Роман ВИКТЮК устроил сегодня в Лермонтовке закрытый кастинг для труппы. Это был тот еще мастер-класс!
"На пердячем пару далеко не уедешь", – пошутил как-то Рубен Суренович АНДРИАСЯН. Безусловно, режиссер имел в виду потребность театра в свежем дыхании. Он бы давно пригласил на постановку в Лермонтовку какую-нибудь столичную фифу вроде Чусовой, но где деньги, Кул-Мухамед? И до кризиса государство не шибко баловало академические театры, а тут и вовсе – финита ля комедия.
[показать]
Но случаются порой явления сколь неожиданные, столь и необъяснимые. В Алматы прилетел Виктюк (Almanews, помнится, первой оповестила общественность об этой перспективе еще в октябре). Но все равно оставались сомнения: с какого перепугу знатный хабальеро станет размениваться на какую-то разовую постановку в академическом, весьма академическом театре, в котором даже невинная бирюлька "Феликс" некогда обернулась препротивнейшим скандалом на уровне Министерства культуры. А Виктюк в своем ремесле похлеще Бората будет!
Кто в итоге пригласил матерщинника, охальника и крамольника – так и осталось загадкой. Вроде как государство проспонсировало, хотя, при признанию самого Виктюка, министр культуры узнал об ангажементе из газеты "МВК – КВН". Но это уже неважно. Главное, Роман Григорьевич привез "черную" пьесу Валентина Красногорова "Фуршет после премьеры", ее он собирался поставить у себя в Москве, но в какой-то момент решил "обкатать" на периферии. Свой выбор режиссер объясняет так: "Как в капле воды отражается море, океан, небо, так и в капле жизни каждого театра отражается жизнь страны. В этой пьесе и с юмором, и с грустью дается анализ сегодняшнего состояния нашего общества. Она универсальна как для России, так и для любой другой страны мира".
Сей спич – для прессы и общественности. Для "своих" у Виктюка, как вы догадываетесь, совсем другая лексика, из-под полы, так скажем (джентьменский набор из "ж.пы", "сисек", мудей, чичирки (так игриво обозначает мужской "корень жизни" обворожительный похабник). Бессмысленно фыркать и одергивать семидесятидвухлетнего затейника – он так мыслит, он этим живет. Но главное, конечно, ЧТО за всем этим непотребством стоит.
Внешностью своей Виктюк похож на малютку, больную прогерией. Он гримасничает, паясничает, издает совершенно животные звуки в диапазоне второй октавы и беспрестанно трясет жиденькими волосами. Матерится, как вокзальная бомжиха. Хабальствует, как пожилой, но молодящийся проститут. Но при этом с легкостью карманника влюбляет в себя всех и вся, и даже безнадежных гомофобов.
[300x208]"Дурачок!", "Вонючка", "Потому что ты тупая!" – щелкает неутомимым язычком Виктюк актерскую братию по носу, и до того необидно у него это получается, что мужики-артисты гогочут, а дамы рдеют, млеют и начинают часто-часто дышать. Мастер уточняет предлагаемые обстоятельства: как актеру, играющему режиссера пробудить в актере, исполняющем роль Отелло, темперамент - причем постфактум, после премьеры, во время обсуждения спектакля? Вариантов с мест масса, все они начинаются фразой "скажу ему", но все они Виктюка не устраивают - Виктюку нужны не слова, а действия. Какие? "Рюмку ему налить", - (выкрикивает Оксана Бойченко, которую, по слухам, уже утвердили на "Дездемону") "Молчать! Это потом!" – визгливо обрывает актрису Роман Григорьевич, и тут же, прихохатывая и гримасничая, начинает травить байки про пьющих великих – Ефремова, Яковлева, Ульянова...
"Как ты идешь, вонючка?!" - корректирует Виктюк походку Игоря Личадеева, кандидата в Отелло. Ты должен захватить ладонью яйца и хорошенько потрясти их вот так (показывает на себе)... а потом еще ножкой вот так, чтобы «чичирка», которую ты зажал между ног, освободилась. Вот это называется с достоинством!"
