Студент консерватории Дмитрий Нижников стал читать ноты в 18 лет. До этого момента он не верил, что когда-нибудь станет музыкантом

 "НП", 29 января 1999 г.

Он выбрал фагот еще мальчишкой. Ткнул пальцем в картинку со словами «Это мое». Родители  посмеялись, вспомнили, что до этого ребенок выпрашивал скрипку. Самое большее, на что Дима мог рассчитывать у себя в деревне, это на гармошку.

« Хочешь попробовать?» - Дима достал из футляра старинный инструмент, и у меня сразу перехватило дух от количества трубочек, клапанов, рычажков и тросточек. А без дыхания, да еще с моими прокуренными легкими - нет уж, извините. Еще чего доброго сломаю, а стоит этот образец хрупкости бешеных денег.

Почему же ты, Дмитрий Нижников, выбрал в подруги не какую-нибудь изящную флейту, а эту громоздкую, вычурную и, подозреваю, не очень-то удобную в обращении штукенцию? Фагот не просто редкий инструмент, редкий композитор вообще писал для него музыку. Если у самого фагота нет будущего, что говорить о профессиональных перспективах студента консерватории Нижникова?

 - Только прошу,  не делай из меня мечтательного идиота, застрявшего между небом и землей. Я сельский парень, вырос на земле и отдаю себе отчет, в каком времени живу. Но я слишком долго шел к этой цели, и теперь вся моя жизнь связана с музыкой. «Жизнь коротка, музыка вечна» - вряд ли это Валдис Пельш придумал, уж больно мысль глубокая.

 Согласен, страшнее жить без цели, чем без гроша в кармане. Обладатель бесценного сокровища, Нижников который месяц сидит на мели, но в его глазах светится такое натуральное счастье, что оно поневоле передается мне, слушающему его историю. 

 Профессиональных музыкантов в роду Нижниковых не было, но в семье любили  и понимали музыку. Дима помнит, как они с братом заслушивались игрой деда на гармошке: «Уважаемый был в районе человек, уникум - сменил множество профессий, от путевого обходчика до гипнотизера». Затем баян перекочевал в руки среднего братишки. Андрюша ходил в музыкальную школу, а Димка молчал, сгорая от зависти и возмущения. Став постарше, он не пропускал ни одного школьного вечера с участием местного ВИА. Мысль «почему я не с ними?»  толкнула его на подвиг: в пятнадцать лет Дима с двумя товарищами отправился… поступать в музыкальную школу, но там решили, что мальчики накурились анаши. 

 - Хорошо, что у меня было укрытие, где можно было поплакать и помечтать. Я рос замкнутым, без друзей, не с кем было поделиться горем. Зато в своей землянке я мог часами заучивать песни под магнитофон, что впоследствии очень пригодилось в армии.

 Когда Дима признался отцу, что мечтает о сцене,  тот растерялся. Так уж на селе повелось, что примерные мальчики из интеллигентных семей шли по стопам родителей - поступали в технический вуз. Именно «половой» аргумент (мальчик должен иметь приличную специальность!) побудил Дмитрия подать документы сразу в два московских вуза. По конкурсу он «срезался», но Тульский горный институт, где недобор составлял порядка 70 человек, ухватился за парня и принял в свои пенаты. И хотя душа Нижникова не лежала к точным наукам, жажда независимости и недурственный IQ целый год держали парня на плаву. Вылететь из такого института, имея  во лбу хоть каплю ума, в принципе сложно. Но поступал Димка в поворотный для страны год и не мог знать, что случится путч, падет империя и сам он станет иностранцем в суверенном государстве. Чем реже приходили посылки из дома, тем больше он тосковал по родным. Музыкальная душа давала бурную отрицательную реакцию на матанализ.

