Раньше я ненавидела мужиков. Мерзких, похотливых, циничных. И семейную жизнь. Она мне представлялась чем-то настолько ужасным, темным, безисходным... Мне вообще претила мысль что я смогу любить своего мужа, особенно когда он станет взрослым и НЕКРАСИВЫМ. Толстым, краснощеким, пузатым, смотрящим футбол в ТАПКАХ-ЗАЙЦАХ...

 

ВОТ ТАК Я ПРЕДСТАВЛЯЛА СВОЮ БУДУЩУЮ ЖИЗНЬ:

Ощутите мерзость которую ощущала я.

 

1
  [480x600]
   - Гулять ? Гулять... Сейчас мама приготовит Паше котлеты и пойдем... Ну ну, устала вертихвостка ? Пойдем, пойдем....  Она наклонилась, держа в одной руке вафельное полотенце, другой, свободной потрепала по спине маленькую белую собачку. Собачка по имени Лариска еще больше заюлила коротеньким хвостом. Лариска прекрасно понимала, что и горяченькими котлетками, и вечерней прогулкой хозяйка её не обделит. Легла возле банок с огурцами и стала ждать.
  Котлеты сначала никак не хотели поджариваться, затем молниеносно сгорели. Алиса вытерла пот со лба, вот уже двадцать лет замужества, а она никак не научиться готовить такое простое блюдо. Пашка определенно будет недоволен. И как - она знала, но не совсем хотела думать об этом. Было уютно. Чуть жарковато, чуть темновато, но уютно. В ИХ квартире, на маленькой, с низкими и закопченными потолками, с маленькими, запыленными и насиженными мухами окнами, с засаленными, но родными обоями. Два стула, стол, плита и одинокий в углу рукомойник, где громоздилась сейчас груда посуды - результат старательной, с соблюдением всех технологий готовки. Наверное просто "соблюдений" было недостаточно, и Алиса пыталась отскрябать пригоревшие к сковороде бесформенные ошметки. Ошметки тут же полетели в миску к собаке, и та с визгливым тявканьем ( "Пустолайка...." ) вскочила, и принялась чавкать перепавшим добром. Алиса кинула полотенце и принялась за мытье посуды. Чертова семейная жизнь, чертова обязанность. Хорошо что у нее нет детей. Один, мохнатый и четвероногий ребенок не в счет. Тем более что Паша хотел отвезти её в лес и пристрелить.  Алиса была против, но после того как уставший Павлуша увалился в кресло. закинув ноги на стул, и Лариска зайдясь в бешенстве с лаем, порвала ему новые, ЕГО ЛЮБИМЫЕ носки, судьба глупой псины была предопределена. Алиса любила её, но не могла представить как  перечить мужу. Павла она любила больше. Толстый добродушный увалень муж, решал все проблемы в Доме.
2
 
Закончив рабочий день, он в приподнятом настроении шел домой. Да, конечно меньше всего он хотел бы сейчас видеть свою жену, столь осточертевшую ему, эту суку, эту принадлежавшую ему породистую суку. Он гордился ею. Он холил её и берег. Он кормил её, лучшем, что может позволить себе замдириректор небольшого заводика по отливке пластиковых изделий. Он ЖИЛ для того чтоб ей было хорошо. Он, Павел Иванович Борх, сорока лет от роду был уверен в себе и своем превосходстве над слюнявыми сопляками, что позволило ему выбиться в столь высокие чины. Его нахрапистость и одновременная мягкость нравилась коллегам по работе. Ему казалось, что ОСОБЕННО ДАМАМ. Да, он так и называл их. ДАМЫ. Они не принадлежали ему, и казались воплощением женственности, они были желанны, они были чисты. Не важно что это только его, ЕГО, мнение, но больше всего он верил именно себе. И идя в хорошем настроении, пробираясь сквозь белые снежные сугробы, он думал об одной из этих дам, Настюшке, чистой наивной секретарше, с большими синими глазами и деревенскими повадками, пахнущей топленым молоком и черт подери, ЖЕНЩИНОЙ. Она пленила и манила его, ну хорошо, не она, а её круглая тяжелая задница на удивительно стройных ногах. Жена не могла сравниться, конечно, с этим воплощением святой безгрешности, неловко прячущим свои сокровища под безразмерными свитерами, широкими деловыми брюками и делающими грудь плоской пиджаками. Нет, его жена была поджарой, крепко сколоченной, и пахло от нее не как от НАСТЮШКИ, а как от .... Он не смог подобрать слово и скривил красный, раздувшийся от мороза нос. Дорога ему предстояла не близкая, четыре автобусных остановки, а деньги которые он сберег предполагались на закупку бутылки хорошего пива. Большой бутылки. А время, которое он приберег для эротических дум, пойдет ему только на пользу. Возможно возвысит его сексуально, и тогда, возможно, у него станет на собственную жену.
 
