[показать]Св. Іоаннъ, архіепископъ Константинопольскій, за свое краснорѣчіе получившій прозваніе Златоуста, — въ своихъ словахъ и бесѣдахъ составилъ совершеннѣйшіе образцы для подражанія проповѣдникамъ всѣхъ временъ. И — на основаніи проповѣдей св. Іоанна Златоустаго легко установить взглядъ этого величайшаго церковнаго витіи на проповѣдничество. Нельзя, по воззрѣнію Златоуста, проповѣднику не обращать вниманія на мнѣніе и вообще настроеніе слушателей — нельзя, — по словамъ этого вселенскаго учителя — уже потому одному, что «главная обязанность пастыря заключается въ воспитаніи пасомыхъ въ духѣ Христовой вѣры» и нравственности; но, конечно, нельзя достигнуть этого при невнимательности къ самому народу и ко всему происходящему въ его духовной и общественной жизни.
Съ другой стороны, презрительное со стороны проповѣдника отношеніе къ народу дастъ послѣднему поводъ распространять о пастырѣ-проповѣдникѣ невыгодные и даже нелѣпые слухи, что, понятно, можетъ сильно повредить успѣхамъ его пастырской дѣятельности. «Ничто, — разсуждаетъ Златоустъ, — столько не увеличиваетъ славы худой и доброй, какъ неразсудительная чернь. Люди сего класса, привыкшіе слушать и говорить безъ разбора, даютъ почти всякому происшествію свой смыслъ, нимало не заботясь объ истинѣ. Вотъ — причина, по которой не должно пренебрегать мнѣніемъ народа». Проповѣдникъ долженъ быть, по возможности, безукоризненнымъ витіей (въ лучшемъ, конечно, смыслѣ этого слова); иначе его не станутъ слушать, а иногда, напримѣръ, при обличеніи слушатели просто могутъ даже уйти: «ибо, — говоритъ св. Іоаннъ Златоустъ, — когда (проповѣдникъ), вступивъ на каѳедру, начнетъ обличать нерадиво живущихъ, но послѣ такого начала смѣшается, станетъ запинаться въ рѣчи своей и, не находя болѣе словъ, принужденъ будетъ краснѣть, — тогда вдругъ иечезнетъ вся польза отъ сказаннаго. Поелику обличаемые, съ досадою слушая обличенія и не имѣя другого средства отомстить ему, смѣются надъ его неумѣніемъ, надѣясь симъ способомъ прикрыть свое посрамленіе».
Удовлетворяя развитому вкусу слушателей, пастырь не долженъ, однако, переступать извѣстныхъ границъ; и потому будетъ непростительной погрѣшностью, если проповѣдникъ, изъ угожденія испорченнымъ вкусамъ слушателей, станетъ, напримѣръ, въ своихъ собесѣдованіяхъ поддѣлываться подъ вкусъ простонародный, вдаваться въ чрезмѣрный паѳосъ, совершенно не нужный для дѣла, и вообще держать себя на каѳедрѣ церковной, какъ актеръ на сценѣ. Все это не совмѣстимо ни съ мѣстомъ проповѣди, ни съ саномъ пастыря-проповѣдника, а главное — все это не можетъ, по мнѣнію св. Златоуста, назидать слушателей и доставлять имъ душевную пользу. Св. Златоустъ вооружается также противъ напыщенности и излишней искусственности въ выраженіяхъ, противъ внѣшней учености, свойственной языческимъ философамъ, а не проповѣдникамъ Христовой истины, для которой такая ученость можетъ служить только препятствіемъ. Слово проповѣдника Христовой истины