[120x320]
Резидент «Комеди Клаб» Тимур Родригес голосист как соловей, пластичен как гимнаст, обаятелен как Остап Бендер. Он из тех звезд, кто редко появляется на тусовках, а если появляется, то с пользой для себя и окружающих. Увидеть его скучающим за столом – нонсенс. Тимур всегда в гуще людей и событий, говорит тысячу слов в минуту и не устает улыбаться.

Как на иголках
– Я избегаю тусовок не потому, что мне на них скучно, хотя зачастую бывает и так, а потому, что у меня мало времени. Вот и сейчас мы сидели с Полиной Дашковой, и она произнесла замечательную фразу: «Хорошо людям, у которых много времени и нечего делать!» Поэтому и сижу тут как на иголках. И это вовсе не потому, что мне хочется быть занятым человеком или я из себя его корчу, это на самом деле так. C каждым годом, несмотря на возраст, времени становится все меньше.
– Сколько тебе, Тимур?
– Некоторые до сих пор думают, что 18 (смеется). Мне 27. И я чувствую, что молодежь все чаще наступает на пятки. Вот Джастину Тимберлейку всего 26, а он всемирно популярен.
– Завидно?
– Не завидовать ему просто невозможно. Он молод, и у него впереди еще больше возможностей.
А в нашей стране ведь только единицы пробиваются на Запад.
– Ты хотел бы всемирной славы?
– Да. А кто от этого отказался бы?
– Джастин Тимберлейк – твой кумир?
– Джастина я привел как пример, мой кумир – Джек Николсон. Во всяком случае, он один из тех, у кого я учусь и чьи успехи заставляют меня что-то делать. Дело в том, что помимо того, чем мы занимаемся в «Комеди Клаб», у меня огромное желание и амбиции делать что-то еще. Например, для меня было очень важно напомнить людям о том, что я, помимо того, что поющий, еще и играющий человек. Поэтому я с удовольствием снимался в сериале «Золотая теща». Все-таки начинали мы в КВН, где реализовывали себя по-разному.
– В «Комеди Клаб» ты «отвечаешь» за вокал. Не надоело узкое амплуа?
– В общем, нет, я доволен, хотя гениальным певцом себя не считаю.
– А музыкальное образование у тебя есть?
– Нет, я с удовольствием бы позанимался вокалом. Сейчас я занимаюсь своим имиджем, но мне хочется, чтобы люди говорили, что я пою хорошо, а не смешно.

Ох, как круто!
– Что ближе – вокал или кино?
– Я хочу всего. Я знаю, есть люди, которые успевают делать и то и другое. Безусловно, я не сунусь в какой-то серьезный проект, если не буду чувствовать себя к нему готовым. Потому что огромное количество людей, будучи амбициозными, попадают в какие-то спорные проекты, где выглядят не лучшим образом.
– Тебе делали комплименты музыканты-профессионалы?
– На наших концертах были и Андрей Макаревич, и Володя Пресняков, – огромное количество талантливых людей, которые подходили, жали мне руку и говорили: «Ох, как круто!» Ты можешь тысячу раз быть счастливым от того, что довел до предоргазменного состояния женщин от 15 лет до 84, но только от суперпрофессионала ты действительно можешь узнать о том, чего ты достиг на самом деле.
– Если ты не гениальный исполнитель, то хотя бы профессиональным можешь себя назвать?
– Я окончил английское отделение педагогического университета. Мой папа – актер, и я всю жизнь был на сцене, поэтому у меня все в порядке с дикцией, с выражением собственных мыслей и умением держаться на публике.
Но я не являюсь профессионалом ни в одном деле, которым я занимаюсь сейчас. Я не профессиональный актер, певец, ведущий, потому что ни тому, ни другому, ни третьему меня нигде не учили. Но, во всяком случае, зная это, я не сижу дома и не занимаюсь самокопанием. Я что-то делаю для того, чтобы совершенствоваться. Собственно говоря, по этой причине я не поехал на новогодние каникулы.
– И чем же ты занимался?
– До этого у меня полгода не было возможности читать. Я сидел дома и читал книги. Увиделся с огромным количеством интересных людей, с которыми не мог увидеться в течение года. Устроил замечательный праздник своим родителям.

Будто другой человек
– Какие перспективы у «КК»?
– Я думаю, клуб будет расширяться за счет региональных филиалов. Хотелось бы, чтобы они развивали свою самобытность, а не подражали Москве. Что касается рейтингов шоу, мы не можем прогнозировать, насколько это все затянется, потому что многие говорят, что успех идет на спад.
– Как тебе кажется, в чем причины? Может, дело в чрезмерном эпатаже?
– Мы никого не хотели эпатировать. Вдруг так получилось, что нам разрешили это делать. Вот и все. Те же самые шутки мы рассказывали друг другу или в компаниях, которые собирались у нас дома. Мне кажется, эпатаж – это вещь в себе, а мы шутим не ради эпатажа, а потому что хотим вызвать смех у зрителей. И, я думаю, у нас получается. Мы даже предполагать не могли, что будет такой взрыв. Рассказывая о своих успехах друзьям, которые живут за границей, я до сих пор удивляюсь – как будто о другом человеке рассказываю. Еще сильнее я удивляюсь, когда вижу свои портреты на обложках журналов, на каких-то школьных тетрадках и дневниках. Это безумно приятно, но к этому невозможно привыкнуть. И если бы мы говорили об этом, как о само собой разумеющемся.
– Как насчет звездной болезни?
– Ты можешь задрать нос, но неужели это облегчит твое общение с людьми? Наоборот, это отдалит тебя от людей. Гораздо проще оставаться тем, кем ты являешься на самом деле, быть откровенным и не пытаться из себя кого-то гнуть.
Тут есть опасность заболеть другой болезнью – потерять себя. Если ты будешь соответствовать образу, который создавал на экране 24 часа в сутки – ты не будешь настоящим. Мы всего лишь актеры, певцы, как угодно. Но, возвращаясь в нормальную жизнь, мы должны оставаться такими же нормальными людьми, как любой слесарь, учитель или журналист.
– У тебя образ эдакого современного гламурного Остапа Бендера. У тебя есть стилист?
– Моими стилистами были мои родители. Я рос в обыкновенной семье. Зачастую у нас не было возможности купить то, что хотелось. Выкручивались за счет мамы, она хорошо шьет. Мне она шила какие-то интересные костюмы – еще и в силу моих не совсем выразительных габаритов. Я привык к этому и до сих пор шью одежду по индивидуальному заказу. Иногда даже придумываю что-то сам