китайская пословица «Одна картина лучше тысячи слов».

Русское слово «дизайн» заимствовано из английского языка, где слово «design» имеет большой набор значений

В русском языке слово «дизайн» не несёт следов своего происхождения и следов других возможных контекстов употребления. Оно имеет узкий спектр употребления (относительно английского языка). При всех очевидных минусах это позволяет более точно поставить вопрос о том, что такое дизайн.

В русском  языке английское слово design перестало быть интуитивно понятным. Русское употребление (и, по всей видимости, употребление в других языках) подчёркивает специальное значение этого слова. В другом языке слово превращается в термин, лишённый дополнительной (отчасти – искажающей, хотя как бы одновременно помогающей понимать слово и не задавать лишних вопросов) смысловой окраски. Строго говоря, при обратном переводе нельзя переводить русское слово «дизайн» как design. Точнее, можно, но с оговоркой о том, какое из значений имеется в виду.

Можно говорить по-русски о дизайне мебели, украшений, квартир, журналов, игрушек.

Можно говорить о хорошем или плохом дизайне. Можно сказать: «он занимается дизайном, он – дизайнер». Т.е. «дизайн» в русском языке используется для называния особой, социально выделенной деятельности и её результатов.

II.Что же это за деятельность? Что производится в её процессе? Что оценивается, когда говорят о хорошем или плохом дизайне?Оценивается то впечатление, которое внешний вид вещи или пространства производит на говорящего о нём.

Дизайн как деятельность имеет дело с внешним видом вещей и пространств. Он создаёт визуальные впечатления. Он осознанно работает с визуальным впечатлением (видом) «предмета дизайна». Разговор о «дизайне» предполагает сосредоточение внимания на красоте и красивом.

Кроме того, слово «дизайн» предполагает, что оценивающий визуальное впечатление знает, что кто-то над этим впечатлением специально работал. Словосочетание «дизайн леса» или «дизайн горы» на обыденном уровне восприятия может рассматриваться только как парадокс или даже оксюморон. Говорящий так будет понимать, что он говорит необычным и непривычным способом.

Это делает Альфонс Доде в «Тартарене в Альпах», описывая Швейцарию с её горами и озёрами как декорацию со своей машинерией. (Этот пример не зря приведён в книге Бергсона «Смех»)

Употребление слова «дизайн» подчёркивает умышленность, искусственность визуального впечатления. Это коррелирует с представлением о «дизайне» как особой деятельности. Дизайну учатся, за дизайн получают деньги, человек может самоопределяться как «дизайнер»…

Дизайн как деятельность предполагает (и – создаёт) потребность в высоком визуальном качестве окружающего материального мира, в красоте.

Но с красотой материального мира всегда работало изобразительное искусство! Поэтому дизайн понимается и описывается как особый вид искусства. Искусства, которое снова пришло в жизнь.

III.История дизайна воспроизводит схему «возвращения блудного сына». В Золотой век изобразительное искусство было частью жизни, люди (по крайней мере – достойные люди) жили в прекрасном визуальном окружении – ели, пили, спали в нём. Но пришёл Железный век, и для искусства потребовались резервации в виде музеев. Оно стало пониматься как деятельность, не имеющая к жизни прямого отношения.

Но искусство вернулось или должно вернуться. Жизни человека надлежит проходить среди прекрасных предметов. Так или примерно так провозглашали первые идеологи «дизайна» в эпоху модерна (типа прерафаэлитов), независимо от того, употребляли они это слово или нет.

Новое слово понадобилось неспроста. «Искусство» по привычке воспринималось как нечто, находящееся в музеях. Пришлось, впрочем, как-то назвать то искусство, которое раньше было частью жизни. Его назвали «декоративно-прикладным искусством», подчёркивая единство эстетических (как бы «бесполезных») и полезных функций произведений.