должно быть «не хвастливымъ, которое отличается внѣшней утонченностью, но такимъ, которое проникнуто великою силою духа, исполнено разума и мудрости. Поэтому, ему нужны не искусство и изящныя выраженія, не краснорѣчивыя слова, а сила мыслей, здоровое сужденіе и знаніе Писаній; не ученое изложеиіе, а, какъ обыкновенно говорятъ, душа». Нечего, конечно, и говорить о томъ, что проповѣдь должна быть проста и вполнѣ доступна пониманію слушателей; проповѣдникъ долженъ «разнообразить рѣчь свою для пользы слушателей», т. е., дѣлать ее доступной пониманію слушателей всякаго умственнаго состоянія, — «въ этомъ главное достоинство учителя, — и, подобно ап. Павлу, долженъ сходить (приспособляться къ умственному уровню) съ учительской каѳедры и бесѣдовать съ своими слушателями, какъ съ братьями, какъ съ друзьями, какъ съ равными себѣ». Между прочимъ, для возбужденія въ слушателяхъ наибольшаго вниманія къ проповѣди св. Іоаннъ Златоустъ совѣтуетъ проповѣднику употреблять иногда иносказанія, образы и вообще говорить такъ, чтобы слушателю не все сразу было понятно, но чтобы онъ входилъ въ пониманіе даннаго предмета постепенно и прилагалъ, съ своей стороны, значительную долю самодѣятельности. Такой пріемъ; употреблялъ и самъ св. Златоустъ, при чемъ ссылался на примѣръ Господа, Который говорилъ нерѣдко притчами. Пріемъ этотъ удобенъ въ томъ отношеніи, что удерживаетъ вниманіе слушателей до конца проповѣди, нисколько не утомляя ихъ, такъ какъ человѣкъ, обыкновенно, наиболѣе интересуется тѣмъ, что для него не совсѣмъ ясно (прикрыто нѣкоторой завѣсой таинственности). Такимъ образомъ, церковный ораторъ долженъ держать себя просто, но съ достоинствомъ и менѣе всего раболѣпствовать предъ своими слушателями и заискивать ихъ расположеніе «сладкими для слуха рѣчами». Главная цѣль, которую долженъ онъ всегда и во всемъ преслѣдовать — духовное назиданіе слушателей.
Та же цѣль духовнаго назиданія и наученія пасомыхъ должна руководить пастыремъ-проповѣдникомъ и въ выборѣ самаго предмета для церковной проповѣди. Назидательный предметъ для бесѣды съ народомъ можно находить не только въ богатомъ содержаніи Писанія и преданія церковнаго и всеобщей и отечественной исторіи, но и въ области наукъ естественныхъ, въ текущихъ событіяхъ церковно-общественной и даже частной жизни: нужно только смотрѣть на все съ точки зрѣнія евангельскаго свѣта и христіанскаго разума. Говоря вообще, проповѣдь должна быть и современною, т. е. должна касаться дѣйствительной жизни и насущныхъ потребностей слушателей, — и церковною, т. е., должна обсуждать предметъ при свѣтѣ Божественнаго Откровенія и подъ руководствомъ разума вселенской Церкви. Что Златоустъ не былъ безучастнымъ зрителемъ выдающихся событій общественной жизни, объ этомъ съ достаточною ясностью свидѣтельствуютъ хотя бы его бесѣды о статуяхъ, говоренныя къ антіохійскому народу, благодаря каковымъ бесѣдамъ Антіохія приняла спокойный, нормальный видъ, нравственная серьезность