 - Я, как Чацкий, вернулся в Сарканд в полной неопределенности. С одной стороны, Москва не убила во мне мечту посвятить себя музыке, но легальный путь в эту сферу, как мне тогда казалось, был заказан. Не сидеть же на шее у родителей! Я устроился в одно ремонтное управление и довольно скоро получил третий разряд токаря-универсала. Там с меня быстро «сняли стружку», определили потолок («держись за мастера и станешь токарем шестого разряда»), присмотрели даже невесту из местных красавиц. Не знаю, как бы сложилась моя судьба, не случись военный призыв. В военкомате на собеседовании у меня выросли крылья! Еще бы, если тебе говорят: «Дима, ты как раз тот человек, который достоин службы в элитных частях». Папа - здравомыслящий человек - попытался объяснить разницу между советской песней и портянкой, но я, помню, встал на дыбы и орал, что только на границе можно стать настоящим мужчиной.

 Стоит ли рассказывать о том, как я пожалел о свершившемся, еще не доехав до части? Там, на границе, жизнь столкнула  с людьми далеко не чистой биографии, было странно, почему они до сих пор на свободе. Спасло меня только умение петь. И, конечно, Господь Бог, он увидел, как мне тяжело и наслал какую-то смехотворную болезнь - плоскостопие. Так что по прошествии пяти с половиной месяцев меня комиссовали.

 Дима говорит, что Бог помогает ему всегда. В переломные моменты жизни он либо знак подает, либо рукой подталкивает к нужному человеку. Таким добрым гением стала для Нижникова его тетя, примадонна оперного театра, она свела племянника с фаготистом, педагогом Алматинского музыкального колледжа. Дима не был знаком ни с тембром инструмента, ни с его возможностями, он просто горел желанием научиться хотя бы нотной грамоте, поэтому, не раздумывая, согласился. (Мистическую историю про перст указующий он вспомнит позже).

 Тетины связи помогли Диме устроиться в Алматинскую консерваторию монтировщиком сцены. Там юноша впервые услышал живой симфонический оркестр и почувствовал желание захлебнуться  в этом океане.

 - Мой первый педагог - Павел Павлович Чукреев. Таких фанатичных в хорошем смысле слова людей я никогда не встречал. Он занимался со мной каждый день, через несколько месяцев я уже самостоятельно мог играть «Старинную французскую песенку»! Каждый музыкант проходит период, когда ему и окружающим кажется, что профессиональный рост прекратился. Но если ты не сбавляешь темп занятий, то обязательно происходит рывок. Пал Палыч безумно радовался моему прогрессу, а сам я чувствовал себя собакой, которой долго не давали пить. Думаю, сокурсники, которые вращались в музыке с детства, менее эмоционально воспринимали новую информацию, я же радовался каждому откровению. Сначала думаешь, как бы пальцы правильно поставить, а потом ловишь себя на том,  что с мыслью играешь.

 От примитивных пьесок я через полгода дорос до крупных форм. На зимней сессии учитель, гордо заявил, что разрешает мне разобрать две части сонаты, которую его предыдущий выпускник играл только на переводных экзаменах. Мысль, что я уже никакой не мальчишка, а круче, раз мне доверяют такие вещи, поднимала до небес.

 Какое-то время я вел дневник. Это так забавно - видеть, как за короткое время меняются твои мысли, характер. У человека творческого настроение колеблется с большей амплитудой: сегодня ты - король мира, а завтра стоит произойти маленькой трагедии интимного плана, и ты уже чувствуешь себя ничтожным и раздавленным.  

 А сколько раз эти «маленькие трагедии» приводили к большим и затяжным  конфликтам между учеником и педагогом. Влюбившись, Димка отчаянно пропускал уроки, и когда Пал Палыч встречал его на улице с очередной «прихехе», начинались разборки. «В порыве ярости он кричал, что откажется от меня, гнул свою плакатную линию - дескать, первым делом самолеты… И потом, одно дело, когда подчиняешь диктату ребенка, не способного размышлять, и совсем другое, когда твой воспитанник считает, что уже понюхал пороха и сам себе режиссер. И как быть, если педагог уверен в правоте и ему уже за пятьдесят? К счастью, у меня болезнь третьего курса была кратковременной».

