Нашла в тырнете, делюсь...

Про Ларису и Антона. Часть 1 (Не про любовь. Наверное, провокация. Многобукфф)

Лариса сняла перчатки, присела к столу.
– Давно живешь половой жизнью? Как часто?
Девочка в гинекологическом кресле все так же улыбалась, ничуть не конфузясь своего положения. На ее лице явственно проступало удовольствие, и Лариса вдруг почувствовала отвращение: будто это 15-летняя блядушка играла с ней, и Лариса не осматривала ее влагалище и матку, удовлетворяла ее…

– Чего молчишь, Таня? – вспомнила о себе воспитательница. – Когда первый раз спала с мальчиком? Часто спишь?
– Я одна сплю, – честно ответила девочка.
– Слезай с кресла, одевайся – раздраженно потребовала Лариса. – Когда у тебя был первый секс? Как часто сейчас?
– Когда меня трахнули первый раз? Не помню… – девочка слезла с кресла, оделась. – Много трахают…
– Где? – ошалело выдохнула воспитательница.
– Гы… А где вы не видите… – улыбнулась еще шире Таня.
– Это же нельзя, сколько мы про это говорили!
– Так хочется же… Интересно. И приятно бывает… И конфеты дают.
– Подожди в коридоре, – отправила Лариса девочку за дверь, повернулась к воспитательнице: – Все?
– Да, все…
– Больше не замечали?
– Пока только у шестерых такие большие задержки.
– Хорошо… Никаких особых изменений я не увидела, проконсультируюсь с коллегами. Вы опросите всех остальных ваших воспитанниц. У кого задержка больше двух месяцев – везите.
Лариса закончила писать, откинулась на спинку стула:
– Как же вы там за ними смотрите? Судя по ним, у вас там не интернат, а …бордель, простите.
– Так что ж мы, – вздохнула воспитательница и сразу превратилась в простую, полноватую бабу с уставшим лицом. – Они ж как кролики. Как момент выгадают – готово. Друг дружку не стесняются, наоборот… И ты скажи: одним Бог обделил, а другим черт наделил…
– Все, вы свободны. Я позвоню вам… или приеду.
До конца рабочего дня оставалось еще полчаса. Хорошо, что никого на прием больше не было. Лариса чувствовала себя уставшей. Это было для нее легким потрясением: видеть внешне детские лобки, еще не до конца оволосившиеся, и тут же – влагалища опытных женщин. Благо, не рожавших.

Антон вернулся как всегда – к восьми.
– Ну, как закончилась твоя первая неделя? – поинтересовался он, пока Лариса наливала борщ.
– Сегодня привозили ко мне шестерых твоих воспитанниц…
– Да, я знаю, – неохотно кивнул муж. – Как коллектив? Притерлись?
– Притремся… Знаешь, я поражена…
– Чем? Что девочки в 14 лет занимаются сексом? Я тебе рассказывал, – быстро ответил Антон. – Ой, какой борщ вкусный… Ремонт закончат через месяц. Так что Новый год встретим в новой квартире. Правда, в старом доме, – хохотнул он. – Но зато дом теплый…

– Неужели за ними нельзя установить жесткий контроль? – продолжила тему Лариса. – Впрочем, извини, ты рассказывал, я помню… Я о другом. Непонятный случай. Шестеро воспитанниц, 14-16 лет. Никакой патологии. Менструальный цикл был установился. И вот – четыре месяца задержки, но никаких признаков беременности.
– Ну и слава Богу, что нет беременности, – недовольно ответил Антон, – ему явно не нравилась эта тема, но он терпел. – Ты хочешь легкого скандала для меня?
– Нет, что ты… Я обнаружила у них, у всех, легкую атрофию шейки матки.
– И что? – нехотя поинтересовался Антон.
– Мне непонятно, откуда это! Понимаешь, вместе с отсутствием менструального цикла это похоже на завершение репродуктивного периода! Как будто они внезапно состарились. Не они сами, девочки, а их половая система.

