Какое счастие: и ночь, и мы одни... ©

Ночь темна, пропитана густым запахом специй и благовоний, которыми столь богат этот дивный край. Звёзды здесь такие близкие и яркие, что ты понимаешь: небо в алмазах - это только здесь, только в этом месте, где небосвод стелется низко, словно крадущаяся львица, и сияет разноцветными горячими сгустками. Звезды здесь то кроваво-красные, как рубины, то сапфирово-синие, то... я не знаю таких драгоценных камней, не ведаю таких цветов, я никогда не видела подобной красоты. Месяц горит над нашими головами лихорадочным жёлтым светом, отражаясь в десятках, сотнях таких же месяцев на минаретах, и они зловещими серпами полыхают в его больном пламени.
Едва-едва перевалило за полночь, и город еще не успел остыть, замолкнуть и уснуть, хотя вокруг уже холодно, холодно как только в пустыне может быть, холод пробирает до костей, впиваясь тонкими иглами в кожу и высасывая волю к жизни почище любого вампира.
Я снимаю сандалии и ступаю по остывающему песку; он высвобождает накопленное за обжигающе горячий день тепло, отдавая свою дань этой жестокой ночи, откупаясь от неё - зачем? что она может ему сделать? Я не помню, что было раньше, разделение дня и ночи или неба и земли, я слишком давно читала Библию. Но какое это может иметь значение здесь? Здесь не действуют мои законы, здесь закон другой, и я здесь чужая... Но мне всё равно. Я иду по тёплому песку вдоль кромки моря, и прибой тихо ворчит на своем странном языке, древнем, прекрасном. Это ворчание и мерный плеск волн глушат наши шаги. Я оборачиваюсь, чтобы проверить, идёт ли за мной тот, кого я выбрала из сотен тысяч таких же - а таких ли? Я улыбаюсь краем рта, но не получаю и тени улыбки в ответ, в тёмных глазах лишь смутное беспокойство, да глубокий, будто море, и острый, как иглы ветра, ум. "Кто ты?", говорят эти глаза, говорят, зная, что никогда не получат ответа. Остался только язык прикосновений, и больше ничего.
Я беру своего спутника за руку, и она кажется такой большой, такой тёмной на моей белой коже. Я утыкаюсь носом в его открытую ладонь, и ощущаю, как он вздрагивает всем телом, но даже не пытается отстраниться. Я вдыхаю аромат его кожи, и понимаю, что у них один на двоих запах, у него и у моря, и шероховатость его руки - это шероховатость песка под моими ногами. Я поднимаю взгляд и вижу, что месяц отражается в его глазах, опоясывая радужку широкой бледно-желтой каймой. Я отпускаю его ладонь и иду дальше, вдоль кромки моря. Я не держу его, между нами нет обязательств. Он может растаять в этом пряном воздухе, оставив после себя лишь облако сероватого дыма, который тут же ревностно развеет бродячий ветер; но он идёт за мной с упрямством собаки. Он идёт, и я чувствую, как его пальцы тянутся к моим, голыми нервами ощущая каждый разделяющий их сантиметр, каждый миллиметр. Ветер сегодня дышит особенно нервно. А море... кажется, оно просто присматривается к нам.