3
 
Жена Павла, чертовски красивая женщина средних лет, с огненно-красными волосами, отливающими при свете желтых ламп рыженой, запирала на ключ прибранную к приходу мужа квартиру. Котлеты уже ждали его на столе, любовно украшенные выращенными на окне листиками петрушки, желтенькой и хилой, но своей. Посуда была перемыта и высыхала на полках, а она, Алиса, пошла выгулять свою питомицу. Закутавшись в связанный еще бабушкой шарф, оранжевую шубу, доставшуюся ей в подарок на тридцатилетие, она шагнула в метель. "Холодно, но не ссать же собаке на пол квартиры..." Темнота сгущалась, и в свете фонаря вились и искрились миллиарды острых как иглы снежинок. Она смотрела вверх, морщась, посмотрела на окна, темные, но родные, видевшие все, за эти двадцать долгих лет. Она уже не вспоминала ни детство, ни молодость, все было покрыто слоем пыли их совместной жизни, повседневной суетой, стиркой, готовкой, уборкой и ежедневной рутиной. Только стены ихнего дома, некогда бывшего домом её и её матери, видели и ощущали все, творившееся все эти сорок лет, с её рождения, до сегодняшнего дня, дня, когда она чувствовала себя вполне счастливой. Так же, как и всегда. Дом видел все, маленькую девочку, радостно и восторженно округлившую глаза от известий, что приезжает бабушка, молодую женщину сидящую перед телевизором со своей дочерью, девочку-подростка, еще не оформившуюся, с плоскими грудками и худыми бедрами рассматривающую себя в зеркало. Потом плачущую от того что её ни за что ударила мать, придя просто в плохом настроении.  Потом девушку, лежащую в кровати и пишущую стихи. Потом её с темноволосым парнишкой, потом с её теперешним мужем, Павлом. Окна видели все, Стены слышали все. Дом ОЩУЩАЛ.
 
4
 
Ей шестнадцать. Ему двадцать один. Молоды, красивы. Она танцует на полу тесной комнаты. Гибкое тело дергается и извивается в ритм музыки. На полу - магнитофон, на кресле сидит  Он. Недавно найденное ей ЧУДО, при имени которого у нее что то тает и растекается приятной истомой в груди. Возможно он будет её первым мужчиной, но как ей кажется девушка не должна отдавать себя в первый день знакомства. Павел, хищно смотрит на её танец, ему определенно нравиться эта девушка. В его глазах горит призыв, она же в исступление кружиться по комнате, экстатически запрокинув голову, четко отбивает ритм. Он неторопясь потягивает коктейль, водку с лимоном, его задача не набраться, а немного раскрепоститься. Ему всегда казалось что спиртное, эротичная обстановка и красивая женщина просто созданы для него. Он властелин этого мира, по крайней мере этой комнаты, и этой девушки тоже.  "Мой дьявол. Мой темный ангел..." бьется в ее сознание наряду с грохочущей музыкой. Они друг для друга.
 
