Первая (по смыслу, а не хронологии) часть трилогии «Жизнь прекрасна» по Чехову (или так: «Жизнь прекрасна.По Чехову»). Особых надежд на спектакль не возлагалось, программный такой просмотр был, да и впечатлений сильных нет, хотя и созвучие некоторым последним мыслям обнаружилось, но желание другие постановки увидеть оставил, что и требовалось.
Вместо примы Юлии Свежаковой у нас была закончившая в прошлом году ГИТИС и еще не отпечатанная в программке Илона Борисова. Наверное, со Свежаковой спектакль должен быть другим - у той в глазах вся вселенская скорбь, а Борисова молода и радостна, но и она мне очень понравилась.
«Дама с собачкой» мне знакома в основном по фильму с Саввиной и Баталовым, который я пару раз чуть ли не безуспешно пыталась досмотреть до конца, очень уж героиня Саввиной меня раздражала. Зато Гуров-Баталов весь страдающий-белый-пушистый. Здесь наоборот, явное сочувствие к женщине и «возвышение» мужчины до нее, то есть до любви. Так, во второй истерике он уже не пьет чай, а сам чуть не плачет.
Место мне досталось под сценой, прямо под камешками, бумажками и тазиками с водой. Страшновато немного, но видно было на удивление хорошо, и актеры нормально воспринимались, при такой близости это главная проблема.
В оформлении спектакля самое необычное и даже играющее на руку – размещение зрителей на балконе, впереди дощатый пирс курортной жизни, а за смонтированной сценой – «обрыв», темнота. Я разглядела только привет из последней части – столярные инструменты и скрипку, интересно, что здесь из «Монаха». Как и весь спектакль, сцена тоже из двух частей – настоящей и выдуманной: вода синяя, но разлитая из банки с краской, от лодки только каркас, и выпасть за борт можно только понарошку. Мысль о жизни двойной (благополучной, но не счастливой, реальной и сокровенной, внешней и внутренней) разыгрывается через двойную театральность: в спектакле помимо двух главных героев присутствуют два клоуна, помогающих и мешающих действию, и иногда подменяющих его. Этот прием, а еще проговариваемый, а не разыгрываемый текст рассказа иногда заставляют задаваться вопросом – по-настоящему ли все происходит или в воображении. Кажется, что вот-вот – как у Кэрролла или Набокова – страницы перелистнутся, персонажи съежатся до букв и иллюстраций.
Спектакль актерско-режиссерский, причем если артисты играют без откровений, но хорошо и ровно, то режиссерские штучки то удивляют своей точностью и ясностью, то вызывают раздражение. Одна из самых запомнившихся сцен – номер в отеле. Сделанный из стула, лодки, тряпки и актера Гордина, он вызывает физическую брезгливость и полное ощущение холода, неухоженности и неуютности. И забор еще, конечно.
Но самое главное – при всех недостатках, точнее, при неидеальности спектакля – то, что он совсем чеховский, родной такой. Надо жить-надо жить, лет через двести-триста, и решение будет найдено, и мы узнаем – ух как захотелось «Три сестры» или «Торги», например.