половине XX-го столетия "чувственники" начали реагировать на слишком далеко зашедший марш "рассудочников", выражавшийся в индустриализации, сциентизме и реализме. И, как всегда бывает, пока маятник не качнулся в другую сторону, реакция эта приносила порой удивительные плоды:

I am Rose my eyes are blue
I am Rose and who are you?
I am Rose and when I sing
I am Rose like anything.

(Гертруда Стайн.)

Кто не владеет английским, уж поверьте на слово: это стихотворение невозможно проговаривать иначе чем детским голосом. Я склонен думать, что в четырех строчках Стайн схвачена, словлена суть того, что такое ребенок, другое Я; тогда как длинный текст не менее любимых мной Стругацких - "Малыш", полноценная повесть, и, пожалуй, одна из сильнейших у них - прикасается только к одной грани этого понятия.

Да только "чувственники" - такие же люди, как и "рассудочники", и власть (или ее эквивалент в культуре - популярность стиля?) разлагает вторых так же, как и первых. На смену реализму пришел постмодернизм, с его бессмысленной преданностью игре. Теперь уже не цель выражения оказалась во главе угла, а средство и процесс. Постмодернист - это блестящий оратор, который не знает, что сказать (или убежден, что говорить не о чем), но не делает, подобно Лао Цзы, попыток молчать. Я был бы неискренен, если сказал бы, что постмодернизм не вызывает у меня эстетического удовольствия - вызывает еще как! Великая игра обломками смыслов не уступает футболу и, по-моему, иногда совсем немного не дотягивает до пения птиц.

Но она бесцельна. Это игра человека, отказавшегося от возможности ошибиться в обмен на относительную моральную безопасность. Это воображаемый пир во время воображаемой чумы (да, чума тоже воображаемая - или покажите мне постмодерниста, умершего от настоящей).

Качание маятника от ригидных, "твердых" когнитивных схем рассудочности и реализма до прекрасных, но непригодных для земного жилья воздушных замков (сюда относится не только постмодернизм, но и, к примеру, буддийский отказ от "внутреннего диалога") обеспечивает движение стрелки часов по кругу. Но маятник можно остановить. Знал ли немецкий доктор, спросивший Батюшкова "Который час?" и получивший в ответ "Вечность", внутреннее состояние поэта? Если иерархические деревья схем растут в той же местности, где проплывают облака ощущений, рано или поздно на ветках начнет конденсироваться живительная влага. Но для этого деревья и облака должны где-то встретиться.

Не всякая метафора, не всякий символ гарантирует такую встречу. Чувства и разум должны стремиться друг к другу - и одновременно к выражаемому, к истине, тянуться от земли до неба, чтобы в ответном движении вдруг ударила молния и озарила окружающее. Настоящий символ или миф подобен пирамиде, твердо стоящей на земле, вырастающей из конкретной ситуации, в которой он рождается, - и всегда перерастающей ее, устремленной к невидимой простым глазом точке в небесах. Основания у разных пирамид разные; общая точка всегда одна. И даже простой разговор об истине, не претендующий на звание мифа, может встречаться в общей области с чем-то, построенным в совсем другой системе символов, опирающимся на совершенно иной фундамент. В качестве примера можно сравнить главы этого текста с постом Gatekeeperа о "конусе тишины" (особенно рекомендую любителям научной фантастики и киберпанка).

Жизнь на Земле, утверждают биохимики и палеобиологи, обязана своим возникновением молнии и впервые зародилась в воде. Молния озарения, живая вода речи, ведическое единение Земли и Неба, христианский Логос...

"И смерть не удержит своих владений.
Мертвецы, как один, отрясут свою ветхую плоть –
Войску ветра и закатной луны под стать,
Когда их чистые кости выступят в путь –
На локте звезда и у щиколотки звезда;
Их, безмозглых, достигнет благая весть,
Их, утопших, отринет морская вода;
Пусть любовники гаснут – не гаснет страсть;
И смерть не удержит своих владений.

И смерть не удержит своих владений.
Те, кто своё отлежал под изгибами толщ
В тени корабельных днищ;
Кто пляшет на дыбе, срывая жилу и хрящ,
Кто ремнем растянут на колесе;
Те, от чьей чистой веры осталась одна труха,
Кого прободает насквозь единорог греха, –
Встанут, разимые насмерть, неуязвимые все;
И смерть не удержит своих владений.

И смерть не удержит своих владений.
Больше не смеют им в уши чайки кричать средь зыбей,
И не взрывается на побережьях морской прибой;
Больше уже ни один цветок не позволит себе
В дождь запрокинуть голову под удары брызг;
Пусть каждый из них безмыслен и мёртв, как гвоздь,
Головы голых гвоздей собьются в цветущую гроздь;
Их в солнце вколотят – и солнце расколется вдрызг,
И смерть не удержит своих владений."

(Дилан Томас, пер. А. Штыпеля.)