Настроение сейчас - ленивое)

Продолжаем "прихранивать" собственное творчество)

Фэндом: Bleach

Крылатые качели
Автор: Saraby
Бета: без оной)
Жанр: romance, кое-где перетекающий в откровенный флафф) Я предупредила...
Рейтинг: PG-13
Пейринг: Ичиго/Рукия, намек на Бъякуя/Ренджи
Саммари: минифик))) Восполнение упущенного в детстве)
Примечания: следует сказать аригато моим соседям снизу, которые в три часа ночи первого сентября пели караоке "Крылатые качели". Автор маньяк, он не поленился вылезти из кровати и чиркнуть на бумажке, что надо на эту песню фик написать... И написал!
Предупреждения: ну-у-у-у... Намек на сенен-ай есть и кажется пара не совсем литературных слов, но все в пределах нормы, вроде ~_^
Благодарности: гениальному человеку Кубо Тите, придумавшему мангу и этих героев, которых я безжалостно теперь юзаю)
Дисклеймер: не мое и не претендую)
Размещение: ОБЯЗАТЕЛЬНО спросить меня любимую - либо в личку, либо письмом на мыло. Я не жадная, я разрешу... Но поставить меня в известность необходимо)))
Посвящение: в подарок Птице СИРИН, истосковавшейся по гету)

В юном месяце апреле,
В старом парке тает снег,
И веселые качели
Начинают свой разбег.
Позабыто все на свете,
Сердце замерло в груди,
Только небо, только ветер,
Только радость впереди.


Рукия сидела на широком подоконнике и рассматривала полузаброшенный сад семьи Куросаки. Задний двор, как называл этот участок земли Ичиго, был кошмаром любого мало-мальски уважающего себя садовника – непонятный кустарник, бурно разросшийся кругом, несколько кривоватых деревьев, полных, впрочем, жизни и шелестящих густой листвой, сорняки, и неприхотливые цветы, которые растут везде. Наверное, при взгляде на такое человек загрустил бы – но Рукия Кучики была шинигами, и грустить не собиралась. Сад был живым – все эти странные, чудные, жизнелюбивые растения рвались на волю, не признавая ни ограничений, ни правил. Может быть, поэтому неровные ветви кустарника напоминали Рукии вихрастые пряди прически Ичиго.

- Эй, Рукия! Что ты такого интересного там нашла? – громко осведомился Куросаки возникая из ниоткуда, выныривая из темноты, как заблудившийся солнечный зайчик.

- Смотрю. Нельзя? – не поворачиваясь, ответила девушка и чуть поерзала, устраиваясь поудобнее.

- Можно, - немного обескуражено произнес Ичиго, подходя ближе и вставая прямо за спиной Рукии.

Темноволосая шинигами помолчала с минуту, а потом тихо спросила:

- А что это вот там, за тем деревом? Какие-то столбы?..

Куросаки удивленно взглянул на Рукию и придвинулся ближе, так, что девушка вдруг очень остро ощутила его присутствие.

- Где? А-а-а-а! Это старые качели, их отец давным-давно сделал. Еще для меня… - смутился Ичиго непрошенным воспоминаниям и замолчал.

- Качели… Наверное, это здорово – качаться. Жаль, мы с Ренджи и другими ребятами никогда этого не делали, - отстранено проговорила Рукия.

Ичиго нахмурился, так, что жесткая складка залегла у рта, сделав лицо исполняющего обязанности шинигами взрослым и суровым.

- Пошли.

Рукия, почувствовав, что ее очень по-хозяйски и совсем небрежно стаскивают с облюбованного и насиженного местечка, попыталась сопротивляться.

- Куросаки, что ты делаешь? Положи откуда взял! Ичиго!

- Да заткнись ты уже, Рукия, вечно слишком много болтаешь. Мы сейчас будем восполнять упущенное тобой в детстве, - нарочито грубовато ответил парень, поудобнее перехватывая маленькую, но верткую шинигами.

- Куросаки! Ты хочешь сказать…

- Угу… Береги лицо - ветки, - проявил заботу Ичиго, уже успевший выйти в сад и широким шагом направляющийся к качелям.

- Да не хочу я вовсе… - прошептала в плечо рыжеволосому Рукия и спрятала лицо в рубашке Куросаки.

Уголки губ Ичиго дрогнули, но парень старательно сымитировал глухоту. Он знал цену этим «не хочу» - правда, все равно было почему-то больно слушать, когда Рукия говорила вот так. Мол, я и без этого прекрасно перебьюсь – Ренджи как-то рассказал ему историю про кулек конфет, подаренный Кучики мальчишке, у которого эти самые конфеты отобрали.

Интересно, Рукия, когда же ты научишься думать и о себе тоже? О своих желаниях и чувствах?


- Видишь эти веревки? Держись за них крепко, а я буду раскачивать, - проинструктировал Куросаки девушку, только что самолично им усаженную на старенькие деревянные качели – плод плотничьей гордости Ишшина.

Рукия послушно вцепилась в веревки и, с сомнением оглядев сооружение, на всякий случай уточнила:

- А они не развалятся?

- Не должны, - оптимистично ответил Ичиго. – Вот меня, наверное, не выдержали бы, а тебя… Ты же не тяжелее Карин и Юзу. Ну, а даже если начнешь падать – я тебя поймаю. Разве ты сомневаешься в этом, Рукия?

Девушка уже хотела что-нибудь съязвить, но передумала – Ичиго не просто так спросил ее сейчас, пусть и в шутку. Убедившись на собственной шкуре, что даже его бьющая через край сила и бешеное желание защитить своих родных и близких не всегда помогают это сделать, Куросаки впал в странное состояние, из которого его до сих пор не удалось толком вывести. Ичиго было важно и нужно, чтобы Рукия в него верила. И Рукия верила.

- Не сомневаюсь… Ну, раз так – раскачивай сильнее, Ичиго! – озорно улыбнулась девушка и подмигнула рыжеволосому шинигами.

Куросаки выдал фирменную усмешку в ответ, забыв, правда, нахмурить брови и принялся раскачивать.


Рукия летела – ветер свистел в ушах, пальцы были до боли сжаты и намертво вцепились в веревку, а сердце стучало быстро-быстро. Широко распахнув глаза, девушка летела в небо, и в тот момент, когда она уже должна была столкнуться с ним, неведомая сила уносила ее обратно, к сильным рукам Ичиго, которые легким, почти невесомым касанием отправляли ее обратно – в закатное разноцветье полосок. И Рукия совершенно не понимала, что же за чувство разрывает ее сейчас на куски, заставляет сладко сжиматься живот и сдавливает тонкие ребра – хотелось смеяться во все горло, забыв обо всем, и чтобы это никогда не кончалось: свист в ушах, небо, опять свист, прикосновение рук Ичиго и новый полет.

Куросаки сначала даже не понял, что его так удивило. Рукия смеялась – громко, искренне, от всей души, так же, как его маленькие сестры – а Ичиго не мог вспомнить, когда он в последний раз слышал такой ее смех…
Шинигами опять летела назад, когда вместо привычного запуска мир остановился, и она оказалась в кольце рук рыжеволосого.

- Поймал. – довольно произнес Ичиго, крепко прижимая к себе девушку.

- Эй, я хочу еще, - завозмущалась было Кучики и обернулась к парню, не рассчитав, что их лица окажутся на одном уровне. Да еще и так близко…

- Что ты еще хочешь, чтобы я сделал, Рукия? – тихо спросил Куросаки, пристально глядя в темные глаза шинигами.

- Сделай меня снова счастливой, - неожиданно для себя самой прошептала Рукия. – Такой же счастливой, как я была только что… Ты же можешь, Ичиго.

