19 ноября 2008, Среда

Если бы мне раньше кто-нибудь сказал, что я начну вести дневник, правда, всего лишь изредка пописывая в нём, я бы очень громко и долго смеялся, от души, хватаясь за живот, катаясь, как говорится, по полу. Однако оказалось, что с некоторыми воспоминаниями очень трудно жить, особенно если они как файлы в компьютере, которые хочешь переместить в корзину, но они не удаляются. И всё же я надеюсь испытать то лечебное свойство дневника, о котором многие говорят, надеюсь найти в нём тот Омут Памяти, в который профессор Домблдор складывал свои тяжёлые, невыносимые воспоминания, и так же, как он, испытать эффект лёгкости и освобождения, которые он наверняка чувствовал в подобные моменты. А понадобилось вспомнить события старых дней во всех их деталях- обращаешься к своему хранилищу, в моём случае- к записям в тетради.
Итак, её звали... Впрочем, это имя я очень хочу забыть, да и не имеет оно особого значения. Куда лучше ей подошло бы имя Кармен, или Зинаида (из "Первой любви" Тургенева), или Рада (цыганка из фильма "Табор уходит в небо").
Она была как кошка той независимой породы, которую довольно трудно приручить: такая может отсутствовать дома по нескольку дней, нежится к тебе только тогда, когда испытывает в том потребность, что случается не часто, а стоит самому протянуться к ней, чтобы погладить, как тут же испытываешь на себе всю остроту её когтей. От такой всё время носишь свои руки в царапинах. И вообще- всем своим видом она внушает тебе мысль, что в итоге не она нуждается в тебе, а ты в ней.
Так и с этой девушкой. Я бы сказал, что мы были парой, но она, видимо, считала по-другому, смотря на наши отношения, возможно, как на "свободные". Таким образом, для неё было нормальным не видеться и не созваниваться со мной довольно долгое время. Можно так же сказать, что совместной жизни у нас было мало, скорее у каждого больше индивидуальной, в которой не было места друг для друга- это она решила за нас двоих. Поэтому для неё и речи не могло быть о том, чтобы жить вместе, в моей квартире. В те же не длительные моменты, что она проводила у меня, как-будто не происходило никаких изменений в моей холостяцкой жизни: она словно специально избегала хозяйничать в доме, создавать в нём уют, будто боялась, что он станет так же и её домом, зажмёт навсегда в своих приятных объятиях. Точно это могло её остепенить, сделать её нрав кротким- словно в том была какая-то тюрьма, в этой домашности, золотая клетка.
Итак, с работы я возвращался в одинокую квартиру, и рассвет встречал всегда один- она никогда не оставалась ночевать, я не помню моментов, чтоб мы когда-либо засыпали в объятиях друг друга. Этими своими принципами она вроде как лишний раз показывала, что для неё наши отношения носят несерьёзный и временный характер.
Стоит ли писать, как я ревновал, как меня бесили эти толпы поклонников, вертевшиеся вокруг неё, и как мне плохо было от того, что она совершенно бездействует, вместо того чтобы предотвратить пополнение их рядов всё новыми и новыми несчастными? Для меня удивительным до сих пор остаётся то, что она всё то время, что мы были вместе, сохраняла мне верность- в том понятии, когда подразумевается деление постели лишь с одним человеком, но с уверенностью я ничего сказать не могу. Единственное, о чём до меня доходили слухи, это что за моей спиной она позволяла себе (лишь?) флирт, правда, в противоположность лёгкому- тяжёлый. С охотой она принимала чужие ухаживания, без каких-либо вытекающих из того серьёзных последствий... для себя, в то время как ухажёры её уже не знали более покоя. Что же касается измены чувств... Не знаю, можно ли назвать изменой её стихи в её дневнике на дайри.ру, о котором я узнал случайно и который не был закрыт даже для незарегистрированных посетителей,- стихи, посвящающиеся различным мужским субъектам, в которых читаются все чувства, кроме любви? Там есть и грусть от разлуки, и разочарование, и лёгкое влечение, и сильный интерес. К тому же, мне в любви она тоже никогда не клялась.
