Почему Шумахер даже после ухода из гонок остается полезен команде

--------------------------------------------------------------------------------

“У нас хорошая база,” – говорил Шумахер в начале своей карьеры в Ferrari, стараясь излучать оптимизм и в то же время сохранять реалистичный подход. “Но нам нужно время совместной работы. Я уверен, что у Ferrari есть потенциал чтобы стать быть чемпионами мира, но на это потребуется некоторое время. В 1996-м мы будем готовиться – а в 1997 уже можем бороться.”

Впервые Шумахер познакомился с Ferrari во Фиорано холодным ноябрьским утром конца 1995 года и уже после первого круга отчетливо представлял ту пропасть, которая отделяет итальянскую “Скудерию” от лидеров Формулы-1.

Команда оправдывала падение своих результатов переходным состоянием. “В этом сезоне Ferrari готовит свое будущее” – это стало итальянской философией в 1996 году, когда стало понятно, что оптимистичные ожидания новой модели не оправдываются. Постепенно философия превратилась в молитву, а молитва в слабую надежду. И когда вся итальянская нация стала терять веру, Шумахер ответил критикам, отдавая все свои силы в дело воскрешения Ferrari.

Это было самое тяжелое и неопределенное дело автоспорта, но оно в итоге сделало Михаэля Шумахера спасителем Ferrari и явило миру величайшее сотрудничество Формулы-1. Вот так все начиналось…

Еще до фактического перехода в Ferrari Шумахер начал напрягать свои мускулы, намекая на то, что его статус первого пилота Benetton сохранится и в итальянской команде. И поэтому ему надо было выбрать правильного напарника. В начале команда предпочитала посадить в гоночный кокпит тест-пилота Никола Ларини. Но Шуми был против, справедливо полагая, что итальянскому гонщику механики команды захотят уделять больше внимания.

И в итоге из Jordan был выкуплен Эдди Ирвайн – выкуплен со значительными затратами. Полагали, что ирландец психологически достаточно крепок, чтобы выдержать соперничество с Шумахером и что при этом он не сможет составить немцу конкуренцию за роль первого пилота команды.

В результате всем стало ясно, какую большую роль Шумахер играет в итальянской команде. Даже такие великие гонщики как Ники Лауда, Жиль Вильнев или Ален Прост выступали за Ferrari имея в напарниках вполне сравнимых с ними по уровню пилотов – идеологией Ferrari всегда была свободная борьба своих гонщиков.

И вот Шумахер разом изменил все. И не зря. Пример Ferrari показал, что только работа с сильным гонщиком, имеющим статус первого пилота, является в наши дни путем к чемпионскому титулу – хотя Рон Деннис или Фрэнк Уильямс наверняка с этим поспорят.

И теперь имея рыцаря Шумахера и преданного оруженосца Ирвайна, Ferrari бросила все силы на разработку новой машины – своей первой с десятицилиндровым двигателем. Но в отличие от пусть и не очень быстрой, но все же результативной 412 T2 1995 года новое творение Джона Барнарда – F310 – стало настоящей аэродинамической коробкой, машиной, которая выглядела гораздо лучше, чем ехала.

Но несмотря на редкие проблески скорости и невероятную победу во время потопа на Гран-При Испании первые шесть месяцев выступления Шумахера в Ferrari оставляли желать много лучшего. Низшей точки своего падения Ferrari достигла летом, когда двойные сходы в Монреале, Маньи-Куре и Сильверстоуне поставили “Скудерию” на колени. Горячая итальянская пресса жаждала крови.

Жан Тодт даже был вынужден публично заявить об отставке, но на его защиту тут же встал Шумахер на весь мир заявив о своей вере в этого руководителя. “Жан Тодт – один из лучших людей в Ferrari. Если вы хотите разрушить команду – выгоняйте его. Но если вы хотите, чтобы команда росла, вы должны его оставить”.