Антон отложил ложку на край тарелки, внимательно взглянул на жену.
– Тебя беспокоит то, что они рожать не смогут?
– Атрофия шейки наступает после менопаузы… такой удивительный слу..
– А меня беспокоит, что они смогут все-таки рожать! – резким криком перебил Антон.
– Как… Чего ты кричишь? Любая женщина… Да, эти девочки имеют задержки в психофизическом развитии…
– Хватит! – Антон ударил ладонью по столу. – Мы одни, и называй вещи своими именами. Эти дети не отстают в умственном развитии. Отставать – это значит потом догнать. Они никогда не догонят. Они – дебилы. Олигофрены.
– Они живые люди, они граждане, как и мы с тобой! – перешла на крик и Лариса, но Антон только поморщился, как от зубной боли, вышел из кухни, но вернулся почти тут же со знакомой Ларисе черной большой тетрадкой.

Он спокойно сел за стол, раскрыл безошибочно на нужной странице.
– Смотри – это цифры. Сегодня в интернате 278 детей. У 57 детей : мать и отец были воспитанниками подобных интернатов, расположенных в других местах. У 26 детей один из родителей был воспитанником такого интерната. Родители у 194-х бывшие воспитанники нашего же интерната. Оба родителя! Нашего интерната!! По двое, а вот здесь – и по трое детей из одной семьи! ОБРАТИ НА ЭТО ВНИМАНИЕ! Дебилы рождают дебилов! Мы плодим дебилов! Так что будет, если одна такая не сможет забеременеть? Это будет значить лишь, что одним как минимум дебильным будет меньше в этой стране непуганых идиотов!
– Боже, как ты можешь так кричать? Как можешь ты так говорить о детях? Это же твои дети, ты директор этого заведения…
– Потому что кому-то нужно заведовать и такими заведениями, – Антон успокоился так же внезапно, закурил. – Да, они дети. И беда в том, что они остаются детьми. Неспособными во взрослой жизни ни на что. Половой инстинкт развит у них, как обоняние у крыс. Они словно чувствуют друг друга, те, которые созревают. А созревают они к 9-10 годам… Но они остаются детьми! Так почему мы должны разрешать детям, не могущим отвечать за последствия, заниматься сексом да еще рожать? А им хочется трахаться, как мартовским котам! И трахаются… да их стерилизовать надо, стерилизовать – и не краснеть! Это ханжество: не называть вещи своими именами!

– Боже, никогда не думала, что ты так можешь относиться…– на самом деле растерялась Лариса – она никогда не видела Антона таким натурально злым.
– У меня было время думать целых пять лет. А не пять минут… Что ты ответила нашей Полине? – неожиданно спросил Антон.
– Какой Полине? А, воспитательнице, Полине Андреевне… Сказала, что проконсультируюсь, пусть привозит всех, у кого задержки…
– И потом?
Лариса пожала плечами.
– Случай необычный. Хочу позвонить своему профессору, рассказать ему. Наверное, если изменений не будет, нужно будет обследовать девочек, искать лечение…
– Красота, красота… Где-то в это время будет умирать от нехватки врачебной помощи, от нехватки лекарств умница-девочка нормальных здоровых абсолютно родителей. И умрет!
Потому как деньги и труд врачей, лучшие умы будут израсходованы на лечение от возможного бесплодия девочки-олигофрена. Вместо того, чтобы спасти от смерти из-за воспаления легких в будущем генетически здоровую мать, они будут мучиться над проблемой: как сделать так, чтобы количество дебилов стало больше!
– Как… Как ты можешь! Я не понимаю тебя! – Лариса готова была заплакать. – Ты педагог! Ты почти врач! Врач душ!
– Да, я врач душ. И мне важно именно это – что за душа сидит в здоровом теле. А вам, просто врачам, наплевать на душу: тебе вот важно, чтоб у этих олигофренок, способных рождать только идиотов, все было здорово и чтобы они могли рождать идиотов дальше!
Я не прав?
– Не прав, – холодно ответила Лариса. – Мой долг, как долг человека – лечить. А не лишать здоровья. Все. Я не хочу больше говорить на эту тему. Это… это фашизм!

Продолжение следует...