Он проснулся от звука собственного голоса. Жалостное скуление эхом разносилось по слишком большому залу, который и являлся его спальней.
Челюсти свело от напряжения, на взмокший от напряжения лоб налипли пряди волос.
Вокруг тьма и пустота.
Если кто-нибудь и услышал разносящиеся в ночи завывания, все равно никто не пришел бы, чтоб успокоить, утешить, погладить по голове.
Ему снились монстры. Опять и опять. Наваливались скопом. Нападали по одиночке, внезапно выскочив из-под земли. Пугали его до смерти.
Даже когда он осмеливался поднять в сновидениях на них меч и выходил из боя победителем, это не приносило облегчения.
Каждый раз одно и то же: страх, отчаяние и пробуждение с одной лишь разницей – со временем он перестал мочиться в постель.
И никто никогда не приходил на помощь.
Даже Дрейс настаивала на том, чтоб хранить ночные кошмары в тайне, потому что он сын императора. Быть не таким, как все мужчины из дома Солидор – непростительно.
И он ненавидел ее. Всем сердцем.

«Мой сын должен быть бесстрашным и открыто смотреть в лицо опасности» - дважды в неделю пытка занятиями в королевском бестиарии, где хочешь-не хочешь, а надо вытянуть 14 уровень.
«Мой сын еще юн, но со временем станет выдающимся и восполнит мою утрату» - и на плечи сваливается часть, может и не самых важных государственных дел.
Не спрашивая, а хочется ли тебе Ларса Ферринас поиграть или же полистать в тишине какую-нибудь интересную книгу. Отец возлагал на младшего сына очень большие надежды, непосильные….
И он ненавидел его.

В сновидениях монстры иногда принимали знакомые черты ближайшего окружения, и Ларса их боялся больше всего.

Уняв дыхание, он свесил ноги с кровати и коснулся босыми ступнями холодного мраморного пола.
В темноте было легко ориентироваться, и Ларса побрел привычной дорогой к потайной двери, чтоб обойти охрану и пробраться в боковой коридорчик, ведущий к спальне брата.
Там было единственное место, где ему было не страшно после ночных кошмаров.

Отсутствие охраны насторожило его сразу, и он пожалел, что не взял с собой какого-нибудь оружия. Дрейс всегда внушала ему, что во дворце надо держать хотя бы кинжал под рукой. Подойдя на цыпочках к двери спальни, Ларса услышал звуки борьбы и приглушенные вскрики. Первый порыв – ворваться, чтоб помочь сменился желанием позвать на помощь, но спустя мгновение подросток решил, незаметно заглянуть в щель между створками и действовать по обстоятельствам.
Ларса затаил дыхание и, заглянув в узкую щелочку между дверьми, увидел лишь край кровати и дальний мерцающий оранжевым светом светильник. Раздались звуки подозрительной возни, и тогда мальчик решился приоткрыть дверь пошире.
Наконец, он увидел своего брата. Его кожа казалась темно бронзовой в янтарном свете кристаллов.
Вейн склонился над чьим-то обнаженным телом, и Ларсе показалось, что он душит незнакомца, чье лицо мальчику не удалось разглядеть. Голова человека была заслонена подушками.
Он инстинктивно дернулся вперед и даже схватился за ручку двери, но услышал приглушенный стон жертвы и хриплый полушепот Вейна:
- Смотри на меня….
Мальчик застыл, открыв рот, когда увидел взметнувшиеся вверх руки незнакомца, словно тот пытался защититься, вцепившись принцу в горло. Но длинные пальцы скользнули по щеке, и тот, поймав их, удержал.
- Я хочу видеть твои глаза, – возвысил голос Вейн.
У Ларсы пробежали мурашки по спине. Он знал, как гипнотически действует голос его брата на окружающих, и не сомневался, что в этот момент ему безоговорочно подчинились.
Вейн завел руки лежащего под ним человека за голову и начал медленно двигать бедрами. Послышался протяжный стон, переходящий в рычание. Ноги незнакомца обхватили талию принца, и только тогда Ларса понял, наконец, что все это мало похоже на борьбу.
Чем быстрей и агрессивней были движения брата, тем чаще слышались короткие стоны распластанного под ним человека.
Ларсу бросило в жар, будто он внезапно впал в горячку. Подросток стоял у двери весь пунцовый и нервно теребил завязки на ночной рубашке. Сердечко билось с бешеной скоростью, разгоняя по венам закипающую молодую кровь и новые, какие-то дурманящие ощущения. Ноги стали ватными, а низ живота приятно тянуло.
- Не так быстро, Ноа…
Услышал Ларса хриплый голос брата, и у него перехватило дыхание. Он закрыл уши, и бросился к себе в комнату, шлепая по полу босыми ногами.
В спальне он долго не мог прийти в себя. Это казалось страшней все кошмаров, которые когда-либо пугали его по ночам.
Ноа фон Ронсенбург.
Судья-Магистр.
И его брат. Кого он так бесконечно любил и почитал.
Стало зябко. Ларса сидел на кровати, обхватив руками колени, и его трясло.
На смену ужасу пришла жгучая, испепеляющая ненависть к тому, кто покушался на их с Вейном мирок.

