Никогда бы не подумал, что видеть разочарование на твоем лице почти так же неприятно, как чувствовать то же самое по отношению к тебе. Нет, теперь это уже в прошлом, эти ничего не значащие предложения помочь, которые, в общем-то, абсолютно нормальны - не больше, чем просто проявление какой-никакой дружелюбности. Меня не сразу осенило, что люди, во всяком случае, такие, как ты, пытаются сначала узнать кого-то хотя бы чуть-чуть, и только потом втираться в доверие. Я же такой идиот, я же подумал, что тебе что-то нужно от меня, что ты меня жалеешь. Ты, Тёрнер, совсем замкнулся на собственной самооценке, смотри, не зазвездись, а то песни кто потом писать будет? Мэтт, что ли? Блин, я устал от всей этой мути, устал до чертиков. Так устал, что вступление к 505 скоро буду носом играть, благо его можно назвать выдающейся моей частью. Чёрт, вот снова эта песня, но всё, сегодня - последний день, когда я пробую текст, а завтра с утра я ее закончу, и мы возьмем и сделаем этот альбом, а то уже сил нет тянуть кота за… хвост, да.
- Ал… точнее, Алекс, я знаю, что ты бьешься над этой песней уже хренову тучу времени, но, может…
- Не, не может, - Я ставлю локти прямо на клавиши, отчего по всей комнатке раздается электронный гул, и довершаю пирамиду тем, что на сцепленные кисти сверху кладу подбородок. Наверное, выгляжу я приэтом, как приблудившийся голубой да ещё и навеселе, но в общем, это уже и неважно – главное, я понял, как я буду действовать этой ночью, и у меня полно силы воли на то, чтобы притворить планы в жизнь, а не как тогда – поддерживать стены, беспорядочно курить и думать ни о чем, то есть сразу обо всем. В жопу все ваши советы, уж прости, и мои замашки, вдруг выплывшие из практически ниоткуда. – Я заканчиваю этот бред сегодня наконец-таки.
Наверное, я улыбаюсь. Скажи мне, Майлз, я же улыбаюсь? Я же чертовски рад, что решу этот вопрос раз и навсегда, и мне хочется сбегать отвесить пинка Мэтту за то, что он не помогал мне ну вообще никак. Я определенно улыбаюсь, если ты так вопиюще и, неужели, нежно ухмыляешься в ответ.
- Чему ты так радуешься-то? Ещё ж ничего не написал. – Ты прав, но у меня такое ощущение, что сегодня я горы сверну, только лишь щелкнув пальцами. Возьму ручку и сделаю всё в считанные миллисекунды.
- Пока – нет, но это вопрос времени, ты знаешь, - Не могу видеть этот твой взгляд. Давно мы стали так близки, что ты недоверчиво смотришь мне прямо в замученные за столько дней глаза, вообще нисколько не смущаясь хотя бы продюсера через стекло от нас? Даже не знаю, что теперь с тобой делать. Не могу же просто выгнать вас всех или гордо уйти и оставить развлекаться с инструментами, хоть вы за все это время нисколько не помогали, а только сваливали в неизвестном направлении. Кажется, я что-то пропускаю? А, да, ты пытался, это я накинулся на тебя от неожиданности - лучшая защита – нападение, знаешь? – поэтому ты, наверняка, откажешься от возможности посидеть сегодня подольше, проконтролировать процесс, может, подсказать идею…
- Вопрос времени, да… - Ты мысленно мнешься проводя рукой по струнам, почти незаметно задевая их краем большого пальца. Наверное, хочешь побыстрее уйти домой и выспаться перед одной из бесконечных наших репетиций или, может, тебе просто скучно. Да мне тоже, если так подумать. Думаешь, хочется сидеть здесь и дописывать? Неа, вообще не катит такая перспектива, Кейн. – Слушай, пошли отсюда, ну, выпьем чего-нибудь. На салфетке запишешь свой текст, если попрет.
Кажется, сдержать эту голливудскую улыбку не удастся, ведь это смешно – всю жизнь трястись с любимым блокнотом, теперь уже другим любимым блокнотом, а сейчас вдруг пойти, залиться пивом по самые гланды, а песню записывать на обрывке салфетки. Ты бы ещё в сортир предложил сходить: там же сидеть удобнее и тоже бумага есть. Пять метров на все ваши фантазии, блин. Ты, наверное, тоже об этом подумал, если так безумно осклабился.
- Неа, я – пас, а ты иди. – Встаю из-за синтезатора, чтобы немного размяться и сгонять за своим напарником на ближайшие пару часов, не больше: не хочу, чтобы история повторялась, мне вполне хватило одного раза. О, вот он, значит, пора обратно. Надо попробовать как в самой студии пишется - вдруг лучше?