- Я, пожалуй, попробую выполнить твою просьбу, - ответил шинигами, убирая прядку волос с лица Рукии и тихонько касаясь губами ее губ.


Впрочем, как потом убедилась Кучики, надолго у Ичиго «тихонько» не хватило. Нет, рыжий был нежен, но уж очень темпераментен – тем более дорвавшись наконец до ранее запретного плода. Рукии сложно было судить – хорошо целовался Куросаки или плохо – было как-то не до анализа ощущений. Когда тебя захлестывает с головой, а рядом Ичиго – взбалмошный, родной, сумасшедший и такой любимый – забываешь обо всем и вся. Рукия вдруг порадовалась, что у нее нет близкой подруги, которая потребовала бы потом подробности, ведь глупая улыбка на лице подробностями не считается. А Ренджи выспрашивать не будет. Он просто пойдет бить Ичиго морду, а когда ему это не удастся, пожалуется Нии-сама и пол-Сейретея опять будет в руинах. Но Рукии сейчас было глубоко наплевать на Сейретей и его возможные руины…

- Вообще-то, я просто просила меня еще немного покачать, - перевела дыхание девушка и попыталась строго посмотреть на Ичиго.

- Мне вот интересно, - нимало не смутился Куросаки, проигнорировав ее слова, - а врать самим себе о собственных желаниях входит в спецкурс «как стать достойным представителем клана Кучики»?

- Что это ты имеешь в виду? - моментально окрысилась шинигами, почувствовав нехороший намек не только на себя, но и на Нии-сама.

- Да я про Бьякую твоего… Который слишком чтит этику уставных отношений – и про тебя, хотя твои причины так себя вести я не понимаю совсем.
Куросаки с удобством устроился на траве, все еще прижимая к себе Рукию – та ведь и убежать может, она такая…

- Как ты смеешь намекать, что мой дорогой брат неискренен? – возмутилась Кучики, пытаясь нащупать занпакто и с сожалением вспоминая, что она в гигае.

Ичиго лениво перехватил гневно шарящую руку и погладил тыльную сторону ладони, от чего шинигами вспыхнула и перестала ерзать.

- Я намекаю, что твой дорогой брат тугодум и вообще идиот, а твой дорогой друг идиот в квадрате и если они скоро не разберутся в своих желаниях, бедная Орихиме и четвертый отряд запарятся их вылечивать. Потому что Ренджи, когда у него что-то не так, лезет на всякий случай в драку, авось поможет… А благородный Кучики-тайчо не может отказать любимому лейтенанту в тренировке, приближенной к боевым условиям…

Рукия стремительно покраснела.

- Ичиго! Да что ты… Да как ты… Да вообще все это… Они не геи! – наконец сформулировала она.

- Конечно, они просто хотят друг друга. – не стал спорить Куросаки, справедливо ожидая, что другой ответ приведет к очередному душевышибательному удару.

Шинигами вдруг вздохнула и не стала спорить.

- А я думала, мне все это кажется…

Куросаки мотнул головой и пробежался пальцами по ребрам девушки.

- Менос с ними, пусть сами разбираются… - рассеянно проговорил он и, дождавшись сдавленного смешка Рукии, радостно завопил. - Ага! Ты боишься щекотки!


Шинигами уже не слишком понимала, где она и что с ней творится – то жаркие поцелуи, то странные разговоры, то детское валяние на траве и хохот – потому что Ичиго тоже боится щекотки… И только когда пальцы Куросаки вместо того, чтобы щекотать начали поглаживать, трогать, ласкать – так, что пульс зачастил – Рукия успокоилась, очень четко осознав, где она, с кем и чего хочет.

- Ичиго, я хочу…

- Мы вернулись! – перебил ее громкий голос Ишшина и тонкие – Карин и Юзу, вошедших в дом и, слава все богам! – пока не сообразивших прогуляться в сад.

- Твою мать, - выдохнул Куросаки-младший, убирая ладонь с груди Рукии и пытаясь застегнуть рубашку.

- Не ругайся, - строго прошипела шинигами, приводя свой собственный гигай в порядок и придумывая, как будет объяснять некстати вернувшемуся семейству пятна от травы на платье.

Объяснять не пришлось – все дружно решили, что Ичиго ее уронил, из-за чего задиристый Ишшин пытался вызвать сына на настоящую дуэль, пока разозлившаяся Карин не отправила неугомонного папочку в нокаут.
И только когда все отвлеклись на распластанное тело, Ичиго успел прошептать:

- Так чего же ты хотела, Рукия?

- Придурок. – припечатала девушка, прикусывая покрасневшие от поцелуев губы. – Мы это обсудим позже… Когда ты в следующий раз будешь катать меня на качелях.

- А ты мне разрешишь снова поймать себя?

- Тебе не нужно мое разрешение, Куросаки. Ты меня уже давно поймал…


Смеяться – и подставлять лицо ветру. Держаться за воздух – и растворяться в собственном счастье. Улетать – и возвращаться в объятия того, кого любишь.
Кучики Рукия начинала понимать прелесть качелей.

Бессонница Кучики Рукии

Категория/Рейтинг: то ли R, то ли NC-17
Жанр: romance, humor, немножко стеб и ПВП
Пэйринг: Ичиго/Рукия, опять намеки на Бьякуя/Ренджи
Предупреждение от автора: смотрим рейтинг)
Содержание: да нет там особого содержания…
Дисклеймер: Автор не претендует на героев и не извлекает никакой материальной прибыли. Всех имеет Кубо Тайто, а в Питере и вовсе такой травы нет...
От автора: своего рода сиквел к «Крылатым качелям». А еще очень хотелось немного постебаться над любимыми персонажами, из-за чего оригинальные характеры, возможно, капельку пострадали. А может - и не капельку)))


Куросаки Ичиго всегда спал очень чутко – гиперактивный Ишшин, со своим весьма странным подходом к тренировкам сына, научил рыжеволосого держаться настороже даже во сне. А уж с тех пор, как появилась Кучики Рукия и сделала из парня шинигами, тот вообще спал вполглаза и вполуха. Поэтому чуть слышный скрип открывающейся двери и едва уловимые шаги, моментально разбудили Ичиго.

- Кто здесь? – Куросаки резко сел в кровати и прищурился, пытаясь разглядеть вошедшего в неверном лунном свете.

Маленькая фигурка помялась и нехотя ответила.

- Ну, я…

Ичиго демонстративно протер глаза.

- Рукия, что ты здесь делаешь? Ты же должна быть в спальне с моими сестрами и…

- Отвяжись, Куросаки. Я не могу уснуть, мне там неудобно, - объяснила девушка и, уже не таясь, прошлепала к знакомому и такому привычному шкафу. – Я буду спать здесь.

- Хотел бы я знать, как тебе это удастся, - усмехнулся Ичиго, наблюдая за ночной гостьей.

Кучики подозрительно зыркнула в сторону парня и решительно распахнула шкаф.

- А где футон? – удивилась Рукия и недовольно посмотрела на хозяина комнаты. – Куда ты его дел?

- Я дел? А на чем, интересно, ты сейчас заснуть пыталась? Твой футон остался в комнате Карин и Юзу.

Рукия почувствовала на редкость глупо. Стоит босая, взъерошенная, в пижаме… а эта рыжая сволочь смотрит и ухмыляется! Пока она придумывала, что бы сказать поэффектнее, Куросаки ее опередил:

- А почему заснуть-то не можешь? Девочки спят тихо, ничего мешать даже такой неженке, как ты, не должно…

- Я не неженка, - тут же возмутилась Рукия. – Как раз в том и дело, что спят они тихо, а я успела привыкнуть к твоему храпу и…

Высказав в запале причину своего появления, Кучики резко замолчала.