смѣнила безпорядочное возбужденіе страстей и была, между прочимъ, причиною того снисхожденія, съ коимъ императоръ отнесся къ возмутившемуся городу. Или съ какою необыкновенною рѣшительностью святитель Златоустый вооружается противъ пристрастія христіанъ къ языческимъ зрѣлищамъ, особенно противъ посѣщенія ихъ въ Великій пятокъ, а также противъ пьянства преимущественно въ праздникъ св. Пасхи. Вообще проповѣдническіе труды Златоуста въ такой степени удовлетворяютъ требованію современности, что въ этомъ отношеніи онъ превосходитъ всѣхъ проповѣдниковъ и древняго и новаго времени. Златоустъ болѣе чѣмъ кто-либо или когда-либо изъ христіанскихъ проповѣдниковъ проникнутъ былъ и духомъ церковности, объятъ огнемъ слова Божія и запечатлѣнъ его духомъ. Не напрасно же въ старинныхъ изреченіяхъ Цвѣтной Тріоди предъ словомъ Златоуста на Свѣтлое Воскресеніе «уста» (богодухновенныя слова) его уподобляются Христовымъ устамъ: «Христовы уста — Павловы уста, Павловы уста — Златоустаго уста, Златоустаго уста — Христовы и Павловы уста». (Какъ извѣстно, эти слова старинной церковной пѣсни особенно нравились святителю Димитрію Ростовскому). Какъ сильно должно было звучать слово Златоуста, когда въ Антіохіи, гдѣ еще видѣнъ былъ домъ, служившій жилищемъ св. Павлу, онъ прославлялъ Римъ, преимущественно ради Павла, и, такимъ образомъ, однимъ его именемъ, связывалъ церкви Востока и Запада! «Люблю Римъ, — говорилъ св. Іоаннъ, — за то, что Павелъ писалъ посланіе къ римлянамъ и самъ любилъ ихъ, за то, что онъ при жизни бесѣдовалъ съ ними, что у нихъ окончилъ жизнь и что у нихъ хранятся его священные останки. Отъ сего Риму болѣе славы, чѣмъ отъ чего другого. Оттуда будутъ взяты на небо прославленныя тѣлеса апостоловъ Петра и Павла...». Златоустъ былъ неистощимъ въ изображеніи временъ апостольскихъ; видя, съ какимъ жаромъ онъ повѣствуетъ объ испытаніяхъ мучениковъ, можно понять, что и онъ самъ охотно выстрадалъ бы ихъ. Такъ онъ, сотни разъ, и всегда въ новыхъ образахъ, описываетъ появленіе христіанства въ мірѣ и его быстрое торжество. При выборѣ предметовъ для церковной бесѣды, проповѣднику лучше всего слѣдовать самому св. Іоанну Златоусту, главнымъ образомъ — изъясняя слово Божіе, смыслъ церковныхъ службъ, таинствъ и вообще обрядовой стороны христіанской религіи. Но предосудительно и даже прямо грѣшно, если пастырь въ выборѣ предмета для проповѣди станетъ руководиться желаніемъ угодить своимъ слушателямъ и получить чрезъ это отъ нихъ похвалу и одобреніе. Св. Златоустъ сильно вооружается противъ такихъ проповѣдниковъ, какъ нарушителей своего долга, который «состоитъ въ томъ, чтобы угодить Богу и быть чистыми предъ судомъ совѣсти». По словамъ св. Златоуста проповѣдникъ долженъ быть таковъ, «чтобы могъ отвлечь народъ отъ безразсуднаго и безполезнаго удовольствія и заставить его пріобрѣтать пользу отъ слышанія, такъ чтобы народъ ему слѣдовалъ и съ него бралъ образецъ, а не онъ управлялся прихотями народа».
