А он все держал меня за руку. Разговаривая с Бенедиктом, потом с Ремом, Патрицией. Они смеялись, а он все держал меня за руку и я вовсе не хотел, чтоб он меня отпускал. Я смеялся вместе с ними, и им казалось таким естественным, что мы держимся за руки, как будто держаться за руки между парнями добрая традиция.

И вдруг стал смотреть на мир другими глазами. Словно то, что мне казалось противоестественным, теперь поменяло вектор и является нормой. Что, так как я смотрел на него, как реагировал на прикосновение, на взгляды серых глаз было закономерно. Как впрочем, и мое внезапное желание поцеловать его в губы. Я был наверно пьян. Я был дезориентирован пляшущими вокруг нас друзьями с факелами в руках, их сумасшествием и хмельными выходками и криками в ночное небо. Я тоже позволил себе сойти с ума. Подойти вплотную к нему, и поразительно долго глядя на влажные в свете костра губы прикоснуться к ним своими губами. Просто попробовать их на вкус.

Я испугался. Своих желаний и его реакции. Он испуганно смотрел на меня. Испуганно, но без отвращения. При этом, все еще держа меня за руку. И я боялся, что вот теперь то он разожмет пальцы, и я просто…упаду.

Но он, когда я уже совсем отчаялся,  еще крепче сжал мою ладонь и притянул меня к себе, обнимая за талию, прямо как девчонку. Он видимо тоже потерял ориентиры, если сам начал целовать меня, не обращая внимания на свист и удивленные крики друзей.

Я никогда не забуду этот поцелуй. Поцелуй, от которого я окончательно потерял голову и понял, что никогда я уже не смогу захотеть что-либо другого, потому что все другое будет жалкой подделкой, бледной тенью и суррогатом.

Нам было мало. Мы не хотели ждать, когда придет осознание того, что мы творим. И что быть может, мы раскаемся к утру, и будем стыдиться прозошедшего.

По крайней мере я точно знаю, что хотел большего, а то что хотел он, я знал, чувствовал, ощущал потому что мы не могли оторваться друг от друга пока поднимались по винтовой лестнице ведущей в его комнату.

Конечно же утром наступило протрезвление.

Не было дурацких вопросов: «как ты здесь оказался?» и «какого черта мы делаем в одной постели?»

Я был, по крайней мере, не настолько пьян накануне, чтоб не помнить, какая сила довела меня до его комнаты. И все же мне казалось, что мир рухнул, и я сам же первым начал это разрушение.

Он же был подавлен и смущен. Старался не смотреть на меня, а потом и вовсе отвернулся, чтоб одеться.

Почему-то тогда я сам забыл о своем положении, о том, что будет, когда узнает отец, когда поползут мерзкие слухи, и каждый будет тыкать в меня или мою фотографию пальцем и говорить, что сын президента извращенец.

Наверное, я впервые забыл о себе, увидев его сгорбленную спину и мысль, которая не давала мне покоя была просто ужасна: «Что же Я наделал?»

- Прости – вырвалось у меня тогда в напряженной тишине.

Я уже вполне осознавал, за что прошу прощения в отличие от него.

Он посмотрел на меня как на идиота и выскочил из комнаты так до конца и не одевшись.

Не в силах дальше усугублять свое положение я тут же уехал в столицу к отцу, чтоб выслушать  массу нелицеприятных вещей о своем поведении, о своей безответственности, но ни слова о том, что я опустился до мужеложства. До отца эта история еще не дошла, не исказилась передаваемая из уст в уста, не обросла мнимыми подробностями.

В течение двух недель вместо законного отдыха я изнурял себя работой, пытаясь заглушить дерзкое желание увидеть его снова или хотя бы узнать как у него дела. А ведь я клялся себе, что никогда больше наши пути не пересекутся. И это обещание я намерен был сдержать.

Отец таскал меня по деловым встречам в качестве своего секретаря. И вот как-то вечером за чашкой кофе один из финансовых советников – владелец крупнейшей металлургической компании пожаловался на то, что его сына избил однокурсник. Дело в том, что Баз учился с нами на одном факультете, и я его хорошо знал, правда, не со всем хорошей стороны. Все естественно повернулись ко мне, чтоб я как-то прояснил ситуацию, но я лишь пожал плечами, потому что ничего не слышал об этой истории.

- Какие нравы у нынешней молодежи! Мой сын всего лишь осведомился о сексуальной ориентации приятеля и что в итоге? Три шва и множество ушибов. Да что говорить, на нем не было живого места! – негодовал промышленник – и это наше будущее! Золотая молодежь! Только из уважения к родителям я не стал подавать в суд.

- Да, молодежь сейчас распоясалась. Не чтут традиции, попирают законы, да еще и развратничают… - согласился с ним отец, снова выразительно на меня посмотрев, – я не хочу, чтоб ты общался с такими людьми.

Я был в ужасе, узнав, что началось из-за нашего неразумного поведения, и подозревал, что дело этой дракой не ограничится. Мне то вряд ли что-нибудь посмеют сказать в лицо. А вот новость, что ему приходилось принимать удар в одиночку, и как он на это реагировал, меня сильно напрягла.

Правда, на фоне этих слухов в нашей компании вдруг появились целых две пары нетрадиционной ориентации. Вот уж никогда бы не подумал, что самые озабоченные среди нас парни  - Геи. А ведь меня порой от их разговоров о девчонках порой начинало тошнить.  И почему-то в результате их признаний ни одно лицо не пострадало.

И все же мне было неловко, словно я ушел от ответственности и оставил его разбираться в этой ситуации одного.

Я послал ему письмо, но ответа не получил. Хотя ждал, очень ждал. Хотя бы «все нормально».

Со временем все перестало казаться таким уж острым и трагичным. Я узнал, что он встречается с девушкой с параллельного курса, и совсем успокоился. Жизнь налаживалась хотя бы у одного из нас.

Отец разрешил мне переехать в снятую для меня квартиру, где я почувствовал немного свободы от опеки и наблюдения.

Сейчас вспоминая об этом, я одергиваю себя, когда хочу излишне контролировать своих сыновей. Тогда же я был рад и этому.