Кап, кап, кап, кап. Капля. Одна, вторая, третья. На нос, на щеки, на глаза. Тихий, плачущий дождь капает с белоснежного неба заляпаного темными пятнами. Еле слышно шепчет заклятия из своего гримуара, окутывает соими чарами и подчиняет себе, глаза не получается открыть, проще сдаться, чем пытаться уловить своего нового сюзерена. Отдаться на волю его преосвещенству. Глубокий вздох, второй. Замираю, вслушиваюсь в легкое шекотание в ухе. Еще одна сила. Беспомощная против дождя. Ветерок, пытается развеять этот дождь, парировать его заклинание, опустошить, и жалкой, неоправданной попыткой наложить свое. Поздно, дождь выиграл, захватил все в себя, победоносно стекает ручьями с лица на одежду, с одежды на тратуар и уносит по нему нечто неуловимое, но родное. Зачем, там и так уже мало осталось. Глаза открылись на встречу небу. Я плачу или дождь? Какая уже разница.... Тело обмякает, все члены расслабляются...
   Звонкий удар нарушает минуту забвения. Лицо испуганно дергается и после секундного колебания смотрит вниз. Пальцы пытаются сделать пару движений, с трудом разминаются и тянутся вниз за упавшей бутылкой. Подносят к лицу, грамм сто еще есть. Пробка падает на землю. Замираю, вздыхаю, глоток, другой, до дна, полностью. Рвота подбирается к горлу, отнимаю бутылку от рта, дождь продолжает ласкать лицо, успокаивая, нашептывая свои заклинания. Вторая попытка. Жгуче, противно, рвет, но надо. Нужно продержаться до конца. Она сегодня прилетит, уверен как никогда. Должен защитить и уберечь от паров их яда, которым они покрывают стены, полы, потолки, столы, стулья, все, все что можно покрыть. Ядом, густым и липким, вонючим как разлагющийся труп. Не могу позволить ей умереть вот так. Бутылка падает и осколки засыпают тротуар. Должен быть в здравом уме, а главное смелом, иначе обет ее не удержит и она улетит, оставив мое тело в беспомощном состоянии. А я так хочу. Кто же все таки плачет?
   Кажется дождь начал читать громче, сильнее. Надо идти. На верную гибель. Гибель на которую я сам зову прилететь. Шаг, шаг, кап, кап, кап. Ногам с трудом дается каждое движение, тело шатает, но вперед, под бой барабанов дождя. Помутненый взгляд лениво ходит вокруг. Тело уже достаточно отплыло от гавани и повернув взор в правую сторону можно увидеть куда надо идти. Этого не хочется и взгляд осматривает противоположную сторону. Как мертво кругом, листья уже не шуршат по асфальту, деревья замерли в спячке, птицы давно покинули эту пустошь, люди, и тех нету, словно чума пронеслась. И только дождь полностью вытеснивший ветер что то нашептывает. Вот только что? То ли бой барабанов призывающий идти в атаку, то ли заклинание из старинного гримуара призванное парализовать тело и отослать разум в самое сердце забвения.
   Рука протирает лицо, тело поворачивается в нужную сторону и ноги не спешно волочатся к цели. Четыреста метров, еще есть время подумать, спешить уже не надо, все равно опоздаем. Опоздаем к ним, на суд. Моя птица не прилетит раньше меня, а тело не приволочится раньше птицы. Зайдем в унисон. Но перед этим будет наш последний поцелуй. Затем, затем вот этими самыми руками, которые так бесцеремонно вливали только что спиртное в организм, будет открыт последний страх, последняя книга, наш с ней личный некрономикон. Нет. Вру, эти руки ее не откроют, эту ужасную книгу откроют ее нежные крылышки, не я. Не смогу. Она сможет, я нет. Хорошо дождь, нечувствуются собствнные слезы. Или это все же дождь?