В другой мизансцене придумывается условная тряпка, которой Виктюк, показывающий, как надо играть раздраженного режиссера, вытирает лужи разлитой по полу минералки, и все это мгновенно обрастает цветистым монологом, из которого запомнилась только сентенция «я вам, бл.., покажу уборщицу!». ("Надо чаще Виктюка звать - в театре чище будет" – подал реплику из зала Андриасян)
Артист Токарев, вживающийся в образ артиста, играющего Яго, должен поднять руку и произнести какие-то дежурные слова благодарности своему режиссеру. «Не так! – орет Виктюк. – Не делай пауз, говори, как школьник, без интонаций. Говори, как ваш усатый премьер-министр, который вчера по телевизору рассказывал про кризис, я смотрел новости в гостинице. Я ничего не понял, человек по-русски говорил, а я услышал только одно русское слово – кризис». Почему-то все хлопали...
В течение трех часов продолжается поиск. И потихоньку становится понятно, из какого же сора растут гениальные спектакли Виктюка. Едва ли это голимая импровизация – наверняка набор где-то когда-то опробованных штампов, но их, мулек, такое невообразимое количество, что опять же понятно, почему волосы на голове у Виктюка всегда в движении, они – датчики, реагирующие на работу мысли. «Вот почему Гамлеты всегда были волосатые, ни одного лысого», - как бы в подтверждение моей догадки изрекает Роман Григорьевич.
«Много фактуры, много физики, мысли – ноль! Для многих артистов это неутешительный диагноз, – говорит режиссер. – Это норма для «сидячих-пердячих» театров, вот к вам сюда в Алматы такие антрепризы привозят. Ставят посреди сцены стол. Еще иногда в отдалении кровать с намеком на то, что будет секс. А его никогда не бывает – лень им сделать три шага от стола к кровати!».
…Если бы кто-нибудь догадался втихаря сделать запись репетиции Виктюка и издать ее на диске как спектакль – уверяю вас, Евгений Гришковец предстал бы перед публикой Евгением Петросяном. Шесть лет назад я смотрел на питерском фестивале "Балтийский дом" спектакль "Эдит Пиаф. Мой легионер", который Виктюк поставил в русском драмтеатре Риги. Ничего более потрясающего видеть раньше не доводилось и вряд ли удастся (даже Ильхомовское "Подражание Корану" покойного Марка Вайля почтительно отступает в моем восприятии). Гениальная простота сценического решения тогда поставила на колени народного артиста Игоря Дмитриева. Он плакал вместе с артистами Колей Коробовым, Никой Плотниковой и Лешей Шкатовым. А хитрый Виктюк «под фанеру» в это время что-то там декламировал о любви – высокопарно, нараспев, в манере Михаила Кузмина, поэта "Серебряного века"… Ла-ла-ла-ла-ла!
Коля Коробов потом рассказал мне, почему он «влюбился по уши» в Виктюка – однажды и навсегда. «Если Роман Григорьевич начинает работать с артистом, он буквально через пять минут узнает о тебе все. Он уже, как близкий родственник, знает, как зовут твою бабушку, в каком году тебе вырезали аппендицит. Потом, кстати, в день рождения моей бабушки он позвонил ей, тепло и смешно поздравил… Но это не заигрывание с артистами, это его психофизика такая. В профессии же он может быть жесточайшим диктатором, хотя и говорит всегда, что насилие, как методика, ему претит…»
… Через две недели Роман Виктюк вернется в Алматы и приступит к репетициям с утвержденными актерами. Труппе предстоит оправиться от шока, вызванного первым контактом с режиссером, исповедующим, мягко говоря, нетрадиционную эстетику. Справедливости ради стоит сказать, что не всех артистов этот проект вдохновил. Как признался за кулисами один из них: «я против "рекламы" актёрской жизни как блядства, зависти, ненависти. Я вижу свою профессию по-другому».
ТЕАТРАЛЬНАЯ БАЙКА, РАССКАЗАННАЯ ВИКТЮКОМ В АЛМАТЫ
Театр Вахтангова. Играют Вишневый сад. За столом примадонна Юлия Борисова, рядом – Максакова. К ним спиной, вроде как у окна, Юрий Яковлев. Борисова своим неподражаемым голосом начинает что-то тянуть, Максакова ей подвывает… Яковлев не реагирует. Потом вдруг поворачивается и молча уходит за кулисы. Его догоняют на улице, пытаются вернуть. А Яковлев говорит «Как мне все это остое..нило!» Ну что – дали тряпку, финал!