«И чего меня понесло в его комнату? Baka, baka, baka! Почему я не могу заснуть, не слыша его дыхание?»

Ичиго был возмущен.

- Я не храплю, между прочим!

- Еще как храпишь, придурок, - тут же поддержал любимую «сестренку» Кон, нахально вылезая из-под кровати.

- Заткнись! – коротко отреагировал Куросаки, пинком отправляя душу-плюс на место. – Рукия, в принципе, у меня широкая кровать, я могу подвинуться… Если уж тебе так важно, чтобы я был рядом.

Девушка гневно уставилась на парня.

- Важно? А не много ли ты о себе думаешь, Ичиго? Да и потом, ты же станешь приставать, если я лягу…

- Конечно, стану, - с готовностью согласился Куросаки. – Ну и что? Пару дней назад ты была совсем не против.

Кучики не знала, как реагировать. С одной стороны, если наплевать на воспитание и лекции Нии-самы, она была не против принять щедрое предложение Ичиго, с другой… Это было как-то неприлично. Пока Рукия терзалась воистину философским вопросом – лечь или не лечь, Куросаки успел вылезти из кровати и, подхватив задумавшуюся девушку, уложил ее на простынь, порадовавшись мимоходом, что поменял вечером постельное белье.

- Ты когда-нибудь научишься спрашивать мое мнение? – мрачно поинтересовалась Рукия, пытаясь принять строгий и независимый вид. В пижаме, украшенной кроликами Чаппи, это получалась с трудом, но девушка очень старалась. Из клана Кучики она или как?

- Не-а. У тебя мнение все время какое-то неправильное. Только полная идиотка скажет, что ее не надо спасать, Рукия. Так что, терпи. Кроме того, пол, между прочим, холодный, а ты босиком, – пробормотал Ичиго, устраиваясь рядом с девушкой поудобнее.

Кучики поджала губы.

- Я бы не заболела. Шинигами очень редко простужаются и…

- А яркий пример тому, как не простужаются шинигами, Джюширо, да? Которого ваша Унохана лечит от всего, чего только можно, - возразил Куросаки, опираясь локтем на подушку и смотря на Рукию сверху вниз.

- Ублюдок, - привычно отреагировала девушка, садясь на кровати и поворачиваясь к парню лицом. – Почему ты так фамильярен со всеми? Для тебя он Укитаке-тайчо! И брат мой тебе уж никак не Бьякуя! И Хитцугайя-тайчо – не Тоуширо, и уж тем более – не малявка! Да и вообще…

- Понял, понял, - Ичиго откинулся на подушку и внимательно посмотрел на девушку. – Вот только зачем твоему брату, например, имя, если его по нему никто не зовет? Ты не думаешь, что Бьякую это тоже может расстраивать? Вечное Кучики-тайчо, да Нии-сама? Я бы сдох на его месте.

- Он – не ты! Нии-сама потомственный аристократ и…

- Да чтоб тебя, Рукия! Ну почему ты все время говоришь о своем брате? Даже лежа в моей кровати! – искренне возмутился Ичиго, перекатываясь и опрокидывая девушку обратно на подушку, стиснув тонкие запястья.

Кучики замолчала и с любопытством посмотрела на рыжеволосого.

- А по-моему, отличная тема для разговора, - холодно ответила наконец она. – Кроме того, даже ты не можешь не признать, что мой брат…

- Рукия, а если я сейчас соглашусь, что твой брат нереально крут, и я ему в подметки не гожусь, можно будет считать, что мы уже наспорились, и настала пора целоваться?

Шинигами потрясенно замолчала.

- Ну, э-э-э-э-э… Ичиго! Да о чем ты говоришь?

- Да об этом самом, - усмехнулся Куросаки и коснулся ее губ своими. Дождавшись, пока Рукия после недолгого сопротивления сдастся и приоткроет рот, впуская внутрь любопытный язык парня, Ичиго обнял ее одной рукой, а другой заскользил по мягкой ткани пижамы.

«С ума сойти… В кроликах!» - сердце вдруг сжалось - от нежности, захлестнувшей его сейчас целиком, от страстного желания оберегать эту хрупкую девочку в его руках, защищать до последней капли крови.

Кучики поняла, что делать вид, как ей все это не нравится, бесполезно – хотя бы потому, что это было совсем-совсем неправдой. Запустив руку в рыжие волосы, в полумраке комнаты кажущимися темнее, приобретая какой-то новый, изысканный оттенок, она понимала, что благодарна, пожалуй, Куросаки и за этот напор, и за нарочитое безразличие к ее мнению. Поцелуй был абсолютно непристоен – жаркий, влажный, беззастенчивый, жадный; языки сплетались, танцевали, губы темнели, от прилившей к ним крови, а по телу пробежали мурашки, чтобы потом скопиться где-то внизу живота и заставить его сладко заныть от непонятного томления.

- Рукия… - низкий голос с хрипотцой, - Рукия, открой глаза, пожалуйста.
Девушка нехотя подчинилась, сквозь туман, застилающий ей глаза, встречая золотисто-ореховый, поблескивающий в темноте взгляд Куросаки.

- Что ты хочешь, Ичиго? – усилием воли произнесла она, не очень понимая, что же такое творится с ее обычно послушным телом – может, опять гигай бракованный достался?

- Тебя, - шепчет Куросаки. – Тебя…

Воздух кажется наэлектризованным, голос Ичиго подрагивает, а Рукия уже собирается сказать что-то безумное в ответ, когда застывшие на кровати парень с девушкой слышат вдруг невнятный вздох и… чавканье.

- Кон!!! – яростным шепотом возмутился Куросаки, с ненавистью смотря на плюшевого льва, удобно устроившегося рядом на тумбочке и сжимающего маленькое ведерко с попкорном. – Кон!

- Да ладно вам, у меня так мало развлечений, - попыталась отвертеться душа-плюс, пойманная на месте преступления-подглядывания. – А что, хентая не будет?

Когда спустя пять секунд Кон, метко запущенный Ичиго в окно, летел куда-то по направлению к магазину Урахары, он очень четко осознал, что если хентай и будет, то без него, без Кона… Льву было очень, очень грустно.
«Рыжему ублюдку достается все самое лучшее», - философски заметил про себя Кон, все стремительнее приближаясь к дому, где жили его злейшие враги: парень с битой и девочка-маньячка со странной прической.


Настроение было сбито. Рукия опять почувствовала стеснение и неожиданно для себя самой покраснела, а Ичиго не знал, что ему теперь делать. Пока оба находились в ослеплении чувственных ощущений, все казалось очень простым, но как быть в такой ситуации, было не очень понятно.

- И что дальше? – помолчав, спросила Рукия, старательно отводя глаза.
Куросаки несчастно на нее посмотрел.

- Я… Ты… Мы… как бы это сказать… Ты хочешь заняться со мной… ну, этим? – отчаянно краснея, выдавил парень.

Рукия бы скорее умерла, чем сказала «да». Но ответить было как-то надо.

- Раз уж я здесь оказалась… - смело попыталась высказаться она, - то, наверное, было бы логично, ну, в общем… я не так уж и против… так что…

Оба замолчали, чувствуя себя на редкость глупо.

- А ты знаешь, что делать? – слабым голосом поинтересовалась девушка.