  Удар, всхлип, - ОНА ЗАСЛУЖИЛА. О, черт, она посмела посмотреть на моего друга. Еще удар. Холодное молчание. Она на коленях, просит прощение. Обещает никогда не смотреть на других. Клянется в любви. Хотя так оно и есть. "МОЙ ДЬЯВОЛ, МОЙ ТЕМНЫЙ АНГЕЛ..."
 
  Удар, всхлип, - она не пришла домой вовремя, а он ждал её, ждал её, любимую, с этим букетом цветов, она обманула.... Уходит молча. Она бежит за ним по снегу, в тоненькой рубашке, домашних шортиках, босиком, лишь бы остановить, лишь бы он не ушел, пусть изобьет, но не молчит, пусть бьет больно, до крови, бьет, но остается рядом. Лишь бы не уходил НАВСЕГДА. Она боится этого слова, и никогда не произносит его даже мысленно. Он разворачивается и смотрит на нее. Её лицо в разводах туши, мокрое от слез. Он этого ждал. По крайней мере Пашке это нравиться. Нравиться смотреть её такую.... сломленную. Нравиться ощущение того что она ЕГО. Он не совсем понимает это, но ощущает где то глубоко в дебрях подсознания. Она здесь, у его ног, готова на все, желанная и любимая. Он обнимает её. Потом отворачивается и закуривает дорогую сигарету. Она продолжает стоять на талом снегу, и ничего не чувствует. Смотрит на его профиль. "Мой дьявол, мой темный ангел...."
 
 Сегодня он ушел к своей старой подруге. Его ШЛЮХЕ. Алиска воет в уже мокрую подушку. Потом плачет тихо, беззвучно, без слез, немо открывая рот. Миловидная мордашка сморщилась, опухла и покраснела, под глазами мешки и черные круги. Это делает её уродливой... и жалкой. Но это РАДИ НЕГО.
 
День замужества. Она счастлива. Она хотела бы танцевать, но этому давно поставлен запрет. Она хотела бы писать стихи, но это бесит Пашку. Когда она делает это, она пишет не о нем. Думает не о нем. Ему это противно. "Как же наша любовь ?"  "Я люблю только тебя"...
 
Десять лет замужества. Он получает неплохую зарплату, им видятся радужные перспективы. Она счастлива. Ради него. "Мой дьявол, мой темный ангел...."
 
Дом помнил все. Окна видели все, Стены слышали все. Дом ОЩУЩАЛ.
 
5
 
Алиса смотрела наверх, морщилась от колючих снежинок. Смотрела на крышу, плоскую, утыканную телевизионными антеннами. Когда то она хотела ЛЕТАТЬ. Быть легкой, кружиться в воздухе, как этот снег. Идти, бежать, почувствовать вкус свободы, вырваться, ХОТЕТЬ, быть увлеченной, хоть чем, чувствовать страсть, чувствовать как чувства пламенем пылают в её сердце, сейчас пустом и обледенелом. Пусть последний раз, пусть на миг... Лететь, хотя бы с крыш, ведь так летают птицы ? Вырваться, выбраться, убежать, улететь, от пустоты и вечного льда. Прыгнуть расправив руки как крылья, вспомнить всё. Ощутить перед смертью (пусть !) жар жизни и пламенное ощущение исполнившийся мечты...
 Пашка окликнул её. Она опустила взгляд, посмотрела на толстую маячившую впереди фигуру ее мужа. И пошла к нему. Пошла покорно, ведя за собой упирающуюся собачонку. Шла покорно опустив голову, потому что знала, что только посмотрев ему в глаза она может взбесить его. И тогда, Пашка, с размаху широкой толстой лапой врежет ей, а возможно придя домой начнет методично бить, как исступленный, нанося удары на каждый миллиметр её (ЕГО!) тела. Она будет молчать, что бы не раззадоривать его звериную, дьявольскую натуру. Она схватиться за ножку стола, скорчиться, и будет ждать, когда запал кончиться. И тогда он стащит с нее трусы и отимеет, со страстью, с похотью, с диким возбуждением. Он может иметь её только такую, заплаканную, сгорбленную, втянувшую голову в плечи, СЛОМЛЕННУЮ и ПОКОРНУЮ. Его жену. Его Алиску, его СУКУ, породистую, с блестящей рыжей шерстью, в отличной форме. Его ЛЮБИМУЮ женщину. И только кончив, освободившись от груза, унижающей тяжести в яйцах, он уйдет спать, а она замерзшая и дрожащая будет приводить себя в порядок. потому что видя её такую с утра он ЗВЕРЕЕТ, ему становиться неприятно, что его жена, такая красивая, выглядит такой помятой, и тогда ему, Павлу Ивановичу придется преподать ей урок. Пусть только попробует убежать, эта чертова девка, он найдет её на краю света, и тогда она ТОЧНО ПОЖАЛЕЕТ, что не была достаточно послушной.
 
