Во вторник Дрю, который уезжал сдавать экзамен, вернулся назад, к нашей вящей радости) Великолепно посидели, потом пошли купаться. Пока сидели на берегу с ним и с Манвиком (остальные пошли еще окунуться) всего парой слов вдруг поднялись на новую ступеньку взаимопонимания, исчез какой-то из барьеров, которым люди так любят отгораживаться друг от друга. Кто меня знает, уже сто раз слышал мои призывы быть ближе друг к другу. Идея этого абзаца та же)
Идем с пляжа. Вдруг кто-то замечает в траве змею. Начинается возня, гадюка мечется и... кусает Анрея в палец на руке. Быстро срулив что к чему, повезли его в больницу. Ближайшая - в Киржаче, до него еще ехать, бензин кончается (все как всегда, короче) В машине Дрю уже становится совсем плохо, в приемном, до которого наконец добрались, он начинает уже просто вырубаться.
Девчонки на машине погнали в Москву за его полисом, а мы с Манвиком остались в больнице. Его часа три рвало, говорить не мог вообще, валялся на койке в полуотключке под капельницей. А мы сидели, не отходя ни на шаг, держали лед у него на руке и нервно смотрели на капли в трубке.
Когда происходит что-то подобное, в голове происходит нечто странное. Периодически кажется, что страх перекрыл возух... Я в какой-то момент подумала, сколько людей во всем мире смотрят неотрывно на это методичное кап-кап-кап, теряя своих близких. И как это страшно.
К ночи ему стало получше, потом был отбой, и мы спустились вниз. Девчонки вернулись только в час, пока ждали, сидели на лавочке и смотрели, как в больнице гаснут окна...
Ехали назад по полупустой дороге. С заднего сиденья было видно, как свет фар отпусает в темноту асфальт, между деревьями мелькают звезды и убегают назад огоньки редких домов...
На следующий день все более-менее наладилось: Дрю уже стало получше. Потом за ним приехал па и забрал в Москву. Теперь бедный наш страдалец лежит в Склифе и долечивается.