***
Несколько дней Ларса провалялся в лихорадке. Он метался по постели и в бреду звал своего брата.
Медики, испробовав все средства, разводили руками, теряясь в догадках, что за таинственная болезнь поразила юного принца.
Отчаявшись, что Ларса когда-нибудь поправиться, император Грамис отозвал направленного накануне в 12 флотилию Вейна. Он надеялся, что присутствие старшего сына скрасит последние дни жизни его мальчика.
Когда Ларса пришел в себя, то увидел перед собой Вейна, сидящего на краю его постели. Он сжимал руку младшего брата и в глазах его Ларса видел любовь.
За спиной нависал серой тучей судья-магистр Габрант, и мальчик почувствовал, как его стало снова лихорадить.
- Пусть он уйдет.
Вейну не пришлось повторять дважды, судья удалился, предвосхитив легкий кивок в его сторону.
- Лорд-брат, я Вас люблю… - улыбнулся Ларса, закрывая глаза и проваливаясь в легкую дрему.
После этой истории со странной вспышкой болезни от воспитания мальчика отстранили Дрейс. Этот факт его нисколько не опечалил. Ларсе вдруг стало необыкновенно легко без ее присутствия и опеки. Он наслаждался тем, что по приказу отца Вейн весь период выздоровления был вынужден неотлучно проводить у постели младшего брата.
Монстры больше не приходили в сновидения, вместо них появилось нечто более пугающее и осязаемое – с поразительной четкостью Ларса видел в них теперь судью Габранта выдыхающего в экстазе имя «Вейн». С пробуждением хотелось порвать все, что было под рукой в клочья.
Мальчик не мог заставить отца изменить свое решение и остановить военную компанию, чтоб Лорд-брат никогда не уезжал из Аркадиса, и Вейну все же пришлось покинуть столицу, как только врачи констатировали, что Ларса абсолютно здоров и его жизни и здоровью ничто не угрожает.
Вот тогда-то к юному принцу приставили вместо судьи-магистра Дрейс – Габранта.
В чем заключался присмотр за младшим принцем он, видимо, плохо себе представлял, поэтому просто часто навещал его.
В эти моменты Ларса вкладывал в свой взгляд все свое презрение, которое мог позволить, чтоб не выходить за рамки строгого солидорского воспитания. Так изощренно выказывать ненависть учили только в его семье.
Габрант терялся в причудливом ходе бесед затеянных младшим Солидором и попадался в расставленные им ловушки. Ларсе доставляло большое удовольствие изобретать для судьи-магистра все более изощренные способы унижения, заключенные в невинные формы, не выходящие за рамки этикета и приличия.
А как же Ларса хотел открыто крикнуть ему в лицо «я тебя ненавижу! Что ты сделал с моими снами?»

***
Несколько дней Ларса провалялся в лихорадке. Он метался по постели и в бреду звал своего брата.
Медики, испробовав все средства, разводили руками, теряясь в догадках, что за таинственная болезнь поразила юного принца.
Отчаявшись, что Ларса когда-нибудь поправиться, император Грамис отозвал направленного накануне в 12 флотилию Вейна. Он надеялся, что присутствие старшего сына скрасит последние дни жизни его мальчика.
Когда Ларса пришел в себя, то увидел перед собой Вейна, сидящего на краю его постели. Он сжимал руку младшего брата и в глазах его Ларса видел любовь.
За спиной нависал серой тучей судья-магистр Габрант, и мальчик почувствовал, как его стало снова лихорадить.
- Пусть он уйдет.
Вейну не пришлось повторять дважды, судья удалился, предвосхитив легкий кивок в его сторону.
- Лорд-брат, я Вас люблю… - улыбнулся Ларса, закрывая глаза и проваливаясь в легкую дрему.
После этой истории со странной вспышкой болезни от воспитания мальчика отстранили Дрейс. Этот факт его нисколько не опечалил. Ларсе вдруг стало необыкновенно легко без ее присутствия и опеки. Он наслаждался тем, что по приказу отца Вейн весь период выздоровления был вынужден неотлучно проводить у постели младшего брата.
Монстры больше не приходили в сновидения, вместо них появилось нечто более пугающее и осязаемое – с поразительной четкостью Ларса видел в них теперь судью Габранта выдыхающего в экстазе имя «Вейн». С пробуждением хотелось порвать все, что было под рукой в клочья.
Мальчик не мог заставить отца изменить свое решение и остановить военную компанию, чтоб Лорд-брат никогда не уезжал из Аркадиса, и Вейну все же пришлось покинуть столицу, как только врачи констатировали, что Ларса абсолютно здоров и его жизни и здоровью ничто не угрожает.
Вот тогда-то к юному принцу приставили вместо судьи-магистра Дрейс – Габранта.
В чем заключался присмотр за младшим принцем он, видимо, плохо себе представлял, поэтому просто часто навещал его.
В эти моменты Ларса вкладывал в свой взгляд все свое презрение, которое мог позволить, чтоб не выходить за рамки строгого солидорского воспитания. Так изощренно выказывать ненависть учили только в его семье.
Габрант терялся в причудливом ходе бесед затеянных младшим Солидором и попадался в расставленные им ловушки. Ларсе доставляло большое удовольствие изобретать для судьи-магистра все более изощренные способы унижения, заключенные в невинные формы, не выходящие за рамки этикета и приличия.
А как же Ларса хотел открыто крикнуть ему в лицо «я тебя ненавижу! Что ты сделал с моими снами?»