Однажды я спросил её, что держит её рядом со мной, если это не любовь? Чем я заслужил её "снисходительность и внимание"? Как мне приятно было слышать, что всё же какие-то чувства она питала ко мне, ей было со мной интересно! Но меня убило то, что она добавила к этому (примерное содержание): "До сих пор ты пока что единственный, с кем мне стоит и ни в коем случае нельзя терять бдительность. Но пока ещё не было ни одной твоей цепи или верёвки, которую я не разорвала, ни одна твоя клетка ещё не смогла вместить меня, однако твои уловки становятся всё изощрённей, прочность и слаженность твоих капканов- всё лучше, поэтому всё же главное, что держит меня рядом с тобой- это азарт и забава. Меня веселят твои неисчислимые поражения и изумляет то упорство, с каким ты продолжаешь искать способ привязать меня к себе. Запомни- дикой пантере никогда не стать домашним нежным котёнком."
Наверное, после таких слов любой другой уважающий себя мужчина разорвал бы всякие отношения с ней, но что мог сделать я, охваченный манией объездить эту строптивую кобылицу? Нынче мне противно вспоминать те подлые приёмы, к которым я для этой цели прибегал, но по совести сказать, даже полноценным охотником я себя не чувствовал, что оскорбительно для мужчины в ещё большей степени. А чувствовал я себя скорее добычей для неё, каким-нибудь тюленем, обречённым на смерть, но с которым касатка ещё довольно долгое время играет, прежде чем приступит к трапезе.

...Такая во времена Древней Руси является хоть может и не самой красивой девушкой в своей деревне, но обычно самой заводной, самой интересной и яркой- это точно. Все девчата хоть и завидуют её популярности среди юношей, хоть и обсуждают её недобро между собой, а сами всё равно вокруг неё так и вертятся, так и "смотрят в рот",- есть у неё какие-то обаятельные чары над ними, признаётся за ней авторитет безапелляционно. Никакие посиделки молодёжи не обходятся без неё, на каждом праздничном сходе она- главный заводила, всегда в центре внимания, всегда на виду.
Девчонки долгое время незамужние сидят, потому что каждый молодец до последнего всё надеется заполучить руку той, самой очаровательной. Даже из очень далёких краёв приходят парни, чтобы на неё посмотреть да за себя позвать- и до них докатилась слава о её необычайном характере.
А ей тем временем над мальчишками всё одна потеха, нет ей равных в искусстве придумывания разных шуток над ними, всегда-то она со своими подружками сыгрывает какую-нибудь проказу то с одним кем-нибудь, то с целой группкой мальчишек. И всегда-то, как ни увидишь её, она то смехом заливается, то ухмыляется вызывающе, то озорные огоньки пляшут в глазах.
Самые гордые парни ей свой позор помнят всегда, когда-то в светлую их к ней любовь начинает пробиваться, как сорняк, страшная ненависть; юноши попроще же ей шалости её прощают- им любо смотреть на её разрумянившиеся от хохота щёчки, им страшно и немыслимо представить себе, что она когда-нибудь может быть серьёзною или грустною.
Всех-то выстроившихся к ней кандидатов в мужья такая всё отклоняет, а взбесится вконец отец от её привередливости и своенравию, наложит отцовскую волю, даст срок определиться с кандидатурой, так она из деревни убежит, оставив с носом всех тех униженных, которые уж предвкушали увидеть конец её свободы, и каждый из них уж мечтал о том, что именно ему она на свадебном пиру сапоги снимать будет в знак покорности. Но последние её слова, которые облетят всю деревню и вызовут шок у всех её жителей, будут: "Не ходить мне никогда с двумя косами!"
В дальнейшем судьба её останется им неизвестной.
...Такая, если всё же по стечению обстоятельств попала бы, например, в восточный гарем, была бы никем иной, как первой женой султана. Далеко позади себя оставила бы она своих соперниц, борьба за внимание правителя для неё была бы скучной игрой, ибо победа всегда легко б давалась. Всё есть у неё: и абсолютная любовь мужа, и власть, и авторитет, и слава, и отличное содержание, а она втайне завидует наложницам, которые целыми днями томятся тоской безответной любви к своему господину. И всё-то им радость в ежедневном обряде прихорашивания, интересно соперничество в искусстве возбуждения страстей. Ах, ей бы эти бури чувств, чтоб сердце замирало каждый раз в надежде: "А может, он сегодня заметит меня?" Ей так чужды эти сладостные муки!
...Такая во времена средневековья сначала составляет себе самую лучшую партию, а потом в добавок ещё и приглядывается королю, ибо такую невозможно не заметить, нельзя не слышать о такой. Итак, такая добивается титула, имущества, положения в обществе, дарит монарху бастардов-наследников. Опасна эта женщина, если она ещё и в государственные дела будет вмешиваться, плести политические интриги! Совсем как Барбара Вилье, фаворитка Карла II.