- Теоретически, - вздохнул парень. – Сначала надо это… а потом, ты понимаешь…

- Не надо вслух, - оборвала его Рукия. – На словах это будет совсем ужасно. Хм-м-м-м… А хочешь, я попробую нарисовать, и мы по схеме…

- Иди ты знаешь куда? Вот только сейчас твоих рисунков нам не хватало!

- Как знаешь, - обиделась девушка. - Черт, Куросаки, ну как ты дожил до шестнадцати девственником?

- Я? У меня комендантский час в семь и отец – полный идиот! А сама-то! В десять раз старше меня и…

- Я приличная девушка! – возмутилась Кучики.

- А я, значит, должен быть неприличным? – тут же обиделся в ответ Куросаки. – И вообще, мне было не с кем… То есть, может и было с кем, но не хотелось… Ну, хотелось, но не сильно… Не так, как с тобой, в общем.

- Я польщена, - съязвила Рукия и тоскливо уставилась в сторону.

- Знаешь, если вот так и дальше лежать, то мы точно никакого опыта не получим, - осмелев вдруг, заявил Куросаки. – Кучики Рукия, ты хочешь заняться со мной любовью или будешь и дальше из себя бревно в зайчиках изображать?

- Чем это тебя моя пижама не устраивает? – гневно начала девушка, но смутилась и тихо закончила. – Да…

- Не слышу, - ухмыльнулось рыжеволосое создание, наклоняясь к девушке. – Что ты сказала, Рукия?

- Да, черт тебя дери, придурок ты этакий! Хочу.

- Меня хочешь? – довольно улыбался Ичиго.

- Тебя, - насупившись подтвердила Рукия и поцеловала его. – Может, у нас и получится… Заняться этим… Поцелуи же получаются, - с сомнением произнесла она.

- Еще как получится! – с энтузиазмом, показавшимся Кучики немного нездоровым, подхватил Куросаки. – Только не смотри на меня так, ладно? Я, знаешь ли, тоже нервничаю…

- Ты не должен нервничать, ты должен быть сильным и уверенным и доставить мне максимальное удовольствие. В вашей манге всегда так происходит. – отрезала Рукия.

- Мы не в манге, блин! И вообще, где ты нашла хентай?

- Не я, а Кон. У твоего отца, конечно. Он сначала у тебя искал, но не нашел почему-то…

- Я хорошо прячу! – похвастался тут же Ичиго. - Но, в общем, это сейчас неважно…


- Что это ты делаешь? – потрясенно поинтересовалась Рукия, вцепившись в пижамную курточку, которую пытался расстегнуть парень.

- Пытаюсь ее с тебя снять… Отпусти, ты мне мешаешь.

- А это обязательно – снимать? – безнадежно спросила девушка, в принципе, понимая, каков будет ответ.

- А можно без дурацких вопросов? – разозлился Ичиго. – Чертовы пуговицы слишком мелкие!

- Дай, я сама…

- Что я – с пуговицами какими-то не справлюсь? А-а-а-а, надоели! – в сердцах воскликнул Куросаки и рванул ткань.

- Идиот. Кто теперь зашивать будет? – помрачнела Рукия.

- Ишиде подсунем, - махнул рукой Ичиго. – Зато расстегнул…

- Мою пижаму? Ишиде? Да ты сдурел! – возмутилась Рукия. – А-а-а-а-ах, что это ты сейчас сделал? Ты… ты трогаешь мою грудь!

- Тебе же нравится! И мне. Что тебя опять не устраивает? – осведомился Куросаки, продолжая ласкать нежную и очень чувствительную кожу, а заодно опять целуя Рукию – потому что слушать очередной список претензий не было никакого желания.

Впрочем, Кучики сейчас уже не смогла бы внятно выразить свое недовольство – ибо оно таяло под легкими касаниями пальцев Ичиго, под нежностью его поцелуев, под интимным шепотом «какая же ты красивая, Рукия…». Тело снова перестало слушаться хозяйку, руки сами принялись обнимать рыжеволосого шинигами, губы искали его рот, грудь горела от его прикосновений, и хотелось еще, больше, прямо сейчас. Сминая пальцами простынь, девушка откинулась назад, запрокидывая голову, оголяя светлую кожу шеи, которую сейчас покрывал поцелуями Куросаки, вычерчивая влажными жадными губами понятные лишь ему знаки.

- Ичиго… - почти плачет Рукия, когда он добирается до слишком чувствительной, напряженной от сладкого предвкушения груди, до сжавшихся в твердые горошины сосков, и касается их своим языком, захватывает в рот, посасывает, прикусывает, заставляя девушку метаться на кровати. Кучики стонет, что-то шепчет, руки беспорядочно скользят по плечам Ичиго, пальцы запутываются в рыжих волосах, а потом, улучив момент, стягивают полусбившуюся майку с тренированного тела парня. Прикосновение обнаженной кожи, капельки пота на висках, истома, туманом, обволакивающая без пяти минут любовников – все это так странно, так непривычно, так правильно… Рукия неожиданно легко переживает собственную наготу, и даже напряженно-внимательный взгляд Куросаки, хоть и вызывает прилив крови к щекам, но желания спрятаться от него больше не возникает. Стыд медленно покидает обоих, смущение проходит, вытесняемое отчаянным желанием быть вместе сейчас, сию минуту, разделить эмоции на двоих, раствориться друг в друге, потушить пламя, пожирающее тела, пока оба не сгорели дотла.

Даже ожидаемая боль не кажется такой острой, заставляя Рукию замереть лишь на секунду, сжавшись в комочек, пережидая неприятное и мешающее ощущение – чтобы с нежностью заметить, как встревожен и бледен Куросаки.

- Хотя бы за это себя потом не вини, ладно? – шепчет ему на ухо Рукия, обнимая теснее, обхватывая ногами, успокаивая. – Все уже прошло, Ичи… Со мной все в порядке, правда.

Извиняющиеся поцелуи и робкие касания – рыжеволосый же тоже не дурак, понимает, что Кучики привирает. Ради него. Движения замедляются, он очень осторожен – до тех пор, пока из груди Рукии опять не вырывается стон, а хрупкое тело расслабляется в его руках. Ритм нарастает, бессвязные слова – глупые, смешные, откровенные – сами собой падают с искусанных губ, вот только кричать во весь голос - как хочется - нельзя… Поэтому, когда оба понимают, что больше сдерживаться уже не получается, ощущения перехлестывают через край, а тела готовы вот-вот взорваться от чего-то ранее неиспытанного, Куросаки наклоняется к Рукии и ловит ее стон губами, впиваясь уже совсем не нежным поцелуем и получая не менее яростный в ответ…


- И-чи-го, - довольно улыбается девушка, вытягиваясь рядом с парнем. – И правда, неплохо вышло…

- Я вообще талантливый, - смеется Куросаки и прижимает ее к себе поближе. – Ты хорошо себя чувствуешь?

- Да, а что? – хмурится Рукия. – С чего бы мне… А, ты об…? Нет, все уже давно прошло.

Ичиго чуть смущенно кивает и целует темную макушку, а потом громко зевает.

- Спать хочется, - сонно произносит он, натягивая на них обоих одеяло и устраиваясь поудобнее.

Шинигами аккуратно вылезает из кольца рук, нашаривая попутно какую-нибудь одежду.

- Куда это ты собралась? – возмущается Куросаки, мгновенно просыпаясь.

- В душ. Пять минут и я вернусь. – деловито сообщает она. – Отвернись.

Ичиго усмехается, но послушно отворачивается.

- Да что я там не видел…

- Ну давай, поговори со мной на эту тему, - угрожающе произносит Рукия, накидывая на себя майку Куросаки – с ее ростом это почти мини-платье, а ничего более приличного она найти не может.

