В конце курортного сезона, осенью: в готических трещинах старого города, в остроугольных витражах, в хилой траве, разорвавшей булыжник; в небе, верхом на золотом петухе.

В сонорных звуках твоего античного имени. Так говорят волны, холодные; так всхлипывает трамвай, когда не скрипит довоенными суставами, распахивает створки и выплевывает в кривые улицы больных тобой. Так лаяли тевтоны, так скулили тевтоны.

Ты возвращаешь янтарь морю - горстями, стаскивая с длинной нитки моих бус. Падаешь с высоты собора, жалко пища, словно птенец, выпавший из гнезда. Ныряешь, выхватываешь скользкую рыбу и раздираешь ее жадными когтями, жадным клювом. Придется поверить: твои крылья настоящие. Очередной Икар, а не ты, будет качаться на волнах.

Ты выметаешь осень из города. Дворники скребут асфальт. Оле-Лукойе навещает спящих мальчиков. Зимнее небо давит свинцом на свинец волн. Орган в соборе ревет торжественно и протяжно. Он больше не узнаёт тебя. Твое время истекло: жми на кнопку будильника и беги прочь, иначе не отпустит. Садись рядом и меланхолично отворачивай сухие головы бессмертника, глядя в пространство, наполненное янтарем. Холодное и мокрое.