"Я Печорин в юбке,- было её записью в дневнике,- женский образ Дон Жуана. Думаю, оба этих стереотипа исчерпывающе, метко описывают мой ужасный характер и раскрывают тёмные мои мотивы. Вот уже несколько лет я развлекаю себя тем, что дурачу наивных, коллекционирую их любовь- в общем, убиваю время в ожидании появления в моей жизни Того, кто мне нужен. Мне приятно быть любимой, но я словно проклята- нет счастья мне в том, нет удовлетворения, нет нужды... Мне важно любить самой... С нелюбимыми я словно жулик- оттачиваю своё мастерство увиливания от стражей правопорядка, но то не есть моя суть, на самом деле я- завоеватель неприступных крепостей, покоритель самых высоких и труднодоступных горных вершин. При этом желательно, чтоб стены крепости всё же никогда не рушились, а верхушка горы всё никак не приближалась."
И дальше что-то про Того, кто ей нужен, каким он должен быть и что она вообще сомневается, что когда-либо повстречает такого. Да уж, более раритетного образа она и выбрать не могла...

...Такой был бы самым сильным, ловким, статным и гордым юношей в деревне. Не горделивым, а именно гордым- преисполненным того чувства самоуважения, которое не позволяет возвращаться после охоты домой без добычи, или ударить лицом в грязь, или принимать участие в мужских сплетнях, которые порой бывают хуже бабских. Такой, избитый соседской толпой ровесников, вернёт себе честь в бою равном- один на один. Такой, попав под раздачу словесных оплеух насмешливой девицы, вызов примет спокойно и охотно, и, вооружившись ухмылкой, наглостью ничем не уступающей её усмешке, в долгу не останется.
И он у противоположного пола пользуется большой популярностью, но бабником не является (она презирает Ловеласов и Казанов), ко всем девушкам одинаково внимателен и учтив, как обычно бывает хороший и заботливый брат к своим сёстрам, намного его старше. Это-то и бесит такую, как она, больше всего, этим-то он и вызывает к себе её интерес- что не выделяет её, вопреки ожиданиям, среди остальных девчат. Таким образом, произрастает её глубокая любовь из лютой ненависти к нему- ненависти за то, что приходится делить с ним популярность среди молодёжи, что у девчонок целыми днями только о нём разговоры; под внешним её презрением к нему скрываются уважение и восхищение девичьи, под напущенной безразличность, когда она глядит на него, только очень опытный и внимательный глаз может заметить невольное её им любование. Сколько ни обманывай она себя, всё равно поймёт, что ровня он ей- только души намного чистой и благородной. И начнётся с этим осознанием её борьба за его сердце- недоверчивое к ней, предупреждённое о её женском коварстве. Нелегко будет ей доказать ему искренность своей любви, показать всю глубину и многогранность её характера. Удастся ей это- найдёт она наконец счастье своё, такое желанное, пойдёт молва о её вдруг ставшем смиренным, но не утерявшем свою живость характере не меньше, чем прежние толки о дерзком когда-то её нраве. Это теперь будет славная жена, верная и нежная спутница по жизни. А не получится, возьмёт он другую в жёны себе- она воле отца подчинится, выберет себе доброго и стеснительного жениха,- пусть нелюбимый, зато хорошо к ней относиться будет, ей больше и не надо, ей, главное, любимого часто видеть, хоть и чужого уже мужа...
...О таких, как он, в сераль до женщин султана доходят лишь слухи,- в основном это свидетельства их землячек, новоприбывших рабынь. И складываются тогда среди славянских обитательниц гарема берущие за душу песни об огромном мужестве какого-нибудь такого молодого болгарского или сербского предводителя, о героической его смерти в национально-освободительной борьбе своего любимого народа против ига османского. Дойдёт это до слуха первой жены османского правителя, пленится она этим сильным образом, будет пытаться узнать побольше, буйные мечты и фантазии наполнят её монотонные дни яркими красками. Вот бы ей хоть одним глазком взглянуть на такого достойного врага своего мужа, на этого чужеземца, дерзнувшего вступить в неравный бой с многочисленной турецкой армией... Такому она хочет и должна принадлежать!..
