Две старые + bonus track Bullet Proof.
 Цель 2011 - закончить миленькие сопельки к маю.

 

                   7. Just. 

Французские фестивали первое, что поразило нас в самое сердце: множество голов, знающих наши песни, наслаждающихся нами. Люди просто приходили посмотреть на наши выступления, не преследуя никаких целей, а Беллами пользовался таким лакомым куском аудитории, вытворяя на сцене все, вплоть до полнейшего отказа петь в микрофон. Но больше всех нам открылся японский мир, в котором, кажется, есть место абсолютно всем.

У нас было много общего: гиперактивность и фанатичная преданность занятию, но в Осаке удивляло ещё и то, что можно было заниматься всем, чем угодно, без опасения показаться странным. Прилавки галлюциногенных грибов и прочих препаратов не слишком уж и скрывались в узких, но от этого не менее популярных улочках загадочно манящих японских городов. И, конечно же, мы просто не смогли пройти мимо настолько доступного и в то же время запрещенного удовольствия. Когда тебе двадцать с небольшим, ты не думаешь о том, что это противозаконно или опасно, ты просто делаешь все, что взбредет в голову, вместе со своими друзьями и наслаждаешься каждой уникальной минутой.

Уникальной особенностью Беллами была его забавная реакция на совмещение алкоголя и грибов. Нам с Кирком всегда доставалась возможность бездумно поржать над Беллами, который корчился на полу, хихикая, как параноик. Сделав пусть даже пару глотков шампанского после ударной дозы веществ, изменяющих форму сознания, он просто не мог находиться в вертикальном положении. Даже передвигаясь по стенам, он периодически пригибался к полу под таким углом, что почти касался носом поверхности пола, и начинал опять истерично хохотать, восклицая по только одному ему известным причинами. Мы же, догоняясь оставшимися бутылками, провожали его настороженными, хоть и притупленными взглядами и смутно предполагали, где мы завтра сможем отыскать безмятежного Мэтта, свернувшегося клубочком где-нибудь в углу.

Так же произошло и в очередной наш вечер перед концертом, когда мы традиционно собрались в самом большом отельном номере с какими-то фанатками, случайными знакомыми и всей остальной командой, пожелавшей присутствовать на нашей грандиозной попойке. Безобидно начавшись с ящика шампанского, любезно употребленного всей оравой за несколько мгновений, ночь продолжилась струйками ликеров, перетекающих в лужи из вермута, низвергающегося водопадами в прудик виски, пока не закончилась бутылкой прекрасного кроваво-красного абсента, преподнесенного прямо в мои пьяные и любвеобильные руки. После неполной стопки звук выключился, оставив лишь лица, которые ужасающе смеялись от нетрезвого счастья, передавая вибрации мне по воздуху. Мне не оставалось ничего кроме как быстро окатить себя новой порцией прошибающего алкоголя, тем самым, возвращая все чувства обратно, кроме разума, конечно же.

Кто-то быстро забрал у меня из подчинения опасную игрушку, и она моментально распространила свое влияние на ещё половину неразумных любителей повеселиться. Комната пришла в движение, почувствовав что-то горячее внутри себя, по сравнению с чем кровь была всего лишь жидким льдом. Шум возрос до невероятных пределов или же мне просто так показалось. Попытка встать и присоединиться к всеобщему разговору, проникающему прямо в мой расстроенный мозг, показалась мне чем-то ужасным и я, чуть не споткнувшись о бесконечные ноги, возникавшие передо мной, сел обратно, судорожно сглатывая ужас и желание расхохотаться просто так. Не прозвучавшие децибелы смеха перевоплотились в гомон и улюлюканье со стороны девушек, плотной стеной сидевших на гигантской двуспальной кровати. Краснея от стыда, давясь согретым мартини и показывая пальцами, они обсуждали что-то явно забавное и иногда прерывались на смехопаузы. Фокус проплыл мимо их аккуратных, уже изрядно облитых этиловым спиртом пальчиков и остановился на ком-то, кто на четвереньках пересекал комнату, видимо, ведомый красным фонариком абсента, гулявшего неподалеку. Взгляд уже начал разъедать получившуюся картинку, когда он поднял голову и бессмысленного оглянулся на людей, уже успевших забыть о забавном пьяном парне на полу, и поймал меня за тянущийся от моих рук аромат кровавого аниса. Я испугался чего-то на инстинктивном уровне, но безумный и в тоже время беспомощный Мэтт, а это, конечно же, был он, жаждавший получить свою экстатическую дозу, оказался мне ближе всех тех, кто развлекался в непосредственной от меня близости. Раздирая колени, он увеличил скорость, пока все-таки не споткнулся о невидимый барьер и не свалился на пол окончательно, окруженный смрадом вечеринки и галлюцинациями собственного подсознания. В тот момент кто-то оглушительно заорал на весь номер, и его, не менее оглушительно, поддержали собравшиеся, а бутылка, протянутая прямо в мои неподвижные руки, оказалась опустошенной.