Дизайн, чтобы вернуть в повседневную жизнь красоту, должен был утверждать, что красота может быть полезна, или даже обязательно является полезной. Теоретики дизайна много спорили о соотношении красоты и пользы. Кто-то их отождествлял, кто-то - подчёркивал большую важность чего-то одного. Сводили красоту к пользе, или пользу к красоте. Это напряжение было эвристично для теории и практики дизайна, задавая возможность его развития.

Но, проникнув в жизнь под личиной «дизайна», искусство должно было заплатить свою цену - видоизмениться, пойти на службу к тем, кто создаёт вещи и пространства для массового пользования – к корпорациям. Отсюда – многие слова и действия сегодняшних дизайнеров, которые в рабочее время вкалывают на корпорации, а в свободное – помогают бороться с корпорациями.

Дизайнеры теперь необходимы. Они обеспечивают один из типов конкурентного преимущества. Если ты сделал, что-то более красивое, чем конкурент (мебель или мясорубку) ты выиграл, даже если по всем остальным типам критериев оценки продукта идёшь наравне или даже уступаешь. Идея о необходимости «красоты» вошла в общественное сознание, «блудный сын» вернулся. По крайней мере, к тем, кто может себе это позволить.

Средневековые мастера создавали прекрасные вещи для аристократии. Дизайнеры  создают прекрасное для масс.

 IV.Но что такое «прекрасное»? Споры об этом идут столько, сколько существует философская рефлексия искусства, эстетика. Для дизайна как для деятельности вопрос, однако, стоит более остро. Как обеспечить предсказуемое впечатление целевой аудитории, её высокую оценку визуальных качеств продаваемого продукта?Художник может сказать «я так вижу» и остаться непризнанным. Это предполагается романтическим образом художника. Дизайнер так сказать не может. Образ дизайнера предполагает успех. Он, строго говоря, не дизайнер, если его вещи не понравились людям. Дизайн – умышленное производство красоты.Дизайн, таким образом, волей-неволей должен иметь дело с законами визуального восприятия. Но что воспринимается как красивое, а что – нет? Здесь мы сталкиваемся с известным вопросом: а можно ли поверить гармонию алгеброй?Дизайн в изрядной мере подчинён законам гармонии, которые обычно описываются математически и представлены в виде числовых соотношений (типа «золотого сечения» и «ряда Фибоначчи»). При этом сознательное использование этих законов предполагает, конечно, и возможность их нарушения.В рассказе Виктора Пелевина  «Нижняя Тундра» некий авантюрист Соханма «создал музыку разрушения и распада. На всём пространстве, где слышны её звуки, люди перестают понимать, где верх, а где низ. В их сердцах поселяются ужас и тоска. Оставляя дома и огороды, они выходят на дорогу и, склонив шею, покорно ждут своей судьбы».Параллель с музыкой не случайна.История музыки движима попытками поймать красоту в строгую форму – математическую или геометрическую. Идёт поиск законов, которым подчиняется кажущаяся субъективность красоты. В контекстах, где говорят об этом, слово «гармония» обычно замещает слово «красота». В музыкальной октаве звуки (тона) связаны числовыми соотношениями. А современная музыка представляет собой последовательность именно этих звуков. Опыт показал, что именно они и их сочетания кажутся наиболее приятными для слуха.А может быть, люди научились считать приятными именно такие звуки?Музыку (музыкальную композицию) можно назвать «дизайном звуков», и не только метафорически. Звуки ведь тоже материальны, но они разворачиваются во времени. Дизайн же имеет дело с пространством и формами в этом пространстве.Современные дизайнеры используют музыкальные термины, такие как «темп» и «ритм», чтобы объяснить производимый их продуктами визуальный эффект. Слова, описывающие действие, происходящее во времени, применяются для характеристики восприятия пространства.Но и пространственный язык  может использоваться для представления действий, разворачивающихся во времени. Музыка записывается нотами, действие – планом, а мысль – схемой. Любое умышленное действие требует визуального представления в пространстве