Что касается характера проповѣди, то объ этомъ у св. Златоуста находимъ весьма важныя и поучительныя указанія. Прежде всего, проповѣдникъ долженъ говорить съ священнымъ дерзновеніемъ. «Какъ глашатай на зрѣлищѣ провозглашаетъ въ присутствіи всѣхъ, такъ и (пастыри) должны провозглашать и ничего не прибавлять, но говорить то, что сами слышали. Достоинство проповѣдника состоитъ въ томъ, чтобы сказать всѣмъ дѣйствительно бывшее (истину), не прибавляя ничего и не убавляя». Итакъ, нужно говорить только правду — и притомъ во всеуслышаніе: понравится ли это слушателялгь, или не понравится, повредитъ ли такое слово проповѣднику или нѣтъ, — объ этомъ проповѣдникъ заботиться не долженъ — истина прежде всего, такова заповѣдь Христова. Особенно заповѣдуетъ св. Златоустъ ставить истину на первомъ планѣ при изъясненіи заповѣдей Божіихъ. «Тотъ, кому ввѣрено служеніе (пастырское) долженъ или все содержащееся въ нихъ (заповѣдяхъ) объявлять смѣло, имѣя въ виду всегда пользу, а не удовольствіе слушателей, или, опасаясь непріязни слушателей, терять свое и ихъ спасеніе чрезъ такую неблаговременную угодливость». Кто изъ пастырей — проповѣдниковъ не будетъ соблюдать этого, тотъ подобенъ убійцѣ, и Богъ души погибшихъ взыщетъ съ него. Такое строгое наказаніе Господь назначаетъ подобнымъ проповѣдникамъ по той причинѣ, что они, какъ не объявляющіе всѣхъ заповѣдей, извращаютъ условія нашего спасенія и являются врагами Божественнаго человѣколюбія, хотящаго всѣмъ человѣкомъ спастися и въ разумъ истины пріити. Далѣе, должно проповѣдывать со властію, «потому что есть грѣхи, отъ которыхъ нужно отклонять повелѣніемъ». Такое слово по необходимости соединяется съ обличеніемъ, въ которомъ собственно и проявляется властность проповѣдника. Впрочемъ, насколько обличеніе необходимо, настолько же, если даже еще не въ большей степени, трудно и опасно. «Грѣшники, — говоритъ св. Златоустъ, — никого изъ людей такъ не отвращаются и ненавидятъ, какъ того, кто намѣревается (только еще намѣревается!) обличать ихъ; они стараются найти предлогъ уклониться и избѣжать обличенія.. Обличитель несносенъ для нихъ не только тогда, когда слышатъ его голосъ (т. е., обличеніе), но и тогда, когда только видятъ его: тяжекъ есть намъ, — говорятъ они, — къ видѣнію (Прем. 2, 15). И это понятно: для грѣшниковъ обличеніе то же, что для больныхъ операція, т. е., хотя оно и полезно, по соединено съ болью и вообше непріятнымъ ощущеніемъ. Обличеніе наноситъ ударъ самолюбію обличаемаго, указываетъ его недостатки и погрѣшности, которые всякій, изъ самолюбія, старается извинить себѣ. Между тѣмъ, обличеніе необходимо, и безъ него проповѣднику обойтись никакъ нельзя. Какъ же должно обличать? Священникамъ, — говоритъ. св. Іоаннъ Златоустъ, — нужно не только дерзновеніе, когда они «намѣреваются обличать, но еще больше кротость, чѣмъ дерзновеніе». Грѣшникамъ нужно оказывать великую кротость и снисхожденіе, особенно въ тѣхъ случаяхъ, когда «они стараются уклониться отъ обличенія». Въ этихъ случаяхъ «нужно поступать подобно врачамъ, т. е. указавши рану и сдѣлавъ разрѣзъ, нужно прилагать потомъ и лѣкарство. Если что-нибудь изъ этого опущено, то прочее бываетъ безполезно»; «ибо обличеніе само по себѣ невыносимо, если оно не растворено утѣшеніемъ». Вотъ почему, «высшее правило ученія состоитъ въ томъ, чтобы не только обличать, но и увѣщавать и утѣшать; а кто только постоянно обличаетъ грѣшниковъ, тотъ дѣлаетъ ихъ болѣе упорными; равнымъ образомъ, и тотъ, кто ихъ постоянно только увѣщаваетъ, дѣлаетъ ихъ болѣе безпечными». «Обличай не съ гнѣвомъ, не съ ненавистью, не съ злобой, не съ враждою, какъ бы противъ врага, но съ любовью, съ страданіемъ, скорбя болѣе самого обличаемаго, душевно сожалѣя о его положеніи: ничто столько не сильно привлечь ученика, какъ убѣжденіе въ томъ, что учитель и печется, и скорбитъ о немъ: это знакъ отличной любви». Тѣмъ болѣе «уста наши должны быть чисты отъ укоризнъ; ибо хотя бы и были справедливы наши укоризны, но не наше дѣло — высказывать ихъ; изслѣдовать — дѣло судіи». Чтобы не впасть въ такую крайность и быть кроткимъ и снисходительнымъ при обличеніи, проповѣднику всегда нужно помнить собственную немощь и собственные грѣхи. Это значитъ, что въ такихъ случаяхъ проповѣдникъ долженъ ставить себя въ положеніе обличаемаго и уже отъ этой точки зрѣнія отправляться въ своихъ обличеніяхъ. Только восчувствовавъ болѣзнь ближняго на самомъ себѣ, только проникшись къ нему состраданіемъ и сочувствіемъ, можно сказать задушевное и спасительное обличеніе. Во священники потому и поставляются люди, а не ангелы, чтобы они сознаніемъ своей грѣховности удерживались «отъ обличеній сверхъ мѣры» и «были снисходительнѣе къ подобострастному». При соблюденіи указанныхъ условій обличительная проповѣдь, какъ и вообще обличительное слово, можетъ быть высоко-полезной для назиданія слушателей.
Само собою понятно, что быть такимъ проповѣдникомъ въ высшей степени трудно, зато сила подобной проповѣди неизмѣримо велика. Разъясняя притчу о «закваскѣ», св. Іоаннъ Златоустъ говоритъ, что посредствомъ проповѣди можно заквасить весь міръ: «нужно только бросить закваску, а она все произведетъ сама собой». Доказательство тому — апостолы Христовы. «Если 12 человѣкъ заквасили цѣлую вселенную, то размысли, какъ худы мы, когда, будучи такъ многочисленны, не можемъ исправить оставшихся, — мы, коихъ по надлежащему было бы довольно стать закваскою многочисленныхъ міровъ!..». При этомъ проповѣдникъ ни въ какомъ случаѣ не долженъ смущаться, а тѣмъ болѣе не долженъ ослаблять своей пастырской ревности, если замѣтитъ, что слушатели послѣ проповѣди остаются, повидимому, въ томъ же религіозно-нравственномъ состояніи, въ какомъ находились и до проповѣди, или иногда и совсѣмъ не слушаютъ пастырскихъ наставленій: «ключи текутъ, хотя бы никто не черпалъ изъ нихъ, и родники источаютъ воду, хотя бы никто не пилъ изъ нихъ; такъ и проповѣдникъ, хотя бы никто не внималъ ему, долженъ исполнить все, что отъ него зависитъ. Ибо намъ, принявшимъ служеніе слова, положенъ человѣколюбивымъ Богомъ законъ — никогда не оставлять своего долга и не молчать, слушаютъ ли насъ или убѣгаютъ». Не долженъ проповѣдникъ смущаться и падать духомъ и въ томъ случаѣ, когда слово его дѣйствуетъ слишкомъ медленно. «Нашъ долгъ, — говоритъ Златоустъ, — не убѣдить слушателей, а только посовѣтовать; наше дѣло — предложить увѣщаніе, а убѣдиться отъ нихъ зависитъ; потому что человѣкъ — свободное существо». Впрочемъ, слѣдуя примѣру св. Златоуста, проповѣдникъ иногда можетъ на время и прекратить проповѣдничество, если, конечно, это будетъ полезно. Такъ, по крайней мѣрѣ, поступалъ самъ св. Златоустъ, свидѣтельствуя о самомъ себѣ: «когда мы видимъ, что кто-либо слушаетъ насъ разсѣянно и при всѣхъ убѣжденіяхъ нашихъ остается невнимательнымъ, наконецъ, перестаемъ говорить. Ибо если мы будемъ настаивать, то безпечность его еще болѣе усилится».