- Эй!- Возмущенный возглас Беллами, который, казалось, лежал вверх ногами, в другой перпендикулярной плоскости и требовал то, что никогда не должно было даже встретиться на его пути. Протянутые пальцы тонкими прутиками вытягивали меня из кресла, находясь минимум в двух метрах от моего озадаченного разума, который уже был порядком совращен этой ночью. Я не мог сопротивляться, потому что не хотел этого делать и медленно сполз на пол, аккуратно перемещая звенящую на комарином уровне стеклянную волшебную палочку.

- Боже…- С ним творилось что-то мне непонятное. Спиртное делало меня общедоступным, простым и уязвимым. С Мэттом происходило все с точностью наоборот: самая чуждая часть его души вырывалась на свободу и кидалась на всех, едва его личное пространство было нарушено. Наверное, моё лицо, склонившееся к нему настолько, что кончиком носа касалось его переносицы, пересекло границы.

- От тебя воняет, Дом,- лаконично и совсем обыденным, даже больше, чем просто повседневным тоном, проронил Беллами, изучая зрачками-точечками объект.

- Извини, но…- Я чуть приподнялся и поднес к глазам бутылку, внимательно изучая донышко,- кажется, там нет ничего.

В доказательство жуткое стекло проплыло у него перед глазами, я даже перевернул бутылку вверх дном, чтобы наглядно объяснить неудачу. Странно, но пара капель неожиданно сорвалась с горлышка и с размаху ударилась о его кожу. Одна попала точно в уголок неподвижного рта, другая- на середину слегка набухшей нижней губы. Алкоголь впитался, а затем испарился в воздухе, игнорируя издевающуюся улыбку Беллза.

- Вы все – эгоистичное дерьмо.- Захохотал он на полу, продолжая упрямо смотреть прямо в меня. Ужасно, когда человек смеется, не закрывая глаз. Он выхватил зависшую в воздухе игрушку, оставшуюся от абсента, и кинул прямо в людей, не придавая визгу стекла о чьи-то тела никакого значения. Даже мне не было никакого дела до вязкого шума вечеринки и ее постояльцев, пока я опускался на пол рядом с ним. Макушкой к макушке мы составляли пару сиамских близнецов, совершенно не имеющих ничего общего, кроме внутреннего самолюбия и подавляющего чувства усталости от гула крови в ушах. И это самое разочаровывающее в пьянках: ты знаешь о последствиях и о разрушении, которые приносит тебе бессознательность, но просто не можешь отказать себе в удовольствии поразвлечься и напоить своё эго. Мы с ним наконец-то были заживо умерщвлены и могли со спокойной совестью забыть о целых потерянных сутках. 

 

8. My Iron Lung.

 

Больно.

Нитки, точечно прорвавшие кожу, нисколько не облегчили моей участи, и я чувствовал капельку крови, выступившую на краю эксклюзивной дырки от Беллами. Настолько теперь легко стало отрывать от человека куски его плоти, что можно даже не задумываться насколько неприятно потом ему будет. Вполне в его духе.

