Уже вторую ночь толпа огромных дядек, сидящих там, за облаками льют на нас, пропуская, конечно через огромные сита, чтобы он мелкими каплями падал на землю, этот холодный майский дождь. Кап. Кап. Они ударяются об землю и сразу же, не успев привести себя в порядок, начинают звать. Звать поближе, своих родных, своих друзей. Именно поэтому, из-за этого крика, который нам кажется журчанием, нам снятся такие страшные сны по ночам, и мы так долго не можем уснуть, закрывая глаза и видя то этих противных дядек, то «утонувшие» в отчаянии (друг в друге?) капли.
Я смотрю в окно. Там, напротив, в таком же, только школьном, окне горит свет. Наверное, какой-нибудь школьник очень усердно учил стихотворение на перемене и не заметил как она постепенно перетекла в урок, а урок в вечер и затерялся где-то там, в тёмных, мокрых улочках. Представляете, как велико будет его удивление завтра, с утра, когда все ребята придут в школу и расскажут, что он-то на самом деле пробыл в классе всю ночь! И как, наверное, сильно переживала его мама! Он ходила из угла в угол в своей небольшой, но очень уютной гостиной. Ей хотелось кричать, навзрыд умолять бездушную трубку телефона, утверждающую, что ничего страшного не произошло, умолять вернуть ей сына, вырвать его из лап потерянного сегодня, но она не могла. Трёхлетняя Агрипинушка спала в соседней комнате, и никак нельзя было разбудить её. Она ведь такая любительница сказок! Какого труда маме стоило уложить её спать сегодня, стараясь не выдавать своего отчаяния и рассказывая на протяжении полутора часов сказку про «Гусей-лебедей». А папа сидел в своём мягком уютном кресле. Он всегда воспитывал сына по-своему, по-мужски. Мама не лезла в их отношения, а он просто знал, что с сыном всё хорошо, иначе быть не могло. Ещё не пришло время. Он даже определённо не подозревал, когда время дойдет, но точно знал, что не сейчас. Это однозначно. И точка.
А мальчик всё так и сидит в том кабинете, жаль нельзя к нему, ну хотя бы одним глазком посмотреть на его чуть сутулую спину, слегка склонившееся над книгой лицо, он держит кисти рук в замке, слегка поглаживая правым большим пальцем по левому запястью, локти свисают с парты и книга. Эта священная книга как бы в замке его рук и он твёрдо намерен не отпускать её, как бы она ни рвалась. Ооой, а как она хочет вырваться! Наконец закрыть корочки, протереть глазки, выровнять все листочки и уютно устроившись на тёмной, тихой и такой прекрасной полке, сладко потягиваясь уснуть, забыться медовыми снами. Забыться… Снами… медовыми…снами…