  … На четвертом курсе колледжа перед Димой замаячила перспектива блеснуть на республиканском конкурсе. Состязательный дух в искусстве - неизбежное зло (или добро?). По большому счету это все-таки плюс для молодого музыканта - помимо возможности получить паблисити диплом лауреата облегчает поступление в консерваторию. Дима к тому времени мнил себя зрелым, состоявшимся исполнителем, поскольку играл не бирюльки какие-нибудь, а концерты Вивальди. Готовиться к выступлению тандем начал за полгода и, как часто бывает, мысленно укладывал диплом победителя в карман.

- Я понял, что «горю», когда между первым и вторым туром назначили «перерывчик небольшой», а точнее, никакой. Даже фаготу, и тому понятно, что сразу переключиться с гамм и этюдов на произведения крупной формы трудно. Выхожу на второй тур с самыми высокими баллами и… мокрыми от ужаса пятками.  Вроде и помидорами в тебя никто не швыряет, и все пассажи отточены до автоматизма, но на сцене эти мысли куда-то исчезают - полное затмение. Начинаю играть красивейший концерт Вебера - уверенно, в хорошем темпе, и вдруг - катастрофа! 

 Музыканты знают, что нет пущего позора, чем остановиться во время игры. В моей партитуре было одно хитрое местечко, где пианист дает аккорд на первую долю, а у солиста начинается виртуозный пассаж без аккомпанемента. Может быть, я увлекся игрой и не услышал этот чертов аккорд, но повисла пауза, я повернулся к аккомпаниатору в надежде, что она ноты уронила. И какая-то волна недобрая пошла по телу, губы пересохли вместе с тростью. Я с ужасом понимаю, что провалился на конкурсе - в том месте, где никогда не останавливался. Аккомпаниатор протягивает ноты, а я не могу их прочитать! В остервенении доиграл я концерт, потрясающая была кульминация, но было поздно.

 Диме дали грамоту за участие, но он принял это, как двойной позор, ведь в зале сидел младший братишка, специально приехавший из Сарканда… 

 Спасибо Пал Палычу, сам пережил удар, и парня вытащил из ямы. Сказать, что Димка умирал - ничего не сказать.

 \Мама отговаривала поступать в консерваторию, все твердила: «Вот к чему ты пришел со своей одержимостью».  Дима понимал одно: если он остановится сейчас, не только четыре бесцельно прожитых года - вся жизнь пойдет коту под хвост. И страшно переживал за Палыча, ведь не поступи он в консерваторию, не ученика Нижникова, а педагога Чукреева третировали бы на педсовете за то, что выпустил профнепригодного бездаря.

На вступительных экзаменах по специальности Дима набрал восемь баллов из десяти - очень даже неплохой результат. Остальные предметы пришлось сдавать по полной программе, благо, языковед мама и историк папа завалили конспектами.

 Сейчас он сдает свою первую сессию. Ворчит, что, будь его воля, переделал бы всю учебную сетку - так глупо, по его мнению, скомпонованы в расписании предметы. Совмещать  ГО и прочую физкультуру с игрой на любимом фаготе нет никакой возможности. Заниматься он может только дома, а там - братец любимый, который на дух не переносит фагот, так что получается выкроить для занятий самое большее три часа в день.

 Он не думает о карьере концертирующего фаготиста, ему достаточно быть профессионалом и знатоком серьезной музыки. Правда, Дима так сильно мечтает сыграть сольный концерт с симфоническим оркестром, что очень хочется за него помолиться.

 Хотел бы я знать, почему во время его рассказа в голове вертелась строчка Окуджавы про маленького трубача: «Кругом война, а этот маленький…»?

 @ Алексей Гостев