У этого поражения была и другая, менее видимая причина. Джон Барнард предпочитал работать в Англии, периодически передавая результаты своей работы на фабрику Ferrari в Маранелло. И в условиях все возрастающей конкуренции это становилось слабой стороной команды. Шумахеру было с чем сравнивать: в Benetton, где он выиграл свои два чемпионских титула, весь конструкторский штаб и все производство были собраны на одной фабрике.

В немецкой же прессе Шумахер выразил неуверенность и в профессиональных качествах Барнарда – и сам начал искать выход. И – вначале неформально – начал склонять на свою сторону Росса Брауна, тогда еще работавшего в Benetton, желая сделать его техническим директором Ferrari. Четыре месяца спустя у Ferrari появился новый технический директор.

Барнард мог быть последним оправданием Ferrari, ведь его устаревший подход не работал. Но удивительно, проведя эту кадровую перестановку, Ferrari действительно стала сильнее. Это несомненно можно рассматривать как демонстрацию того, насколько ясно Шумахер видел, в чем именно заключается слабость команды и насколько хорошо представлял, как эту слабость можно излечить. Вполне вероятно, этот случай убедил Ferrari в том, что Шумахер для них – куда больше, чем просто гонщик. Сам Жан Тодт тем временем продолжал учиться Формуле-1 – ведь добившись впечатляющих успехов в ралли, он еще относительно недавно пришел в Формулу-1.

Для Маранелло Браун стал подобен урагану. Первоклассный инженер и стратег, он очень быстро понял, что и как надо исправлять в работе команды и подготовке новой машины – то, что Барнард никогда не смог бы сделать, сидя в своем офисе в Гилфорде. Вместе с Шумахером Браун убедил своего друга Рори Бирна отложить уход на пенсию и мечты о Таиланде и стать главным конструктором Ferrari. И он стал еще одной ключевой фигурой команды.

Итак, Бирн унаследовал чуть более успешную F310 B Барнарда, которой было суждено выступать в 1997 году, а Браун начал приводить в порядок технический отдел Ferrari. Избавившись от прежних конструкторов, которые ушли с Барнардом работать в Arrows, он заменил аэродинамика команды Виллема Тоэта на Николаса Томбасиса и переманил из Benetton талантливого электронщика Тэда Цапски.

Силы команды в 1997 годы прибыли и благодаря возросшей поддержке Marlboro – после 22 лет сотрудничества американская компания ушла от McLaren, сконцентрировав все свои силы на Ferrari. А машины итальянской команды стали еще более ярко-красными. Начатое в 1996 году сотрудничество с Shell (после долгих лет работы команды с итальянской Agip) становилось все более глубоким – Браун находил все новые области совместных исследований.

Объединение столь высокопрофессиональных людей как Росс Браун, Михаэль Шумахер и Рори Бирн создало мощнейшую техническую команду. Но не стоит забывать и о том, насколько важную роль в формировании этой команды сыграл Жан Тодт. Итак, Ferrari перешла на качественно более высокий уровень работы – как в организационном плане, так и с точки зрения человеческого фактора.

Но даже несмотря на всю силу команда начала сезон 1997 года с ранее разработанной F310 B, которая явно не могла тягаться в скорости с Williams FW17 основных соперников. И это было разочарованием для команды, заявлявшей, что в этом году они намерены всерьез бороться за чемпионский титул. Но такая жажда успеха толкала вперед Шумахера, что зачастую он жертвовал своей личной жизнью ради помощи команде.

Не раз и не два на протяжении зимних тестов повторялась одна и та же картина: весь день Шумахер наматывал круги на тестовой трассе во Фиорано, после чего вся команда перебиралась в расположенную через дорогу спортивную штаб-квартиру команды, известную Gestione Sportiva, анализируя и обсуждая результаты дня. Шумахер вспоминал все особенности работы машины, ее поведение на входах в повороты, на выходах, ее скорость, помогая инженерам решать стоящие перед ними задачи.