6
 
По видимому сегодня у него было достаточно хорошее и мирное настроение. В оклике слышалась эйфорическая нотка, и шел он, чего то насвистывая себе под нос. Алиса Алекссевна  и Павел Иванович под общей фамилией Борх тепло поприветствовали друг друга. Она накормила его картошкой с котлетами собственного приготовления, приготовила ему ванную, отнесла туда сменные трусы, ночную пижаму, и свежий номер еженедельника "Эгоист". Её радовало прекрасное настроения Пашки, конечно она не подозревала что оно было вызвано любовным похождением любимого мужа, но это не имело значение. Он радостно улюлюкал, пожирая котлеты, одну за другой, они тонули в глубине его глотки, в огромном студенистом пузе, качающимся и переваливающимся при ходьбе. Животяра, некогда бывший накачанным и плоским, с небольшими рельефными квадратиками мышц, что несколько возбуждало Алиску еще молодой девчонкой. Она не помнила его таким, молодым, чертовски красивым. Время стерло все, память, эмоции, чувства. Она была ХОРОШО НАДРЕССИРОВАННОЙ И УМНОЙ ЖЕНОЙ. А самое главное, она ни в пример ЛЮБИЛА его.
 Он громогласно рыгнул, и чуть на миг она сморщилась. Что то проснулось в ней. Что то проснулось в этот холодный зимний вечер. Что то увидела она, что то стало препятствием в её сознании, выкатилось маленьким желтым комочком из основной черно-синей массы. Ощутила что-то, мимолетом, почти секундно, и это что то дало ростки. Весна, приближалась весна, и только сойдет снег, все живое даст мощные всходы, пробивая землю и асфальт, все на своем пути, потянуться к солнцу. Ничто не умирает навсегда. Ничто.
 
7
 
Спустя неполный месяц, в один из таких же безоблачных и рутинных дней, он пришел с работы пораньше, все так же насвистывая, довольный собой, проделанной работой и совращением секретарши, уже другой, принятой совсем недавно. Его ЛИЧНОЙ секретарши. Довольный жизнью, он уминал за обе толстые щеки горячую яичницу с беконом. Говорил что то не значащее Алиске, растянул большой рот в улыбке, в предверии хорошего вечера. Попросил добавки. Алиска швырнула остатки яичницы ему в лицо, которое тут же сделалось красным. Она хохотнула. Он, сам Павел Борх, преуспевающий мужчина средних лет, вытаращил глаза. Он никогда не показывал страха, и сам считал что у него страха нет ни на что, тем более  на собственно выкормленную и выштудированную, любимую, ЭТУ ЧЕРТОВУ СУЧКУ !!! Она хохотала, а он, страшный, толстый и пунцово-красный заместитель директора застыл от недоумения. Как она смела, эта баба, не сумевшая даже обрюхатиться, родить наследника, смеяться над сами Павлом Ивановичем Борхом, в подчинение которого сто двадцать человек, и ровно сорок из них таких вот СУК, которые смотрят ему в рот, и ждут каждого его приказа, а она - эта собственность, дерьмовая баба которая сидит у меня на шее и жена по совместительству, смогла швырнуть в меня этот дерьмовый омлет, и еще смеяться, ржать как кобыла, как поганая рыжая кобыла...
 - "Сууу-ука !!!" Взревел он, и схватил стоящий в углу черенок от лопаты. Она лишь продолжала смеяться. Видела как напрягся член у него под голубыми семейными трусами, под толстой складкой живота, его нависающей брюшины, которая когда то была стройной талией молодого мужчины. Время и больное сердце сделало его таким. Нет, ОНА сделала его таким, из за нее он сейчас такой некрасивый и жирный, она кормила его, ОТКАРМЛИВАЛА специально, что бы женщины больше НИКОГДА НЕ ВЗГЛЯНУЛИ НА НЕГО. Убить её, уничтожить, проклятую рыжую ведьму....
 