Прислушиваясь к шуму воды, Ичиго бездумно улыбается, глядя в потолок, а когда через обещанные пять минут, растянувшиеся на все пятнадцать, возвращается Кучики, полноправно обнимает ее и проваливается в сон, успевая подумать, что тоже привык слышать ее дыхание.


- Охайо, Куросаки! Еще дрыхнешь? А между прочим, к тебе гости, давай, вставай, ублюдок, это я, Ренджи, у меня новости из Сейрейтея и…

- Заткнись, Ренджи, мы спим, - доносится из-под одеяла очень знакомый Абараю женский голос. – Шел бы ты, потренировался куда-нибудь…

- Ага, - согласно зевает Ичиго, открывая один глаз и недовольно косясь на шумного фукутайчо, активно изображающего из себя рыбку – Ренджи только открывает и закрывает рот, не в силах осознать, что: 1)Куросаки не один в кровати; 2)Он там с девушкой; 3)Девушка очень похожа на Рукию; 4)Судя по голосу, Рукия и есть; 5) А судя по виду рыжей сволочи и давней подруги, они в этой кровати… Дальше Ренджи в его размышлениях активно клинило, и он шел по кругу. Язык тоже как-то не повиновался хозяину, фукутайчо подозревал, что ничего кроме невнятного мычания он сейчас родить не сможет, и продолжал тупо таращиться на полупроснувшуюся парочку.

Рукия, успевшая за время мыслительной деятельности Ренджи окончательно очнуться ото сна, с сочувствием посмотрела на обладателя майки с говорящей надписью «Red pineapple» и вздохнула. А Ичиго недовольно поморщился:

- Это ты мне мстишь за тот прерванный разговор с Бьякуей, что ли? Хрен ли ты иначе приперся ко мне в такую рань и пялишься на меня, как придурок?

- Ты! – наконец выдал Ренджи осмысленное слово. – Ты! С Рукией! Сдохни! – эффектно подытожил краткую, но выразительную речь фукутайчо шестого отряда.

- Пошел на… - вполне ожидаемо отреагировал Куросаки, собираясь вскочить и стукнуть Ренджи, но в последний момент вспомнил, что немного не одет.

- Заткнулись оба. – оборвала ярковолосых идиотов Рукия и строго посмотрела на обоих. Ренджи с Ичиго автоматически успели восхититься, как у нее получается это делать, не зарабатывая косоглазия. – Ренджи, я сама к нему пришла. И вообще – я взрослая женщина, так что засунь свое возмущение подальше. Ичиго, не обязательно каждый раз лезть в драку, умные люди иногда пробуют договориться…

- Договариваться имеет смысл с нормальным человеком, а не с этой красноволосой обезьяной! – не согласился Куросаки, воинственно поглядывая на Ренджи. – Почему он лезет в нашу личную жизнь?

- Рукия! Да как ты могла! С этим… с этим заносчивым ублюдком! И нифига ты не взрослая, если творишь такие вещи! – припечатал Абарай. – А за обезьяну ты сейчас ответишь, рыжая скотина!

- Если он кому и будет что-то объяснять и отвечать, то это мне, - раздался высокомерный холодный голос. – А ты, Ренджи, не лезь. И впредь прошу быть более почтительным в высказываниях, касающихся моей сестры…

- Нии-сама! – испуганно воскликнула Рукия.

- Бьякуя… И ты здесь… - обреченно покачал головой Куросаки.

- Кучики-тайчо! – по привычке вытянулся стрункой Ренджи, злорадно поглядывая на исполняющегося обязанности шинигами. Мол, сейчас тебе задницу-то надерут…

Темноволосый мужчина поправил шарфик и поджал губы.

- Фукутайчо, освободите помещение, - бросил капитан шестого отряда. – А вы, двое, будьте добры, оденьтесь и… Тогда поговорим.

Бьякуя дождался, пока Ренджи, все еще бросающий воинственные взгляды на Куросаки, выпрыгнет в окно (Абарай никогда не баловался такой роскошью, как дверь) и сумрачно взглянул на сестру, подавляя недостойное желание достать занпакто и…

«Я обещал заботиться о Рукии… и долг старшего брата устроить счастье сестры. Даже если это счастье так выглядит», - подумалось капитану шестого отряда, предавшемуся философским размышлениям, как он будет жить в окружении не одного, а двух обладателей огненных шевелюр – сомнений, что риока войдет в славный и древний род Кучики у Бьякуи больше, увы, не было. «К Ренджи я хотя бы немного привык уже…» - тоскливо подумал тайчо и украдкой посмотрел на имото. Девушка выглядела испуганной, встревоженной, но вот глаза у нее лучились счастьем. «С другой стороны, может это будет не так и плохо, - продолжил размышления Бьякуя. – Ренджи и риока дружат, будут проводить время в компании друг друга и…» Впрочем, мысль, что его фукутайчо оставит Бьякую, наконец, в покое и примется доставать вспыльчивого приятеля, радости не приносила. Кучики-тайчо уже принялся было анализировать, почему его не радует избавление от шумного и непоседливого лейтенанта, как спохватился, что до сих пор находится в комнате рыжего риока и явно смущает обоих горе-любовников.

- Мы с Ренджи ждем вас внизу. Обоих. Куросаки, я правильно понимаю, что в этом доме можно найти твоих родственников? – осведомился Бьякуя, разглаживая несуществующую складку на капитанском плаще.

Ичиго, сглотнув, кивнул, представив выражение лица аристократа, когда тот познакомится с Ишшином.

- Замечательно, – вежливо кивнул Кучики-старший и исчез в дверном проеме.
Когда в комнате опять остались только Рукия и Ичиго, Куросаки нахмурился и посмотрел на девушку.

- Знаешь, по-моему, теперь я не нравлюсь твоему брату еще больше…

- Да куда уж больше… - не преминула «утешить» Кучики, вздыхая. – Как думаешь, он очень на меня рассердился?

- Он не выглядел рассерженным, - возразил Куросаки, - он был просто в ярости, по-моему… В клане Кучики очень отрицательно относятся к внебрачным связям?

Рукия пожала плечами.

- Никак не относятся. Кучики до такого никогда не опускались.

Ичиго задумался. Перед глазами почему-то вставало цветение сакуры… Сенбонсакуры…

- Как насчет февраля?

- Чего? – не поняла Рукия.

- Свадьба. – кратко пояснил Куросаки. – Я молодой, я жить хочу… Так твой Бьякуя может и простит… Нашу поспешность. И про родственников он неспроста спросил…

- Придурок! – обиженно насупилась Рукия. – Если все дело в том, что ты боишься моего брата, то можешь проваливать на все четыре стороны, я сама с ним объяснюсь.

- Это ты дура, Рукия. Я же люблю тебя. И вообще… А значит, надо жениться. Выйдешь за меня?

- А куда я теперь денусь? - притворно вздохнула шинигами. – Выйду.

- Рукия?

- Что?

- А сказать, что ты меня тоже любишь?

- А с чего ты взял, что это так?

- Ах ты…

- Люблю, люблю… Куросаки! Мы должны одеваться, Нии-сама ждет!

- Ничего, подождет. Пусть вон пока с Ренджи пообщается… и с моим дорогим папочкой.

- Ичиго! Хотя… Пусть пообщаются, - сдалась Рукия, отвечая на поцелуй.