Осторожно прикоснувшись к обрывку глубокой царапины, я сразу же отдернул руку: отвратительно мягкая поверхность, словно только и состоящая из сгустков крови, застрявших в моих сосудах, отозвалась противной нудной болью и тонким звоном недовольной ниточки, скреплявшей почти мертвую кожу.

- Не трогайте, пожалуйста, шов в течении следующих двух дней.- С укоризной пролепетала медсестра и добавила, за секунду пересекая кабинет.- Сейчас, извините, я оставлю вас на минуту, схожу за врачом, который должен будет прописать вам лечение. Осталась лишь формальность, и вы можете быть свободны.

- Хорошо. Я пока схожу покурить? Здесь где-нибудь есть специальное помещение или что-нибудь типа того?

Укор сменился раздражением, и она на пальцах объяснила мне, что в больнице не курят. Действительно на пальцах: рука нетерпящим возражения движением указала мне на окно, за которым плавно наступал вечер, а вместе с ним и леденящая кровь летняя прохлада, обожающая оседать на коже микроскопическими каплями. Я, видимо, просидел в этом кабинете часа три, не меньше. Вечно эти врачи со своими занудными расспросами и бесконечными пациентами.

Задумавшись, я машинально попытался провести рукой по короткому почти рыжему ершику своих беспорядочно торчавших волос и вскольз задел раздраженную, слегка опухшую рану. Мне показалось, что вместо укола от столбняка они вкололи мне дозу адреналина или чего-то похожего: в мои привычки не входило сходить с ума по пустякам, а в тот момент я почти взорвался, проклиная и эту больницу, и меткого Беллами, и свою неосторожность. Пытаясь успокоится, я стал искать в своих карманах пачку сигарет или хотя бы зажигалку, но, очевидно, кто-то специально решил дать мне окончательно свихнуться. Может, это такой своеобразный способ взять в группу другого барабанщика, и Мэтт просто пытался сделать наше, кхм, расставание менее болезненным? Хотя, честно говоря, получать в очередной раз по голове чем-то настолько тяжелым, как гитара, не так уж и безболезненно, да и вообще я начинаю рассуждать как параноик. К черту это.

После долгих часов высиживания перед медицинскими светилами встать на ноги было равносильно освобождению из тюрьмы. Толком даже не понимая кого я рассчитывал найти, чтобы тот дал  мне, наконец, покурить, я шел по коридорам, мечтая о том, как я вернусь в отель, выкурю пачку и мы вместе с остальными пойдем в какой-нибудь клуб, где на мои героические швы обязательно кто-нибудь да клюнет. Больше, конечно, волновало то, что вряд ли мне удастся покурить сейчас, но все-таки можно было хотя бы попытать своего счастья. Словно прячась от кого-то, я чуть ли не крался по стенам. С улицы зашел Крис, пришедший забрать меня из этого больничного ада, но, подумав, что он наверняка будет не в восторге оттого, что я ушел куда-то не дождавшись разрешения, я дал ему пройти мимо по направлению к регистратуре.

« Боже, здесь даже сигарету просить как-то стыдно, что ли»- думал я по пути к приветливому входу в кристально чистое чистилище.

Воздух это, конечно, не дым, но действует не менее одурманивающее, особенно воздух холодный, темный, легкий и настолько летний. Шумно вдохнув и автоматически прервано выдохнув от мелких иголок, одновременно с кислородом вонзившихся мне в рану, я, как голодный пес, напал на след никотина в воздухе. Легко и непринужденно струйка дыма тянулась со стороны прямо к моему обостренному сознанию, заставляя меня почти схватить курившего за руку. Мысленно, конечно, но это не помешало мне придвинуться к фигуре, в руках которой тлела оранжевая точка, выпускавшая мою жажду из клетки самоконтроля. Равномерное, симпатичное облачко остановило меня на некотором расстоянии от человека.

- Вы не могли бы…- Начал я, собрав в голове правильные слова.