Чтобы быть такимъ проповѣдникомъ, какимъ желаетъ видѣть пастыря св. Златоустъ, нужно много труда и умѣнія. «Такъ какъ сила слова, говоритъ св. Златоустъ, не природою дается, но пріобрѣтается образованіемъ, то, хотя бы кто довелъ ее до высшей степени совершенства, — и тогда онъ можетъ потерять ее, если постояннымъ и прилежнымъ занятіемъ не будетъ сохранять оной». Затѣмъ св. отецъ настаиваетъ на томъ, чтобы пастыри-проповѣдники постоянно и тщательно упражнялись въ проповѣданіи, потому что только постоянныя и усиленныя упражненія въ этомъ дѣлѣ, какъ и во всякомъ другомъ, способны развить и укрѣпить проповѣдническій даръ. И въ такихъ занятіяхъ, говоря словами св. Златоуста, «долженъ упражняться не только высокообразованный учитель церковный, но и малообразованный», не только проповѣдникъ, пользующійся извѣстностью и славой, но и проповѣдникъ обыкновенный, или, какъ говорятъ, заурядный.
Всѣ нужныя для проповѣдничества качества были соединены въ Златоустѣ въ высокой степени, — и, однако же, самъ св. отецъ неоднократно съ горькимъ чувствомъ говоритъ о малоуспѣшности своей проповѣди, о ея недѣйственности на пасомыхъ, и этимъ, между прочимъ, объясняетъ частое съ своей стороны повтореніе наставленій объ одномъ и томъ же предметѣ, замѣчая, что нельзя еще питать твердою пищею тѣхъ, которые нуждаются въ молокѣ. И это говоритъ тотъ, кто заставлялъ своихъ слушателей то плакать, то ликовать, кто почтенъ знаменитымъ титломъ «Златоустаго», обратившимся въ его второе собственное имя. Въ этомъ, впрочемъ, нѣтъ ничего удивительнаго и необыкновеннаго: ибо вліяніе проповѣди зависитъ не столько отъ проповѣдника, какъ ни велико значеніе этого вліянія, сколько отъ самихъ слушателей, отъ степени ихъ доброй воли. Одинаковое сѣмя бросалъ сѣятель и при пути, и на почву каменистую, и терніе, и наконецъ, на добрую землю, — но послѣдствія, плоды этого сѣянія были далеко не одинаковы. Такъ какъ церковная бесѣда имѣетъ своею задачею улучшеніе нравственнаго настроенія и внѣшняго поведенія слушателей; — а то и другое возможно лишь при самодѣятельности этихъ послѣднихъ, то успѣхъ и плодотворность проповѣдничества церковнаго обусловливаются въ значительной степени живымъ отношеніемъ къ проповѣди самихъ слушателей.
Выходя изъ того положенія, что сѣмя слова Божія, какъ называетъ св. Іоаннъ Златоустъ проповѣдь, можетъ произрастать и приносить плодъ, падая только на добрую почву, онъ постоянно убѣждалъ слушателей приготовлять для слова именно такую ночву, т. е. убѣждалъ ихъ искренно и охотно открывать свои сердца и съ любовью принимать проповѣдуемое, — и желалъ такого отношенія къ своей проповѣди со стороны пасомыхъ не какъ милости или снисхожденія, а какъ ихъ прямой обязанности. Всѣ дальнѣйшія его убѣжденія и наставленія основывались уже на этомъ требованіи и являлись его непремѣннымъ слѣдствіемъ, дальнѣйшимъ развитіемъ. Хорошо слушать и запоминать проповѣдь возможно только при сосредоточенномъ вниманіи; отсюда