«Все остальное действительно может подождать, - решила девушка, - даже Нии-сама…»

Время ждать

Жанр: ангст, чуть-чуть romance
Рейтинг: R (на всякий случай ставлю)
Пейринг: Мацумото/Гин, намек на Мацумото/Хитцугайя
Саммари: об умении ждать и дожидаться)
Примечания: как выяснилось, я люблю Гина) Так что, осторожнее! Впрочем, Рангику и Тоуширо я тоже люблю, но помучала их. Не без удовольствия)
Предупреждения: все цивильно, а рейтинг вы уже видели) Нелитературные слова на совести автора.
Благодарности: Кубо Тите - и так понятно за что)
Дисклеймер: не мое, не претендую.
Размещение: обращаться в личку или на мыло. Я разрешу, но поставьте меня в известность)

Все приходит для того, кто умеет ждать.
Бенджамин Дизраэли.


- Мацумото… - привычно начинает капитан десятого отряда, но вдруг осекается и продолжает по-другому, - Рангику-сан, а Ичимару-тайчо действительно ничего не говорил вам о планах Айзена?

- Это допрос, Хитцугайя-тайчо? Вы меня в чем-то подозреваете? – застывший взгляд настороженных фиолетовых глаз и плотно сжатые губы – Мацумото собрана, как кошка перед прыжком.

- Это вопрос, Рангику. Просто вопрос… - Белячок вздыхает и смотрит куда-то через своего лейтенанта. Он хочет выспросить Мацумото, вытрясти из нее все, что она знает об этим ублюдке Айзене, о двуличном Ичимару, о слепом любителе справедливости Тоусене. Но почему-то Тоуширо кажется, что фукутайчо ему ничего не скажет… - Меня удивляет твоя полная неосведомленность – вы же были… друзьями с капитаном третьего отряда?

Мацумото теребит розовый шарфик и прикусывает красивую пухлую губу.

- Я бы не назвала это дружбой, тайчо. И Гин действительно мне ничего не рассказывал. Неужели вы думаете, что если бы я знала, то…

…осталась бы здесь… - Хитцугайя молод, но не идиот, он понимает, что именно недоговорила Рангику.

«Значит, он тебя не позвал, Мацумото? Просто не позвал…»

Рангику берет себя в руки – странно, ведь она привыкла, что Гин уходит, да и ушел не вчера и даже не позавчера, но… Боль не проходит, и острые ногти все так же впиваются в нежную кожу рук, когда она слишком сильно сжимает свой занпакто… Впрочем, движение скорее инстинктивное, ведь нет противника, глядя в глаза которому можно прошипеть: «Рычи, Хайнеко!» Вот вернется Гин…

- Ты все веришь, что он вернется? Что придет за тобой, Мацумото? – льдисто-голубые глаза холодные и чужие. Вот только если присмотреться, то за суровым взрослым взглядом прячется маленький потерянный ребенок, нуждающийся в ней, в Рангику… Его подружка, эта маленькая дурочка Момо, до сих пор так и не поняла чиби-капитана, продолжает отвергать его, слепо обожая придуманный ей самой образ.

«Жаль, что Айзен тогда действительно не убил ее, - рождается внезапно жестокая мысль в голове Мацумото. – Тайчо было бы легче…»

- Верю, - решительно произносит Рангику, опираясь локтями на стол и положив подбородок на руки. – Он придет, тайчо… он не может не прийти…

Хитцугайя смотрит и не верит – «Неужели все влюбленные женщины становятся так глупы? Хинамори вон тоже…» Тоуширо слишком мал, чтобы понять, что с глупостью это ничего общего не имеет – беспредельная вера в любимого это то, что не дает женщинам сойти с ума в то время, пока любимый удовлетворяет свои амбиции. И не важно, поимка это самого большого мамонта, завоевание соседнего государства или стремление к всеобщему господству. Женщины умеют ждать… Поэтому Мацумото и Хинамори послушно ждут – они чуть ли не единственные в Сейретее не боятся зимы – и пробуждения Хогиоку.

- И ты уйдешь за ним, фукутайчо?

Мацумото вдруг становится его очень жалко – давно потерявшийся в снегах одиночества, Хитцугайя боится, что она его бросит. Она ловит маленькую руку капитана и сжимает костлявые, чуть обветренные, мозолистые пальцы.

- Я не брошу вас, тайчо. В десятом отряде нет предателей… - на самом деле Рангику хочется обнять чибика, но Тоуширо это разозлит и она сдерживается.

Талантливый светловолосый ребенок…

«Наверное, сын Гина был бы чем-то похож на тайчо…»

Хитцугайя подозрительно смотрит, а потом щеки его алеют, и он вырывает руку.

- Рад слышать, Мацумото-фукутайчо. Можете быть свободны.

Рыжеволосая шинигами послушно встает и поправляет неизменный шарфик, на лице – широкая улыбка «а у меня всегда все отлично».

- Как скажете, тайчо.

Тоуширо долго смотрит ей вслед. «Соврала… То есть, думает, что сказала правду, но все же солгала», - а из головы не выходит больной взгляд Мацумото на поле Сокиоку, когда Гин уходил от нее, вырвавшись из плена фукутайчо десятого отряда. Вырвавшись в тот самый момент, когда Рангику наконец удалось его поймать…


Мацумото не спится ночью – она все вспоминает разговор с капитаном. Честь шинигами, доверие тайчо, долг члена Готея-13 – может ли она все это предать ради… Ради чего? Ускользающих объятий, затихающих слов, невнятных обещаний? Рангику плотнее кутается в одеяло, ее бьет озноб, а она уговаривает себя, что просто потому, что близится зима. И никак не может найти ответ – а как же она поступит? С каким предательством жить легче – любви или чести?

Злые слезы из глаз и покусанные губы – и резко откидывается одеяло, спешно натягивается косоде и хакама. Сегодня в Сейретее опять будет вечеринка, она разбудит безотказного Киру, и они станут пить до утра. Изуру ее понимает как никто другой.

«А еще позовем Шухея – пусть даже за ним увяжется капризный Юмичика, воинственный Иккаку и громкоголосый Ренджи…» - привычно размышляет Рангику, поправляя волосы.

Мацумото еще далеко до вечной улыбки Гина, но скоро и у нее начнет получаться. «Вот тогда он и придет за мной», – думает шинигами, бросая последний взгляд в зеркало. Она опять известная всему Сейретею ленивая, но потрясающе красивая фукутайчо с легким и веселым нравом, у которой всегда есть саке и которая всегда чуточку пьяна.

Мацумото Рангику.

Лейтенанту не дано знать, что ждать осталось уже совсем недолго. Что не пройдет и пары недель, как защита Сейретея будет нарушена – впрочем, вторжение засечь не удастся. Что высокая, слишком худая, какая-то вся изломанная фигура неслышными шагами войдет в комнату фукутайчо и обнимет – как всегда, сзади – и тихо прошепчет: «Приве-е-е-е-ет, Рангику». Что сердце будет вырываться из груди, дыхание перехватит, а вопросы и упреки сами собой замрут на губах – сложно говорить, когда тебя целуют. Что по-птичьи когтистые пальцы будут неспешно развязывать пояс хакама, распахивать белое косоде, танцуя на обнаженной коже, лаская, царапая, сводя с ума. Что Рангику наконец-то увидит темно-красные глаза и лицо Гина без улыбки – таким он становится только для нее, настоящим. Что они будут кататься как звери – прямо на полу, не дойдя даже до дивана – потому что Мацумото будет не в силах отпустить его хоть на секунду, захлебываясь в собственных ощущениях, в эйфории, что беспросветная тоска теперь забыта, она дождалась, все, он пришел, он больше не уйдет, не оставит одну...

- Гин, Гин, Гин… - хрипло шепчет она, вцепившись в бледные плечи, обхватывая его длинными ногами, ища тонкие губы – и находя. Уверенные движения, рваный темп – Ичимару даже в любви посмеивается над нетерпеливой Мацумото.

