Ждать больше не имело смысла, настало время заняться чучелом.
Это казалось простым делом. Мы приехали к моей старой квартире, расчет был не мудрёный – схватить или выманить, поймать и убить. Когда я жал дверной звонок, в голове зашевелились мысли “Он же с Толяном работает, так, а Толян…”. Дверь открыл паренёк. Ничего особенного, да глаза странные. “… Ты Женя? Мой отец тоже Евгений… нет, уходите”. Должен позвонить. Должен предупредить. И чучело придёт, я же никогда не перекладывал стрелки на других, и он не должен. Мне всё говорят – времена изменились, прошли 90 е, Женёк. Конечно, ага. Рассказывайте.
Участковый был самым обычным лейтенантом, в каждом районе таких по паре. “Соседи позвонили, подозрительные люди, у подъезда, отойдите, сядьте на детской площадке, не пугайте людей”. И сам сел, напротив. Сёма, юморист, пёсика своего науськал, папку мол утащи. И Вика умничка, не светилась с нами. Убежал пёс, убежали Сёма с участковым. С Семёном курим сидим. Окурок мой об урну бьётся, искрит и тут же с двух сторон – спецназ. “Семён, уходи” и сам спиной его прикрыть пытаюсь. Стреляют, гады, не боевыми, шокерами. Семён упал, я его подхватываю, но … тоже… подумать только успеваю “Хоть бы не геройствовали, хоть бы затаились”.
****
Тик, так. Тик, так. Тик. Так.
Стул, кандалы, лампа в лицо. Кандалы трескаются, как ореховая скорлупа, я рычу и иду на голос. “Назовите своё имя”. Стена проминается под моими ударами, сдирается кожа с кулаков, но стекло ломается, я бью -... удар током.
****
Тик, так. Просыпаюсь, потому что меня бьют. Четверо. Их всегда четверо. Ногами, руками, по всему телу. Тик. Так.
В моей камере только койка, без острых углов, да дыра в полу.
****
В следующий раз мне удалось вырвать кресло, бросить его в лампу, проломить им стекло, но… Тик. Тик. Так.
****
Я не знаю, сколько прошло времени. Тик, так. Меня приносят в комнату допросов, клавиши печатной машинки стучат без перерыва. Ни на секунду не замолкают, чтоб их. У меня кончаются силы.
- Назовите своё имя.
А чёрт с тобой, что мне с меня, меня не убудет.
- Евгений.
Нас уже не разделяет стеклянная перегородка, собеседник на другом конце стола. Лампа выжигает мне глаза, но во мраке за ней заметен силуэт.
- Сколько вам лет?
- Не знаю, 30, может больше.
- Образование?
- Какое к чёрту образование..
- Род деятельности?
- Разнорабочий.
Голос спокойный, размеренный. Клавиши стучат. И стучат.
- Вы знаете этих людей?
Где-то сбоку загорается экран. Мужчина в костюме, Толян. За ним ещё один - … Не я, нет. Чучело. Начальник службы безопасности депутата…
- Это ж разве люди..
- Хм. Этого человека знаете?
Парень. Тот, что дверь открыл.
- Видел разок.
- Знаете кто он?
- Нет.
- Этого человека знаете?
Младенец. Рядом с ним - свидетельство о рождении. Валентин Сергеевич.
- Откуда ж мне его знать. - Глазки маленькие, знакомые…
****
Еда стала получше. Тик, Так. Сегодня даже не били.
- Вы знаете, где вы?
- Догадываюсь.
- Вы здесь не первый раз, так?
- …
- Я облегчу вам ответ. Вы здесь были, чем нарушили ряд законов.
- Ну-ну.
- Вы знаете, почему вы здесь?
- Потому что вы охуели.
****
Тик.
Так.
Двое суток ничего не было.
****
- Сейчас мы будем проводить ряд исследований вашей, ээ, сверхчеловеческой активности.
За мной что-то жужжит, хрен вывернешься, кандалы же.
- Настоятельно советую вам не сопротивляться. - Какие-то шипы, шприцы или не знаю что. Тянут из меня, тянут - это же эмоции, это же моя, вы чо, волки, вы совсем..
- АААААРГХ - вырываюсь, конечно.
Конечно, безуспешно.
- Я вас предупреждал. - В середине спины, где-то в позвоночник, будто целая связка этих шипов. Всё выходит, до последней капли. Блядь, я ног не чувствую.
****
Эксперименты, опыты, музыка, чертова музыка. Ног не чувствую. Одна - вообще не моя.
Что же это делается то, как так получается. Гнев сменяется апатией, гневом глубинным, на себя и из-за себя.
****
- Евгений? Евгений, вы слышите меня?
- Да. - так тихо я с детсада не говорил.
- Мы не просто так это делаем. За вами приедут.
-...
- Уже скоро.
****
Входит. Меня дрожь пробирает. Холёный весь, тростью
постукивает, акцент какой-то. Смотрит, как же он жутко смотрит.
Меня выводят за ним. Коридоры, двери. Выходим на поверхность - там война. Везде горит, взрывается, солдатня бегает. Идём к вертолётам - в десятках метров от нас они взрываются. С тростью этот, глазом повёл. Люди его в момент расстреляли всех, кто был вокруг, солдат, не солдат - без разбору. Один военный сопротивляется, вертится. Холёный его поднял, как пушинку - бросил своим, с собой мол берём. Открылись гермодвери, за ними монорельсовый состав в тоннеле. Едем, сержантик на полу, со мной рядом, чуть живой. В конце рельс машина, броневик целый, опять нас на пол кидают. Чуть проехали, стучит что-то, стреляют по нам. Я под шумок нож тяну с ремня сержантова, я же понял, кто этот с тростью, я же знаю, что будет. Нож прижимаю, сержантик кивает, давай, я понимаю. Быстро умер, не заметил никто даже. Я клятвы в голове кручу, думаю, прощаюсь, к себе нож приноравливаю. Тут на кочке подскакиваем и повернули. Через минуту остановились, двери открылись, бойцы его выходят. Рычит кто-то - оборотни чтоли? Откуда? Дерутся. Взрыв. Холёный встал, металлом скрипит. Рукой повёл - броневик как банка раскрылся. Мать его, там же Вика. С винтовкой, заряжает всё, что делает, что она делает!?
- Хо, как интересно - и тростью повёл, шип на конце её блестит.
Идёт к Вике, пульки её отбрасывает. Я ног не чувствую, на руках одних к нему, штыком сержантовым бью - хоть бы отвлёкся. Кидает меня, прям к Вике, идёт к ней - пуля в неё попала, ей же выпущенная, она аж осела, глаза не открывает. Лежу в пяти метрах, все силы собрал, всё, что связывает нас - кричу “Вставай! Очнись! Беги!” - и глаза-то открылись, смотри. Холёный подходит, злой как чёрт, тростью меня проткнул, почти в сердце попал.
Тут гром сзади, мужик какой-то, полуголый, череп на голову надет. Орут друг другу, мол “Вот мы и встретились” и давай драться - тот металл с ржавчиной, этот корни с лавой. Весь завод так похоронят. Вика меня подхватывает, тащит. Теряю сознание.
****
- Жить будет. Скорее всего. - и музыка на радио… Седой с головы до ног. Протез вместо ноги. Не могу ходить. Голова.. ох…
Лучше бы я тогда умер.