«I’m going back to 505…» - ну, что, я вернулся. «The middle of adventure – such a perfect place to start» - знал бы я, что мне предстоит с почти середины отважно раскидывать мозгами в поисках недостающих строчек, никогда бы не поставил слово «perfect».
- Знаешь, это может прозвучать странно, но я просто не могу смотреть на то, как ты воюешь с этой песней, один и вообще… - Я и забыл, что ты ещё здесь, точнее, я просто не хочу помнить о том, что когда-нибудь ты все-таки уйдешь. Даже не когда-нибудь, а ровно сейчас же. Вцепляюсь взглядом в почти белоснежный листок, в голове крутится слово – надо бы его записать – но оно странное, скорее даже несвоевременное. Не понятно: почему именно сейчас оно появилось, а не тогда, когда я проснулся на полу, не тогда, когда ехал в участок? «Разваливаться, крошиться» - как точно, все-таки занесу. Рваное «crumble» застывает посреди листка синей загогулиной. Мне кажется, я не песню пишу, а учусь буквы выводить – я с таким удовольствием их вырисовывал, когда только в школу пошёл. Может быть, я тоже вымываюсь, в какой-то степени, от меня что-то отваливается, уноситься прочь при малейшем ветре, раз теряю хватку. Да, я, черт возьми, печенье какое-то: «I crumble completely…». Посмотри, Майлз, я написал три слова, целых три слова, хотя нет, не смотри.
Оглядываю комнату. Интересно, сколько уже времени прошло с того момента, как все скоропостижно ретировались? Твоя гитара преспокойно лежит на усилителе, чуть ли не блестит мне кокетливо, но я отворачиваюсь и возвращаюсь к… чему? То, чем я занимаюсь, больше походит на неумелый самоанализ с последующим самобичеванием, чем на акт сотворения очередной моей песенки, хотя какая разница..?
Когда я разваливался на части в последний раз? Я не помню такого, если быть честным. Только недавно начал, но это, наверное, все временное, вызвано возбуждением, точнее изнеможением, точнее нервным истощением… короче, пройдет это скоро. Ладно, как вообще люди попадают в такую ситуацию, как я в нее вляпался и как понять, где последняя капля, после которой ты обязательно разобьешься? В моем случае, та самая капля уже на подходе. Мне неприятно, что в тысячный раз я горюю по тем, с кем прощаюсь с легкой душой, настолько неприятно, что сейчас и этот блокнот найдет свою смерть от моих рук.
Кто-то его все-таки спас, точнее, его спасли чьи-то безмолвные, прохладные руки, которые закрыли мне глаза, отгородили эту бумажную сволочь от моего влияния. Не смотря на то, что ни черта не вижу, я продолжаю учащенно моргать, задевая ресницами неопознанные пальцы, будто это поможет узнать того, кто так неслышно дышит. Не знаю, повлияло ли мое, скажем так, вмешательство, но через мгновение я уже вижу, как ты, улыбаясь во весь рот, подходишь к стулу, на котором сидел недавно, и ставишь на него упаковку пива, а потом как бы невзначай поглядываешь и произносишь:
- Честно? Ну, вот никогда не знал, сколько нужно руки держать. Наверное, слишком быстро убрал, да? – Забавляешься сам над собой. Мне почему-то тоже захотелось улыбнуться, но вместо этого я черкаю целую строчку на листке. Но вообще это забавно – каждый ребенок, ну, почти каждый, когда так делает, задает вопрос «угадай, кто?», а ты просто без предупреждения подошёл и ослепил меня, может, в самый ответственный момент моего сочинительства.
- Не знаю, быстро или нет, но обычно у тех, кому глаза закрывают, что-то спрашивают. – Откладываю ручку в сторону – всё не успею записать всё равно.
- Ты бы сразу меня узнал, - пожимаешь плечами и достаешь бутылку, протягиваешь ее мне, потом и себе вытаскиваешь. – Блин, теперь понимаю, зачем прицепил этот брелок к ключам.
Пока ты рылся в карманах куртки, я, недолго думая, открыл крышку о край синтезатора. Небольшая недоцарапина – вообще неважно, никто не заметит.
Ты, тем временем, торжественно откупорил свою бутылку и недоуменно покосился на меня, заметив, что я уже даже отпить успел немного.
- Не волнуйся, я не глазом открыл. – Усмехаюсь как-то грустно и понимаю, что если бы не ты, я бы целый вечер сидел как какой-то неудачник, а так у обезьянки появилась хоть небольшая, но аудитория. – И даже не зубами. Это же вообще пиздец, согласись?
- Ну да, есть немного.