   Вот оно, сердце инквизиции, фабрика по производству яда. Место, где тех кто умеет ходить учат ползать, а тех кто умеет летать убивают быстро и болезненно. Пустота смерти окружает ее, эта аура чувствуется уже отсюда, чувствуется отовсюду и всегда, стоит лишь раз связать с ней жизнь. Шаг, шаг, ближе, еще ближе. Уже хорошо видны коричневые стены, четыре этажа. Ах, четыре. Четное число только на похороны. Волна пота покрывает тело, или так только кажется из за дождя. Это величайшая церковь и кажется она готовится предать нас анафеме, а это можно приравнять к смертной казни, чем она и будет являться. Уже отсюда ясно вырисовывались отравленные стены с примесью крови еретиков. Прочь, прочь, не хочу об этом думать. Дождь, скажи свое слово, прочти самое сильное твое заклинание, ударь в свой барабан так сильно чтобы я оглох, но только не ослепи, только не позволяй мне не иметь возможности прочесть с ней наш некрономикон. Умрем держась за руки, умрем стоя, умрем гордо и надменно. В четырех покрытых ядом стенах. Плевать, пока дождь смешавшись с алкоголем защищают меня, а значит и ее, ту единственную, которую я еще способен любить.
   Дождь усиливается, кажется он слышит мольбы. Стоп. Останавливаемся. Вход тут, по левую руку, надо только перейти оберегающюю границу в виде дороги и я на территории где можно надеяться только на самих себя. Голова поднимается вверх. Новые и новые глубокие вздохи, лицо ловит каждую каплю, вслушивается в заклинание, набирается смелости. Не глядя через дорогу, страшно, но что то сильнее, тянет вперед, закрываются глаза. Мгновение. Страшный зубастый рот дверей прямо перед лицом, метрах в семи или восьми, не важно. Весь рот испачкан кровью, отвратительно алой, такой похожей на дождь, на слезы. Окна так похожи на глаза этой огромной твари, тысячи стеклянных глаз, и все смотрят на меня. То, что они называют школой окружает меня с трех сторон и пристально всматривается в свою очередную жертву.
   Не готов, просто не готов идти внутрь, в пасть этого Левиафана, не готов без нее, без единственной, без той с кем я готов разделить свою смерть, кому я обязан своей смертью, как и жизнью.А ее нету. Невероятно, но нету. Я ожидаю ее, томлюсь, дождь шепчет тише, тело опускается на асфальт и ждет. Страх слишком силен, а вдруг не придет, может она уже там и ждет меня, но мы условились, может потребность. Глаза улавливают движение, первое, кто то еще идет сюда. Летит! Да, но ох, не она. Листик, простой, желтый, еле живой листик. Последний живой человек на земле прокатывается мимо, вызывая желание схватить и объединиться с ним, вместе побороть свои страхи. Он тоже боится, иначе куда так спешит. Падает прямо перед лицом, зовет внутрь. Бой барабанов загремел громко как никогда, потребовал боя, дал сигнал к атаке. Она уже там, она ждет внутри, в классе. Хватаю листок, кладу в карман...
   Вскакиваю, подбегаю к закрытому рту и пытаюсь его открыть. Поддается на удивление легко. Заскакиваю. Рот захлопнулся оставив только эхо дождя и вонь трупов на разлагающихся стенах, да мерзкую алую кровь таких же как я. Идем вперед, не раздеваясь, зачем, это уже лишнии формальности перед нашей анафемой. Нашей. Она ждет, волнуется, ее крылья трясутся от страха, я это чувсвтую, как и запах ее духов. Не смотря ни на что. Так она всегда говорила мне. Не смотря ни на что. Да, не смотря ни на что это запах ее духов, заклинания только усилили его. Он придает новую силу и веру в нашу любовь, ту в которой я клялся не раз, ту которую я не должен нарушать ради всего, пусть даже ценой этого всего станет эта анафема, плевать. Да, плевать. Поворот налево, скромный взгляд вдаль коридора, тишина. Идем вперед, подошва ботинок липнет к этой отраве создавая неприятное хлюпанье. Дождь еще шепчет строки из гримуара, это чувствуется, это нельзя услышать мешает защита окон, но можно почувствовать очень хорошо, почувствовать эту легкую дрожь покрывающего разум безумия. Дождь бьет в набат. К бою войска, к нашей принцессе, рубить дракона ценой своей жизни, мы все умрем, за дело, это главная награда.