св. Іоаннъ Златоустъ очень часто обличалъ тѣхъ изъ своихъ слушателей, которые, стоя въ храмѣ, разсѣявались житейскими мелочами, занимались разговорами и этимъ вредили не только себѣ, но и другимъ, отвлекая ихъ отъ проповѣди и мѣшая слушать. Въ это же время онъ убѣждалъ имѣть такое душевное настроеніе, которое способствовало бы наилучшему воспріятію церковной проповѣди и желалъ, чтобы слушатели сосредоточивались на предметахъ божественныхъ, на вопросахъ высшей жизни христіанина. Для наилучшаго сосредоточенія въ этомъ направленіи св. отецъ, между прочимъ, совѣтовалъ еще до прихода въ церковное собраніе размышлять о содержаніи рядового чтенія Апостола и Евангелія. Внимательное отношеніе къ проповѣди, помимо той пользы, которую оно приноситъ самому слушателю, важно и какъ главнѣйшее средство для возбужденія въ проповѣдникѣ церковно-учительной ревности. Хотя св. Іоаннъ Златоустъ говоритъ, что невниманіемъ слушателей проповѣдникъ смущаться не долженъ, какъ обязанный постоянно проповѣдывать, однако — самъ Златоустъ весьма часто проситъ вниманія слушателей и указываетъ на него, какъ на самое дѣйствительное средство для возбужденія и поддержанія своей проповѣднической ревности. Во времена св. Златоуста, какъ и теперь, въ нѣкоторыхъ пасомыхъ замѣчалось желаніе не столько поучаться словомъ проповѣди и прилагать слышанное къ жизни, сколько желаніе осудить и проповѣдь и проповѣдника. По словамъ Златоуста къ проповѣднику относились такъ, какъ зрители, присутствовавшіе на мірскихъ зрѣлищахъ, относились къ актерамъ. Такіе слушатели и сами выходили изъ церкви безъ назиданія, и другихъ вводили въ соблазнъ. Дабы предотвратить подобныя послѣдствія, вселенскій учитель часто убѣждалъ слушателей не судить проповѣдника, примѣняя къ нему мірскую точку зрѣнія, — точку зрѣнія присутствовавшихъ на мірскихъ зрѣлищахъ, — и не вносить разлагающаго духа осужденія въ то мѣсто, гдѣ прежде всего нужна чистосердечная и простая вѣра. Впрочемъ, св. отецъ желалъ видѣть небезучастныхъ слушателей церковной проповѣди, не рабовъ, готовыхъ исполнять по первому его требованію, а дѣтей своихъ, сознательно участвующихъ въ дѣлѣ своего духовнаго возрожденія и искренно любящихъ своего отца — пастыря. Такія отношенія между проповѣдникомъ и слушателями далеко не исключаютъ у послѣднихъ разумнаго обсужденія церковной проповѣди, напротивъ — даже требуютъ его. Какъ воздѣйствіе пастыря на пасомыхъ, такъ и усвоеніе послѣдними этого воздѣйствія возможно, по мнѣнію св. Златоуста, только при взаимномъ и постоянномъ обмѣнѣ духовнаго содержаніе той и другой стороны: путемъ такого обмѣна пастырь узнаетъ запросы пасомыхъ и будетъ удовлетворять ихъ, а пасомые поймутъ намѣренія и дѣятельность пастыря. Эти отношенія вовсе исключаютъ неискренность между пастыремъ и пасомыми и все то, что порождается этимъ дурнымъ чувствомъ, совершенно нетерпимымъ въ такихъ чисто-семейныхъ отношеніяхъ, какія должны быть между пастыремъ и пасомыми.
