"В последнюю фазу вступает февраль,
Я пьяный лежу на кушетке.
Мне пива разлитого в жизни не жаль,
Не жаль и упавшей креветки.

С годами цирроз ускоряет свой бег,
Но он не заботит поэта.
«…снег бьётся в оконце»
А хули мне снег?
Горячка такого же цвета.

Вальсирует маятник: раз-два-три, раз…
Стреляет то в почках, то в сердце.
И каждый кукушкою пробитый час
Толкает к кирдыковой дверце.

Кирдык! В этом слове мне чудится высь
И ангелов резвая стая,
И строки мои монолитом взялись,
И книги народ раскупает.

Кирдык неизбежен. Он лют и суров,
Он в салочки с нами играет.
Лишь кто-то решит, что чертовски здоров,
Кирдык ему враз наступает.

Он Музу к поэтам приводит под дверь,
И я на пороге Кирдыка
Продолжу: «…снег бьётся в оконце как зверь,
Сосулька торчит как мотыга.»

Скрежещет в подъезде замученный лифт,
Какая там ломится сволочь?
Уж к полночи стрелки часов подползли –
Кукушка забила на полночь.

Вдруг скрежет затих. Жуть повисла в звонке.
Кого принесло? Отворяю.
Вся в чёрном стоит, и с косою в руке,
Не знал, что поносом страдаю.

Кирдык, погоди! Так не честно, родной,
Пускай она свалит отседа.
Ты бабушку к двери отправил не той,
Тем паче – за семьсят соседу.

Я должен творить, ты не смеешь мешать!
Мотыга рифмуется с фигой.
Я книгу свою ещё должен издать,
Бабуля, копытами двигай.

Пойми, моё время ещё не пришло!
Там, видно, напутали где-то.
Сняла капюшон, а лицо всё бело…
Горячка такого же цвета."

author is unknown