Если ты просыпаешься позднее обычного, где-то к обеду, в февральский солнечный день, включаешь радио на кухне, съедаешь яблоко, заправляешь постель, выкуриваешь четыре-пять сигарет "Мальборо", впадая в тихое бешенство от почты и вообще ленты новостей, а солнце печёт затылок, то ты - это я, но образца 2011-го или 2012 года, или даже ещё более раннего образца.

Потому что я задаю себе в этом году новый вектор. Предыдущие были - беспафосность и невидимость. Я добивался снижения патетики и подчёркивания собственной значимости в ежедневных заметках. Теперь мой новый вектор развития обязывает меня никому и ничему не давать оценок. Долгими зимними вечерами я мониторил свой дневник и осознал, что целый социологический пласт в нём вызывает во мне странное чувство. Будто я выясняю взаимоотношения с персоналиями, которые знать меня не знают, а диапазон их влияния несомненно шире. Их деятельность - пусть это политика, литература и т.д. - вызывает у меня негодование, а я ведусь на это негодование и разражаюсь пасквилями, которые уже через год-два устаревают. Устаревают имена и персоналии, а я нет. Поэтому я меняюсь. Я осознал, что социологизировать свою прозу непродуктивно. Бесполезно и впрягаться в защиту русских, которых, по-видимому, не поднять и не образумить самыми отчаянными спичами. Если мне надобно почувствовать себя в русской среде, я включаю русский фильм или еду в русский ресторан, где плетень с кувшинами, светлолицые официанты и играет гармошка. Сажусь под бетонный дуб с поливинилхлоридными листьями и впитываю русскость под форель с домашней картошкой. 

Собственный критицизм - я присмотрелся к нему - меня отталкивает. Предполагаю, что он мог отталкивать и других.

Моё положение уникально: я действительно не ассоциирован с цехом литераторов и литературных сотрудников, я даже не журналист. В определённом смысле я вообще ни с кем и ни с чем не ассоциирован и не перестаю чувствовать внутреннюю свободу даже при сильно изменившемся ландшафте в окнах нашего поезда. То, что я не вынужден сгибаться в цеховых реверансах, - этого уже достаточно. Моя проза не имеет никакого прикладного характера. Я могу писать, не стяжая денег и славы, а могу поехать сейчас в контору и подать заявление об отключении радиоточки, чтобы сделать свою жизнь чуточку рентабельнее.

Но если сажусь писать, значит, мне это важнее. Да здравствует мир без оценочных суждений.