   Войска крадутся по коридору, косят взгляд на стальную дверь обшитую шкурами поверженных солдат. За этой дверью главный компьютер, тот который определяет кто умрет сегодня, кто такой как я. Там же и делают яд, огромные котлы с ядом стоят вдоль стен и ждут пока в них окунут одного из нас. Там мы испаряемся полностью, не остается ничего, даже костей. Огромные машины все это обеспечивают. Их шестернки крутятся сдавливая очередную жертву, кости хрустят, кровь заливает пол и вытекает из под дверей. Тошнит, прямо на двери.Голова кружится, ноги перестают держать. Даже мысли об этом наказываются ими. Отступаю на шаг, они считают что книга не будет открыта, они не знают пропасть своих заблуждений. Сегодня это должно свершиться иначе никогда, она прилетела на помощь, она откроет эту книгу и я войду в нее.
   Встряхиваю головой, смотрю снова на дождь, прислушиваюсь к его неслышным речам и бегу. К повороту, на лестницу, ступенька, третья, пятая, седьмая.... Мысли ходуном, предчуствие их победы восторженно кружит голову, призывает умереть достойно. Второй этаж, поворот, длинный коридор, мириад дверей протянулся, они мелькают на переферии взгляда, номера сменяют друг друга придавая дверям хоть какое то различие. Мысль, порыв, серце останавливается. Двери уже совсем рядом, приходит осознание что она не ждет у дверей, она зашла внутрь. Аромат ее духов кружит голову. Должен войти, сесть рядом, сесть к стенке и с мягкой эйфорией ждать. Одна рука опирается об стенку, забыв про яд и не чувствуя как он жгет, вторая застряла над дверной ручкой покрытой кровью, а затем тихо опустилась на нее, дыхание останавливается. Руки в крови и отраве, а этого не чувствуется, это не приносит боль. Заклинание куда же ты испаряешься. Бой барабанов призови меня снова, не ужели оглох. Голова разворачивается к окну, взгляд скользит по лужице крови и искареженному трупу висящему на соседнем окне, он так приятно пахнет, совсем как она. Но труп ужасен обезглавлен, покрыт ссадинами и ножевыми ранами, одежда изорвана, а ноги обгоревшие. Снова тошнит. Ненадо этого видеть, окно, дождь. Прошепчи же мне свое заклинание. Нет, не может быть. Дождя, нет. Улетучился не дождавшись. Не оставив не следа. Бросил, оставил надеяться только на нее, на ее поцелуй, ее прекрасные крылышки, ее глаза, ее запах.
   Запах. Ее прекрасный запах, это же он исходит от трупа. Руки опускаются, тело медленно влочится к трупу, а глаза... Все таки это был не дождь, траур. Дождь знал, плакал специально. Опоздал, мертва, мертва. Ее прекрасное тело, огненный разум, крылышки, способные открыть злосчастную книгу , остался только насмешливый запах да труп без головы. Голова там, в классе, лежит как пример остальным. Опоздал, она вошла без него, потеряла в него веру и решила умереть сам. Вот она теперь висит растерзанная. Дрожащие руки тянутся к ее обугленным ногам, хватаются за них. Резкий рывок и два тела падают на пол. Я обнимаю окровавленное тело, пачкаюсь в ее крови. Дождь с моих щек плачет на ее плечо, пытаются оживить ее, хотя бы чтобы извиниться. Сжимаю сильнее. Теперь можно в класс не идти, нет смысла, ее убили, а один я ничто. Я не могу этого сделать без нее, ничего не могу. Руки продолжают ее сжимать. Скоро прогремит похоронный марш звонка и все выйдут из помещений обнаружив меня и великолепную птицу, превращенную в трупную гниль. Слезы падают, кап, кап, кап. Не важно это все, уже не важно. Мы мертвы. Они убили и ее, и меня. Смерть ужасна, смерть с осознанием предательства еще хуже. Предал, покинул ее, допустил чтобы с ней так обошлись, не принял весь удар на себя. Уже не важно, уже мертв. Нас уже нету, остался только дождь. Свобода умерла, ее тело покоится в моих отмерших объятиях. Рука расслабляется и ползет в карман, достает тот отчаянный листик и кладет на ее тело, на тело свободы. Затем снова сжимается , глаза закрываются, голова опускается на погибшее тело, разум улетучивается из моего тела, унося с собой жизнь и оставляя только дождь.