Не раз и не два, когда эти совещания затягивались, Шумахер на своей дорожной 456 GT уезжал в ближайшую еще открытую пиццерию, покупал там дюжину пицц для всей своей команды и возвращался на совещание – которое могло продолжаться до трех или четырех часов утра.

Именно в это время Ferrari позволила Шумахеру использовать старый дом Энцо Феррари – небольшое строение в самом центре трассы Фиорано, из которого Коммендаторе наблюдал за своими машинами. Теперь это был второй дом Шумахера – его тестовый график становился столь напряженным, что на второй план отошли даже тренировки в спортзале. Теперь даже после самых долгих совещаний он мог возвращаться домой поздно, но в восемь утра уже быть на трассе, начиная новый день тестов.

Теперь уже все механики Ferrari воспринимали Шумахера как члена этой семьи. Он отдавал команде всего себя – но требовал того же и от коллег. И при этом он никогда не забывал о коллегах. Мы видели это после каждой победы, когда он радостно обнимался с ними всеми. Наконец, мы видели это совсем недавно на Сузуке, когда в самый жестокий момент поражения он старался ободрить команду. Он считал их всех – инженеров, механиков – равными себе, и они любили его за это.

В ноябре 1997 года Goodyear шокировала мир Формулы-1 объявлением о своем уходе – всего через год, по окончании следующего сезона. Быстрее всех ситуацию оценила McLaren. Прекрасно понимая, что внимание Goodyear к своей программе Формулы-1 неизбежно будет угасать на протяжении всего года, английская команда всего за несколько месяцев до начал чемпионата перешла в стан Bridgestone. Для Ferrari этот шаг стал бы куда более тяжелым – за последний год “Скудерия” развила очень тесное сотрудничество с этой компанией, которое продолжалось несмотря на очень сильный дебют Bridgestone.

Однако Шумахер практически с самого начала призывал Goodyear проснуться, не стеснялся называть их “ленивыми” – он быстро понял, какую угрозу может нести быстрая машина соперников, обутая в покрышки Bridgestone. И хотя Тодт весь сезон 1998 года провел в попытках убедить Goodyear остаться, американцы оказались глухи к ним и Ferrari была вынуждена тоже перейти к Bridgestone – год спустя после перехода главных соперников.

Но как ни странно, именно уход Goodyear и становление Bridgestone в роли монополиста позволили Ferrari получить так долго ускользавшее от нее решающее преимущество. Роль тестов в Формуле-1 росла, но они продолжали оставаться личным делом команд, практически не повергаясь никакому регулированию, но при этом Bridgestone дозволялось поставлять покрышки только на две тестовые трассы одновременно. Большинство команд выбирали Барселону или Херес, а Ferrari предпочитала одновременно проводить тесты также в Фиорано, Монце или Мюджелло. Рассказывали, что Bridgestone поставляла Ferrari пятьдесят дополнительных комплектов для работы во Фиорано. В таких условиях Тодту было несложно убедить японских шинников в преимуществах более тесной работы именно с его командой. В результате возник самый тесный альянс производителей шасси и резины, показавший себя практически непобедимым, когда в мир Больших Призов пришла французская Michelin.

Это позволило Ferrari стать действительно несокрушимой командой начала XXI века, командой, обладавшей практически особенными, специально для нее разработанными покрышками. Это был последний штрих к портрету команды-мечты и его результатом стали пять подряд побед в чемпионате мира – доминирование, ранее не виданное в Формуле-1.

Шумахер, Тодт, Браун и Бирн превратили Ferrari из красной команды в наиболее успешную и престижную марку современной Формулы-1. Они выиграли следующие пять чемпионатов. Этот триумф, эта демонстрация силы отодвинули на второй план всех потенциальных соперников, преподнеся им важный урок. Следующие несколько лет покажут, кто смог этот урок усвоить.


f-1.ru
__________________