Безмолвно протянутая пачка должна была привести меня в восторг, но все же осадок от такой гулкой неразговорчивости остался и не исчез даже после того, как огонь лизнул кончик моей ароматной спасительницы. Сумерки медленно поглощали сигаретные останки, улетающие пеплом и бестелесным пятном в надвигающуюся ночь, пока мы, точнее он и я, стояли и впитывали едкий и несравненный запах, который с таким успехом разделял нас и наши мысли.

Его бычок с хриплым вдохом хозяина упал на асфальт перед больницей. Искорка улетела в никуда, а я стер и ее слабый след новой затяжкой и новой картинкой в моем мозгу. Пару секунд я задерживал разъедающий меня изнутри дым, перед тем, как вызволить из плена. Он рядом нарочно затих, и временами была слышна лишь слабая попытка выдохнуть какие-то слова, которую пресекал на корню очередной выпуск отравляющих веществ в воздух. Зыбкие стены так полезны порой.

- Дом.

Я вынул изо рта дотлевающую сигарету и беспокойно натолкнулся на знакомый голос, словно доносившийся из стены, из-за плотного слоя кирпича и штукатурки, в котором его замуровали.

- Я…

Настала очередь обновить никотиновые воспоминания, и я взял ещё одну сигарету из пачки, которая уже начинала приносить мне беспокойство. Свежая струйка белесой змеей заструилась по воздуху к земле, внизу превращаясь в туман. Скоро уже у наших ног пространство кишело этими гадинами, красиво извивавшимися в темноте.

- Хороший был концерт.- Украдкой донеслось по моего полураскрытого рта, жадно выхватывающего прозвучавшие буквы из дыма. Мягкий, осипший голос почти нарисовал мне угрюмый профиль и посеревшую от эмоций и вечера кожу, по которой отметинами шли лопнувшие сосудики, крошечные синяки и вздувшиеся, обведенные вены. Мой краткий смешок подавился мыслью о том, что все это время он стоял здесь и выкуривал одну сигарету за одной, раздумывая над тем, что скажет.

- Наверное.

- Тебе ничего это не стоило все равно. Ты - счастливчик, и, наверное, поэтому я люблю тебя калечить. Не знаю, так получается. – Прозрачные губы плавно сомкнулись, едва различимые в растворе из густого серого и полупрозрачного, эфемерного белого. Я подумал, что было бы неплохо закурить третью. Беллами повернулся в мою сторону, задыхался от сигарет, но все ещё чего-то от меня требовал. Шов, о котором я как-то подзабыл, будто бы зашевелился, нитка снова бежала сквозь полузатянувшиеся дырочки, сдирая только осевших тромбоцитов. Ну вот и подошел к концу обычный вечер, не обремененный никакой болью; теперь настала очередь нового урона, который, казалось, притягивался ко мне, как облака к безмятежному синему небу.

- Послушай, отвали, а. Хотя бы сегодня все должно быть хорошо.- Я повернулся к нему, чтобы сквозь мысли и едкую боль в районе скулы донести одно простое сообщение: все в порядке. Недоверчивый и мутный серый глаз приставал ко мне с чем-то непонятным и абсурдным. Моргнув безучастливо, я пожал плечами, скорее для собственной внутренней уверенности, чем для Беллами.

 - У нас же ещё есть шанс проникнуть в какой-нибудь клуб, да?- С веселой и искренней надеждой поинтересовался я у пустоты. Он же прошуршал по своим штанам ребрами ладоней, скрывая худые пропитанные дымом пальцы, которым наверняка очень шли различные мундштуки и другие настолько же утонченные вещи, как и сам фронтмен, и, пройдя сквозь мою надежную невесомую калитку, направился прямо к дверям места, где меня, скорее всего, уже давно ждали.