Проповѣди св. Златоустъ придавалъ весьма важное воспитательное значеніе, и очень хорошо понималъ, что ея благотворное вліяніе на пасомыхъ обусловливается, между прочимъ, ея непрерывностью или, такъ сказать, неумолкаемостью: чѣмъ чаще она слушается пасомыми, тѣмъ лучше. Между тѣмъ, своими личными, хотя бы и неутомимыми трудами онъ достигнуть этого не могъ, во-первыхъ потому, что не всѣ могли услышать его проповѣдь, а только присутствовавшіе въ церковныхъ собраніяхъ; во-вторыхъ слушаніе проповѣди въ храмѣ, какъ непродолжительное, далеко недостаточно для того, чтобы проповѣдь могла всецѣло овладѣть сознаніемъ слушателя и занять его своимъ содержаніемъ. Настоятельно необходимо было поэтому продолжить церковную проповѣдь за предѣлами храма, что могли сдѣлать лучше всего сами пасомые и ближайшимъ образомъ — наиболѣе усердные посѣтители церковныхъ собраній. Ихъ-то св. Златоустъ и призывалъ раздѣлить съ собою труды проповѣдничества: онъ очень часто поручалъ имъ передавать содержаніе проповѣди и вообще давалъ слушателямъ наставленіе, какъ вести проповѣдничество внѣ храма. Ему хотѣлось, чтобы этимъ дѣломъ занимались старшіе въ домѣ — и преимущественно — отцы семейства, чтобы собрались всѣ члены семьи, не исключая и рабовъ, потому что и за нихъ главѣ семьи падлежало дать отчетъ предъ Богомъ и глава семьи повторялъ бы слышанную въ храмѣ проповѣдь, сопровождая ее благочестивыми размышленіями и чтеніемъ слова Божія. Простирая вліяніе проповѣди за предѣлы храма, въ семью, св. отецъ хотѣлъ достигнуть истинной церковности въ жизни пасомыхъ, преобладанія и торжества христіанскаго духа надъ міромъ. Такимъ образомъ, въ своей проповѣднической дѣятельности св. Златоустъ смотрѣлъ на себя, какъ на руководителя или учителя пасомыхъ, дѣло котораго, какъ и школьнаго учителя должно ограничиваться главнымъ образомъ разъясненіемъ урока, изъ слова Божія, а изученіе этихъ уроковъ и приложеніе ихъ къ жизни должно лежать уже на обязанности самихъ учениковъ, т. е., слушателей, которые должны достигать этого взаимными усиліями, не обращаясь всякій разъ къ учителю, а лишь руководствуясь его общими и существенными разъясненіями и указаніями. Проповѣдникъ долженъ быть въ отношеніи къ своимъ пасомымъ скорѣе маякомъ, чѣмъ проповѣдникомъ; а его проповѣди — надежными вѣхами, которыя, вѣрно указывая настоящій путь, не освобождаютъ, однако, путника отъ трудовъ, необходимыхъ для удачнаго слѣдованія по указанію вѣхъ. Св. отецъ хотѣлъ, чтобы пасомые слѣдовали за нимъ свободно, и сами участвовали въ трудахъ спасенія; онъ шелъ только впереди и того же требовалъ отъ всякаго пастыря; пасомые же, по его мнѣнію, должны были слѣдовать за нимъ, поддерживая его своимъ содѣйствіемъ, но не обременяя грѣховною тяжестью. Впрочемъ, и это значеніе пастыря онъ считалъ временнымъ: если бы вѣрующіе усердно занимались словомъ Божіимъ, а главное — если бы они усваивали духъ Божественныхъ Писаній и жили по заповѣдямъ Божіимъ, то не было бы нужды и въ проповѣдникѣ. Но такъ какъ этого нѣтъ, и тьма грѣховная отовсюду облегаетъ вѣрующихъ, и для нихъ, вслѣдствіе ихъ слабости, нуженъ надежный руководитель, то и существуютъ проповѣдники слова Божія, которые и указываютъ истинный путь жизни, но чтобы этотъ трудный путь для проповѣдниковъ былъ легче, а для пасомыхъ желательнѣе, нужно со стороны послѣднихъ самодѣятельное участіе въ проповѣднической дѣятельности пастырей.
Св. Іоаннъ Златоустъ, какъ проповѣдникъ
Печатается по изданію: Творенія иже во святыхъ отца нашего Іоанна Златоуста, Архіепископа Константинопольскаго. – Томъ шестой. – Безплатное приложеніе къ журналу «Русскій паломникъ» за 1916 г. – Издательство П. П. Сойкина, Петроградъ, 1916. – С. 3-35.