- Куда ты спешишь, Ранги-и-и-и-ику? – и ласкает грудь, легонько целует краешек губ, поддразнивая, доводя до исступления.

Шинигами запрокидывает голову и что-то невнятно шипит, и грозится, и, кажется, даже проклинает своего любовника-мучителя – чтобы через несколько минут выкрикнуть его имя, утонув в вспышке чувственного фейерверка.

- … ты мне тоже нравишься, Рангику, - улыбается Гин, правда, совсем по-иному. Чуть насмешливо, с грустинкой – снова по-настоящему.

- Ублюдок ты все-таки, - потягивается фукутайчо и оплетает снова его руками-ногами, накрывает волосами, наклоняется вдруг и впивается в шею, оставляя яркую метку.

- Соскучилась, значит, Рангику? – все еще веселится Ичимару. – Набралась повадок у Хайнеко – помечаешь территорию?

Мацумото улыбается, поднимает шалые, блестящие в полумраке глаза и проводит языком по губам. Гин пропускает прядь волос между пальцев, а потом наматывает локон на них.

- Ты пойдешь со мной?

Рангику пристально смотрит на него.

- Почему ты не позвал меня сразу?

- Айзен. – пожимает плечами Гин. – Да и как я мог привести девушку в незнакомое место, ничего толком не подготовив? Ты же любишь комфорт, Мацумото-сан…

Рангику перекатывается, резко бьет в челюсть – сильно, разбивая ненавистную усмешку – прижимает Ичимару к полу и наклоняется к уху бывшего капитана третьего отряда.

- Знаешь, как я ненавижу тебя за это, Гин? Как ты мог опять меня бросить? Как ты…

Ичимару стирает кровь с разбитых губ, довольно жмурится и дотрагивается до соблазнительной груди, которая оказалась так близко.

- Так ты пойдешь со мной, Рангику? Или мне идти позвать Киру? Мне нужен свой человек в Уэко Мундо.

- Тебе все равно кто, да? – вдруг пытается отстраниться фукутайчо, но цепкие руки Гина – руки, которые никогда не упускают своего – не позволяют ей сделать это.

- Ты стала слишком обидчива. Что тебя здесь держит? Малыш-капитан?
Мацумото вспоминает печальные глаза Тоуширо, их последний разговор, и сердце сжимается.

- Я обещала, что не брошу его… Что не оставлю одного…

- Мне ты обещала это раньше, - возражает Гин, ловя одной рукой прядь волос и проводя ею задумчиво по своим губам. – Хочешь, мы возьмем его с собой?

- Он не такой, он никогда не согласится, - возражает Мацумото, стараясь не отвлекаться на живое воплощение кицунэ, лежащее под ней.

- Тогда пусть пока остается здесь. Хочешь, я пообещаю, что он останется жив?
Рангику зябко ежится и опускает голову, пряча лицо в груди Гина.

- Хочу.

- Значит, ты идешь со мной, - удовлетворенно произносит Ичимару, приобнимая давнюю подругу. – Одевайся, Рангику. Нам пора.

Мацумото послушно натягивает форму фукутайчо – пожалуй, последний раз в своей жизни, ведь кому в Хуэко Мундо нужен лейтенант? – и смотрит на Гина.

Выясняется, что принять решение очень просто.

Простите, тайчо…


Утром Хитцугайя находит записку, где всего два слова и рыжий волос, потерянный владелицей и понимает, что не может выполнить последнюю просьбу своего лейтенанта. Простить не получается. Тоуширо вдруг кажется, что зима уже наступила, иначе почему вокруг него пляшет и свистит вьюга, а меч как живой, будто тыкается рукояткой в ладонь, пофыркивая, уговаривая выпустить холод наружу, забыться в бешеном ледяном танце, заморозить все, превратить в ледник – такой же, какой живет внутри маленького капитана десятого отряда.

- Ты же обещала мне, Мацумото! – срывается на крик мальчишеский голос и рейацу вырывается из под контроля – пока не прибегает встревоженная Унохана-тайчо и что-то не вкалывает в синюю вену Хитцугайи.

А два дня спустя, когда тайчо возвращается в офис десятого отряда с новой морщиной посреди гладкого лба, ему уже ничего не напоминает о Мацумото Рангику – подчиненные заботливо избавились от малейших следов ее присутствия. Им невдомек, что Тоуширо видит и слышит ее, что ему кажется, будто она вот-вот войдет, лениво потягиваясь, что опять торопливо задвинет бумаги под диван, что начнет нести всякую чушь и демонстрировать грудь, нарочно смущая чиби-тайчо, как – он знает! – она называет его за глаза. И это странно – одергивать себя каждый раз на полуслове – ведь он все время собирается ее позвать, или пойти поискать в казармах одиннадцатого, шестого или девятого отряда, где частенько любила попивать саке рыжеволосая шинигами.

«Я знал, что ты мне солгала тогда, Мацумото… Но я буду ждать твоего возвращения – потому что это не твоя вина. Гин заплатит мне за все – как и Айзен. Я не отдам ему тебя, Мацумото…»

Маленький тайчо всегда держит обещания данные самому себе. В конце концов, зима всегда была его любимым временем годом, а холод и лед – родной стихией. Вот только чтобы окончательно не замерзнуть, ему нужна шинигами с огненными волосами.

«Я не отдам ему тебя, Мацумото…»

Наступает время ждать.

Фэндом: Loveless

Урок рисования

Жанр: Angst, Vignette
Рейтинг: PG-13... кажется)))
Пейринг: Соби/карандаш/краски. Шучу. Упоминание Соби/Ритцу, Соби/Сеймей, Соби/Рицка. Страшно?
Саммари: Урок рисования от Соби-сенсея. А вообще, это почти мини, так что...
Предупреждения: яойные намеки, жестокое обращение с детьми.
Благодарности: тем двоим замечательным человекам, которые вместе со мной смотрели морозными питерскими ночами это чудное аниме) "Желудь. Катится-катится".
Дисклеймер: не мое. И не будет(((
Размещение: только с согласия автора, то есть меня. А то укушу!
Примечание: Фик случайно написался... После прочтения седьмого и начало восьмого тома вдруг пробило - пальцы жгло просто. Гоменасай, если что не так. И еще: фик не беченный, если кто что найдет - скажите, а? Я исправлю)))


Это уже шестое занятие и Минако-тян раздраженно покусывает кончик карандаша – ее новый учитель рисования, Агацума-сенсей, продолжает игнорировать красоту и свежесть старшеклассницы. Не помогает ни излишне короткая юбка, ни дорогие духи, ни томные взгляды из-под накрашенных ресниц. Юноша откровенно не замечает ее призыва, только вертит все время в руках мобильный телефон и поглядывает на табло каждые пять минут – как будто ждет звонка. Но на памяти Минако-тян ему еще ни разу не позвонили.
Девушка хмурится и капризно подзывает учителя поближе.

- У меня не получается…

- Вы торопитесь. Я же говорил – следует быть аккуратнее. И порядок всегда один и тот же… Сначала эскиз.

Соби забирает карандаш из рук ученицы, и на лист ложатся резкие, четкие линии. Минако-тян зачарованно смотрит за уверенными движениями тонких белых пальцев и чуть откидывается назад – чтобы коснуться невзначай сенсея. Но Соби слишком увлечен чтобы заметить эту маленькую хитрость – он действительно любит рисовать. Даже если это всего лишь стандартный натюрморт, заданный японской школьнице.