...Такой у короля в верных рыцарях состоит, пользуется большим почётом у соратников, в дружине отличается немереной силой и неведомой яростью, уже одной которой он сокрушает врага- просто сам бог войны в бою, подстёгиваемый ненавистью! И в то же время, замкнутый, хмурый, молчаливый и прямой, он вызывает добродушные и не очень усмешки придворных дам и господ. И только она воспринимает его строгий характер и угрюмый вид серьёзно. Он ей нравится такой,- внушительный с виду, ибо крепкий и коренастый, с тяжёлой поступью, уже не юноша, но молодой-зрелый мужчина, такой задумчивый и отрешённый, всегда невозмутимый,- во всяком случае, внешне. Характер, выкованный ужасами и опытом многочисленных сражений, личность, чей внутренний мир остаётся для всех непостижимой тайной... О, только ради этого прекрасно печального взгляда ей стоило бы жить, ради тех редчайших моментов, когда он смеялся! Не надеясь ни на что, питаясь только наблюдениями за ним, находя интересным изучение его поведения, ибо к женщинам он оказался равнодушным. Преданный же своему королю, он тем более не позарится на любовницу своего господина...

Уезжая заграницу, где ей предложили отличную работу по её специальности, она решила заодно и положить конец нашим бессмысленным отношениям. Сие решение меня не удивило, однако всё равно застало врасплох- оно больше всего зацепило моё самолюбие. Если бы я каким-нибудь образом предвидел дату нанесения этого удара, я бы, чтобы хоть здесь не выглядеть жалким созданием, её опередил, вдруг заявив, что мне это надоело, а посему я ухожу. Правда, не думаю, что её бы это хоть как-то задело.
- Ты садистка,- сказал я ей в тот день.- С тобою жизнь- одни мучения, а без тебя- ещё хуже...
- Я надеюсь, ты не приготовился к "трауру" на несколько лет? Ты это брось! Да, будет первое время очень херово, но долго это не протянется. Возможно, уже через пару месяцев ты созреешь для "доктора". Это будет ласковая, кроткая девушка, которая умело наложит тебе швы на раны, обмотает бинтами, скормит успокоительное,- я всё продумала заранее. Ну разве я не ангел?
Она оказалась права во всём, разве что ангелом она, естественно, не была. Ангела я познал в Анечке, познакомился с которой действительно уже через несколько месяцев. Правда, только после двух лет наших отношений я готов был сделать этому чудному созданию предложение, ибо хотел убедиться, что больше вовсе не болею той, но память о ней- как огромный шрам, постоянно ноющий в дождливую погоду.
А она ещё, помню, выдала, когда уходила: "Ты меня не забывай..." Я тогда ещё истерически расхохотался, при чём не мог остановиться очень долго. Она, глядя на мою реакцию, тоже посмеивалась, но после брови её сдвинулись, в глазах можно было прочесть обиду,- такое редкое выражение для неё, что смех мой даже как-то резко оборвался от неожиданности. Подобные самодовольные, жестокие шутки были ей присущи, случались они частенько, но тогда, пожалуй, она говорила на полном серьёзе.
Прошло с тех пор три года. Мне абсолютно неизвестна её судьба. Дневник её заброшен- изредка я всё-таки посещаю его в надежде увидеть новые записи, всё же любопытно, что стало с ней. Хотя, не нужно быть провидцем, чтобы предсказать хотя бы то, как она закончит свою жизнь. До старости она не доживёт точно, а может, и даже до самого расцвета своих сил. Будет это от руки мужчины, не стерпевшего её безразличия к себе, мол: "Не хочешь быть моей, так не будь же ничей!"- ужасный финал Кармен. Ибо заложена в ней та разрушающая сила, которая предопределяет всю её жизнь и судьбу тех людей, которые появляются в непосредственной к ней близости; уже запрограммирован её конец, в постоянном активированном режиме, и лишь от внешних обстоятельств зависит точное "когда".
А она всё играет с огнём, жонглирует чужими судьбами, смеётся над смертью и не может удержаться от нарушения правил. Словно мчится на полной скорости, то на красный свет, то по встречной полосе, то по тротуарам, и не волнует- успевают ли прохожие уходить с её пути. Таким образом, много ею задавленных и сбитых, повезло очень тем, кто отделался лишь мелкими ушибами...
Она как душа, не можущая найти покоя, привязанная к земле; они же- обычные любопытные, которые, не смотря на свой страх, всё же движимы идеей вступить в контакт с этим приведением, обречённые, глупые, при столкновении с ним лицом к лицу на получение седины или разрыва сердца.
(с) Вестница