* * *

                        Л.В. Лифшицу

Я всегда твердил, что судьба - игра.
Что зачем нам рыба, раз есть икра.
Что готический стиль победит, как школа,
как способность торчать, избежав укола.
   Я сижу у окна. За окном осина.
   Я любил немногих. Однако - сильно.

Я считал, что лес - только часть полена.
Что зачем вся дева, если есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
   Я сижу у окна. Я помыл посуду.
   Я был счастлив здесь, и уже не буду.

Я писал, что в лампочке - ужас пола.
Что любовь, как акт, лишина глагола.
Что не знал Эвклид, что сходя на конус,
вещь обретает не ноль, но Хронос.
   Я сижу у окна. Вспоминаю юность.
   Улыбнусь порою, порой отплюнусь.

Я сказал, что лист разрушает почку.
И что семя, упавши в дурную почву,
не дает побега; что луг с поляной
есть пример рукоблудья, в Природе данный.
   Я сижу у окна, обхватив колени,
   в обществе собственной грузной тени.

Моя песня была лишина мотива,
но зато её хором не спеть. Не диво,
что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладёт на плечи.
   Я сижу в темноте; как скорый,
   море гремит за волнистой шторой.

Гражданин второсортной эпохи, гордо
признаю я товаром второго сорта
свои лучшие мысли, и дням грядущим
я дарю их, как опыт борьбы с удушьем.
   Я сижу в темноте. И она не хуже
   в комнате, чем темнота снаружи. 

1971

Вечером

Снег сено запорошил
сквозь щели под потолком.
Я сено разворошил
и встретился с мотыльком.
Мотылек, мотылек,
от смерти себя сберег,
забравшись на сеновал.
Выжил, зазимовал.

Выбрался и глядит,
как "летучая мышь" чадит,
как ярко освещена
бревенчатая стена.
Приблизив его к лицу,
я вижу его пыльцу
отчетливей, чем огонь,
чем собственную ладонь.

Среди вечерней мглы
мы тут совсем одни.
И пальцы мои теплы,
как июльские дни.

Сонет

Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существование для тебя.
...В который раз на старом пустыре
я запускаю в проволочный космос
свой медный грош, увенчанный гербом,
в отчаянной попытке возвеличить
момент соединения... Увы,
тому, кто не умеет заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи.

***

Те, кто не умирают, - живут
     до шестидесяти, до семидесяти,
     педствуют, строчат мемуары,
     путаются в ногах.
     Я вглядываюсь в их черты
     пристально, как Миклуха
     Маклай в татуировку
     приближающихся
     дикарей.

***

Дни расплетают тряпочку, сотканную Тобою.
     И она скукоживается на глазах, под рукою.
     Зеленая нитка, следом за голубою,
     становится серой, коричневой, никакою.
     Уж и краешек, вроде, виден того батиста.
     Ни один живописец не напишет конец аллеи.
     Знать, от стирки платье невесты быстрей садится,
     да и тело не делается белее.
     То ли сыр пересох, то ли дыханье сперло.
     Либо: птица в профиль ворона, а сердцем -- кенар.
     Но простая лиса, перегрызая горло,
     не разбирает, где кровь, где тенор.

***

Точка всегда обозримей в конце прямой.
     Веко хватает пространство, как воздух -- жабра.
     Изо рта, сказавшего все, кроме "Боже мой",
     вырывается с шумом абракадабра.
     Вычитанье, начавшееся с юлы
     и т. п., подбирается к внешним данным;
     паутиной окованные углы
     придают сходство комнате с чемоданом.
     Дальше ехать некуда. Дальше не
     отличить златоуста от златоротца.
     И будильник так тикает в тишине,
     точно дом через десять минут взорвется.

***

Рыбы зимой живут.
     Рыбы жуют кислород.
     Рыбы зимой плывут,
     задевая глазами
         лед.
     Туда.
         Где глубже.
     Где море.
     Рыбы.
        Рыбы.
         Рыбы.
     Рыбы плывут зимой.
     Рыбы хотят выплыть.
     Рыбы плывут без света.
     Под солнцем
         зимним и зыбким.
     Рыбы плывут от смерти
     вечным путем
         рыбьим.
     Рыбы не льют слезы:
     упираясь головой
         в глыбы,
     в холодной воде
     мерзнут
     холодные глаза
     рыбы.
     Рыбы
         всегда молчаливы,
     ибо они --
         безмолвны.
     Стихи о рыбах,
         как рыбы,
     встают поперек
         горла.