Ритцу-сенсей прекрасно делал эскизы – удары кнута ложились на спину не в хаотичном беспорядке, а образуя причудливый узор. Это было по-настоящему красиво: худая мальчишеская спина, светлая, почти прозрачная кожа, покрытая капельками пота, багровые рубцы от ударов и тоненькие струйки крови, стекающие к ягодицам. Прерывистое дыхание ребенка и круги в глазах – больно, больно, больно, но надо терпеть. Чтобы стать лучшим. Чтобы он смог победить их всех. Чтобы он мог освободиться. Чтобы он мог выжить.

Ритцу нещадно бьет своего любимого ученика – бумаге тоже больно, когда слишком остро заточенный карандаш, почти прорывая, оставляет свой тонкий, почти невидимый глазу след.

Эскиз слишком важен для будущего рисунка, чтобы Ритцу мог несерьезно относиться к своим обязанностям. Мальчишку даже иногда становится жаль, но жалость демонстрировать нельзя – как нельзя рисовать мягким карандашом, потому что от него остаются грязноватые разводы, которые не убрать ни одной резинкой. Сенсей слишком любит свои эскизы, чтобы самолично портить их – поэтому даже в постели его движения резки, а ритм быстрый и рваный. Ритцу уже знает, какая Жертва предназначена Соби-куну и сделает все, чтобы его мальчик был готов. Потому что Сеймей никогда не будет с ним так же добр, как был он.


- Видишь? Нужно вот так…

Агацума передает карандаш Минако-тян, и девушка послушно дорисовывает. Впрочем, это не сложно – основную работу сенсей, как обычно, сделал за нее. Эскиз почти готов. Минако высовывает кончик языка – якобы от старания, на самом деле надеясь, что сенсей сочтет это сексуальным – и небрежно проводит карандашом по листу.

Соби отворачивается – его приучили рисовать одним штрихом. Неуверенные попытки девушки раздражают.

- Теперь нужно продумать, какие оттенки ты выберешь. Цветовая гамма – это очень важно.

- Мне нравится красный, - уверенно заявляет Минако-тян и плашмя обмакивает кисточку в гуашь. Волоски распадаются неправильным кругом, деревянный край упирается в твердую, неподготовленную заранее краску. Соби жалко кисточку, да и само зрелище почему-то вызывает отвращение.


Сеймею тоже нравился красный, это был его любимый цвет. Хотя его Жертва никогда не носила одежду столь яркого, кричащего цвета, он его действительно любил. А еще Сеймею очень нравилось смотреть, как рисует Соби – он всегда садился в кресло и замирал, следя за каждым движением Бойца из-под прищуренных глаз. Соби не узнавал этого Сеймея – потемневшие глаза, дергающийся кончик хвоста, внешне вальяжная, но собранная поза. Как позже выяснилось, Жертву возбуждал рисующий Соби. «В этом есть что-то непристойное», - жарко шептал Сеймей, размазывая краски по телу Агацумы. «Я бы тоже хотел уметь рисовать…» - и рисовал, проводя раскаленным кончиком ножа по горлу, вычерчивая терновый ошейник на коже, выцырапывая угловатые буквы. Л-Ю-Б-И-М-Ы-Й… И опять красные струйки крови. «Правильно, - думал про себя Соби, пытаясь не потерять сознание от боли, - красный же его любимый цвет».

Сеймей нисколько не испортил прекрасный эскиз Ритцу-сенсея – напротив, он любовно довел его до совершенства. Его Соби был идеален.

«Мы лучшая боевая пара. Нам нет равных», - Агацума согласно кивает, обнимая колени Сеймея: Жертва в хорошем настроении и позволяет ему такую вольность – прикасаться к себе.

А темно-красные, изысканного винного оттенка, почти зажившие шрамы странно выделяются на шее – что же, пожалуй, Сеймей справился с подбором цвета.


- Вот видишь, мы почти закончили, - кивает Соби на рисунок. Минако-тян с неудовольствием смотрит – значит, еще немного и он уйдет. Агацума-сенсей всегда отказывается от чашечки чая, и девушка злится. Родители возвращаются сегодня очень поздно, и им бы никто не помешал…

- Но рисунок еще неживой. Слишком статичный. Остался последний, завершающий этап, - тихо произносит юноша и легкими движениями заставляет натюрморт преобразится. На боках яблок принимаются играть светлые блики, плетеная корзинка вдруг начинает отбрасывать тень, а на кружевной салфетке появляется еле заметная складочка.

Минако-тян глубоко вздыхает. Ей нравится получившийся рисунок, а еще больше – вот эта проскользнувшая по губам сенсея улыбка. Значит, и он доволен результатом. Теперь осталось только высушить краски…


Рицка пуглив и осторожен - смерть брата изменила его жизнь, заставив рано повзрослеть и научиться ждать удара в любую минуту. Но он не умеет причинять боль другим, не умеет приказывать, не умеет доверять даже тому, кому хочется довериться. Он не способен изменить Соби – хотя Рицке отчаянно не нравится Агацума таким, каков он есть. А вот вдохнуть в него жизнь Рицка может. Неловкими движениями, стыдливым румянцем на щеках, смущенными взглядами и редкими объятиями – тем, что заставляет сжиматься сердце Бойца от болезненной нежности. Соби и сам не замечает, как оживает в его присутствии, как учиться не ждать чужого приказа, как вдруг начинает бессмысленно улыбаться и рука, наконец, перестает судорожно нащупывать пачку сигарет. Идеальный Боец, бездушная машина, натренированная безоговорочно слушаться Хозяина превращается в нечто новое – как будто бабочка покидает куколку и расправляет крылья. Вот теперь Соби действительно чувствует себя сильным. Пожалуй, самым сильным – им с Рицкой не нужно даже единого имени, их связь прочнее, тусклым буквам на шее Соби с ней не сравнится. Парой легких прикосновений пальцев с обкусанными ногтями, робких суховатых, потрескавшихся губ, ласкового пушистого хвоста Рицка добивается почти невозможного – превращает мастерски нарисованную картину в шедевр.

А шедевр – это Соби знает наверняка – живет своей собственной жизнью. Он свободен и независим – даже от художника, который его нарисовал.

Но Агацума знает наверняка еще одну вещь: любую картину можно дорисовывать бесконечно. Поэтому он всегда будет с Рицкой.


Соби тщательно моет руки. Минако-тян, разочарованно закусив пухлую губку, наблюдает за сенсеем. «Шестое занятие! И ничего не происходит… Может быть, его отпугивают мои ушки?» - девушка обиженно вздыхает и начинает сомневаться в собственной привлекательности. Впрочем, на следующий день в школе ей опять признаются в любви, она воспрянет духом и снова будет обдумывать, как же ей привлечь неприступного меланхоличного Со-тяна, как она, чуть краснея, иногда называет его про себя.

А Агацума еще раз бросает взгляд на телефон, на секунду тревожно морщится и, вежливо поклонившись, покидает большую светлую комнату.

Чтобы выйдя на улицу, увидеть угловатый силуэт с рассерженно помахивающим черным хвостом.

- Что-то ты долго у нее там, - тщательно скрывая ревнивые нотки в голосе, произносит Рицка и ждет привычного объятия.

Соби действительно прижимает его к себе.

- Почему ты не пошел домой после школы? Твоя мать?..

Рицка фыркает, уворачивается и быстро шагает к зеленеющему вдали парку.
Высокая фигура усмехается, прикуривает и устремляется вдогонку – не замечая, как на том холсте, что именуется Агацума Соби, появился еще один, почти незаметный глазу штрих.

Возможно, когда-нибудь, ты сможешь закончить эту картину, Рицка.