8
 
Алиска выбежала из подъезда. Растрепанная, наспех одетая, но счастливая. Она бежала по прошлогодней траве, по свежерастущей салатово-зеленой, бежала в никуда, но не убегая, а именно стремясь к чему то, бежала и смеялась, слезы текли из зеленых глаз, размазывая тушь по щекам. Она была свободна, и она ощущала на губах вкус мечты, детства, запах растущей травы .... и пробуждающейся жизни. Бежала медленней и медленней, она знала, что покончила с этой жизнью, все вернулось на круги своя, и эта дикая гонка стала бессмысленной. Она остановилась и стала танцевать, перед пустыми серыми и горящими окнами чужих Домов, перед безликими вечерними прохожими, была шумная тишина, но она слышала музыку. Она кружилась и танцевала, спустя долгие годы, как двадцать лет назад, чувствовала жизнь, такую как она была ТОГДА. Ветер бил в лицо, трепал рыжие волосы, прохожие оборачивались, некоторые проходи что-то ворча, а она экстатически выгибалась в безумном танце. Пошел снег, редкое для апрельских деньков явление, но ОНА уже не ощущала ничего. Снег сыпал и сыпал, тая на раскаленном теле, заносил первую зеленую траву, покрывая плоские крыши домов с торчащими телевизионными антеннами. Танец и смех, танец и смех. Мой дьявол, мой темный ангел.....
 
9
 
Павел Иванович Борх жил еще долго. За оставшиеся сорок лет он перепробовал десятки женщин, но не одна не была им столь любима, как первая. Он основал собственный завод, и удачно господствовал над ним до самой пенсии. Собаку Лариску, не мучаясь он убил на собственной кухне, ударом того самого черенка лопаты по черепу, и без зазрений выкинул в помойку. Из ихней с Алиской квартиры съехал спустя пол года, в трехкомнатную многоэтажного престижного дома. Съехал не один, а с новой секретаршей, которая родила ему ребенка, девочку, чему Павел был страшно недоволен. Она умерла от осложнения после беременности, ребенка Борх воспитывать отказался, в тот же день он нашел себе новую женщину, с которой было "трахаться интереснее, нежели с двумя первыми". Остальные женщины его тоже вполне устраивали, за жилье и хорошую жизнь они соглашались терпеть каждую ночь его жирную красную физиономию. Умер он верхом на бабе, то есть, признаться честно, под бабой, потому что из за прогрессирующей болезни не мог испытывать никакой другой позы. Ксеня Морозова осталась полноправной хозяйкой его нажитого добра. Наследника Борх так и не получил.

 

 

 

Сейчас у меня есть любимый муж с которым мы живем вместе. Я люблю его больше всех на свете. Мой забавный, милый, стройный пирсингованый фрик сидящий перед ноутбуком в инете. Без тапок. :-) 

 

ПС. Картина нарисована мной в 2004 году и отражает мой страх перед советским семейным образом жизни и новогодними застольями с пьянством и оливье - включительно.