Мой кот, радость моя, печаль моя… Что смотришь на меня мудрой зеленью глаз? О чем грустишь, о чем жалеешь? Кот, ты есть у меня, а я – у тебя, и поверь мне, это немало…

Моего кота зовут Пиздец. Возможно, это не очень прельстивое имя для вальяжного сибиряка, но как только он появился в моей жизни, стало ясно, что пиздец пришел решительно всему: ковру, обоям, дверным косякам, отпечатанным материалам, на которые кот с удовольствием ходил в туалет, видимо, по-настоящему осознавая ценность современной журналистики. Да и много чему еще. Короче, Пиздец (домашнее имя-Сотона), изгнал из моей жизни многое, щедро преподнеся взамен себя.

Когда он был маленький, я была для него авторитетом. Когда Сотона вырос, мы поменялись ролями. Теперь у меня возникает такое чувство, что не он живет у меня, а я у него, причем исключительно из милости. Котенком, он очень любил пуговицы на моей рубашке: возьмет пуговку в рот и заснет, будто у материнской груди. Меня это так умиляло. Знала бы я, кем вырастет эта трогательная пушистость, сопящая и урчащая на моих руках.

Кот регулярно ругает меня дурой. Я знаю, что это так. Еще я всегда знаю, что он хочет сказать. Порой становится страшно при мысли, что Пиздец заговорит со мной по-русски. Или по-английски. Или по-фински. Короче, примитивным человеческим языком. Ну конечно, я дура, с точки зрения кота. Потому что в нашем холодильнике всегда есть лимон, который никто из нас не ест, и почти никогда нет куриных сосисок с кетчупом, которые ест Сотона. Потому что я, глупая, искренне полагаю, что коту удобнее выходить через дверь, а не через форточку. Потому что я приношу домой много бумаг и книжек и мало денег. Коту неинтересны деньги, но он ориентируется в финансах путем перевода у.е. в погонные метры сосисок. И в очередной раз пересчитав мою зарплату, кот впадает в уныние. «По миру пойдем!»-читаю я в его глазах.

Нам обоим ради друг друга пришлось пожертвовать отношениями с противоположным полом. Пиздец регулярно уходил из дому, а возвращался весьма потасканный и блохастый. Мы боролись с нечистью наравне: я химией, а кот зубами и лапами. Когда мы спасали меховое богатство, Сотона клятвенно обещал мне завязать с похождениями. Мы оба знали, что все равно это будет повторяться. Вскоре терпение мое кончилось, и я посадила кота на плечо и понесла в клинику, благо была она недалеко. Вскоре до Сотоны дошло, куда я его несу и что там с ним будут делать. Пиздец посмотрел на меня такими глазами, что мне стало дурно. А потом укусил в щеку. Пришлось идти к человечьему врачу вместо ветеринара. Кот доказал мне свою значимость и одержал победу. Правда, на свидания ходить почти перестал.

Существование моих мужчин кот не рассматривает в принципе. Тем более в рамках нашей квартиры. Поэтому если и встречаюсь с кем, то на нейтральной территории. Ночевать вне дома мне тоже нельзя: Пиздец всю ночь проводит в истерике, вымещая физическую агрессию на моих вещах. В итоге дешевле и спокойнее брать такси и в любое время приезжать ночевать домой.

Иногда нам становится одинаково страшно. Кот немолод, и знает о том, что скоро будет спать долго. Слишком долго. А я знаю о своем диагнозе. И о том, что скоро придется уехать умирать с комфортом в клинику. Мы очень боимся пережить друг друга. Но смерть в один день – она ведь только в сказках бывает? Как бы там не было, пока мы чувствуем себя относительно хорошо и лежим напротив друг друга, глаза в глаза: мои зеленые с круглым зрачком и его зеленые-со змеиным. Оба щуримся на солнце. Нам клево.

Мария.