 

9. Bullet Proof. I Wish I Was.

 

Ощутимо громкий звук вибрацией выбил меня из сна, выгнал в серое блеклое пространство отельной комнаты. Нелепо продирая глаза, я приходил в ещё большее замешательство оттого какую информацию получал. Полумрак в помещении возвещал о скором рассвете, а та толстая стена смрада - смесь табачного дыма, употребленного алкоголя и резкого запаха перевозбужденных человеческих тел – висела надо мной и многозначительно намекала на вчерашнее. С отвращением сглотнув, я почувствовал, как этот комок царившего вокруг хаоса скатился мне в пустой и ещё спящий желудок, вызывая рвотный порыв уже на автомате. После пережитого за пару секунд хотелось заклеить раздраженные и измятые веки, хотя бы ради того, чтобы не добавлять к описанию ещё и изображение того, что находилось ко мне в непосредственной близости. Особенно не хотелось этого делать из-за чего-то весомого, что давило на меня со стороны и прижимало к чему-то тоже не очень удобному. Но очередной то ли хрип, то ли хлюп сорвал воображаемые шторки с моих глаз. Цепляющиеся друг за друга пьяные ресницы трепетали перед чем-то грязно-белым, пока не выяснили что это наволочка, и моя щека находится в очень тесном с ней контакте. Тогда мне показалось, что я будто приклеился кожей к этой постели, мое тело нудно отказывалось двигаться, и все мускулы словно вышли на забастовку, заглушили гулом крови в ушах неприятные обрывки утра. Чьи-то тихие стоны во сне, шумные вдохи и просто шорохи стекались в мой мозг со всей комнаты, а широко раскрытые глаза в том же ритме метались в ужасе от осознания того, что я оказался зажат между телами на кровати, и возможности выбраться, не разбудив хотя бы кого-то одного, не было.

Узнать, кто прятался за моей спиной справа, я не мог, поэтому пробежался взглядом по правой стороне. Пушистый хохолок опал на ласковый и мягкий материал подушки, за небольшим бугорком которой находилась остальная часть моего соседа. Почти полностью вымытый синий цвет, голубым преломлением тусклого света осевший на самых кончиках смятых волос, выдавал точное определение этого существа. Опустившись ниже, придвинувшись чуть ближе к своеобразному буйку, я скользнул по шероховатой поверхности хлопка. Безжизненная прядка дернулась и снова продолжила мерно шевелиться в такт дыханию спящего, чье лицо теперь предстало передо мной, затерянное в голубом сумраке и дюнах из постельного белья. Мне следовало бы не обращать внимания на эти удивительные, безмятежные утренние пейзажи, подняться с нагретого места и, волоча за собой отлежанные конечности, найти хорошую дозу кофе, однако я ничего такого не сделал. Мне было слишком комфортно в таком зажатом состоянии, слишком идеальным было это неприятное утро, успевшее за несколько минут попросту дать мне второй шанс увидеть сны, на этот раз уже чужие, но не менее красочные и не менее важные.

Резкое движение, замеченное мною уголком глаза, встретило мое внимание настороженными и совсем заспанными небесными глазами. Среди всей томной массы света и полутени, радужки цвета раствора медного купороса, разбавленного молоком, наблюдающие за мной, вкрадывались внутрь. Напряженное лицо вдруг расслабилось, по слипшимся сухим губам прошла дрожь от попытки улыбнуться мне, но прицельный взгляд  растворил мои едва пробудившиеся клетки мозга.

- Доброе утро…- Хрипнул я, чуть зевнув на букве «у». Ответ пришел невербальный, зато лаконичный и четкий; чуть дрогнув, тончайшие ресницы не посмели прервать холодное излучение его взгляда. Не знаю каким образом, но Мэтт будто бы разговаривал со мной, не используя слов и даже не используя мыслей. Короткие вспышки образов и длинные волны его эмоций проходили тот десяток сантиметров молниеносно и с такой же скоростью проносились внутри меня. Я чувствовал себя на его месте, я видел свои прозрачные, словно задымленные, радужки, принимающие сигнал, видел своё нежное, в его интерпретации, лицо, совсем потерявшееся от невозможности того, что было реально и происходило в данный момент не с кем-нибудь, а именно со мной. Меня захватывали то чувство разочарования, не присущее мне обычно, то насыщенная счастьем радость от осознания того, что меня любят ответно, которая вдруг менялась на бесконечные сомнения и попытки разобраться в том, что с нами творилось. От избытка чужих, не родных мне впечатлении и своих собственных мыслей, мне захотелось исчезнуть из поля зрения Беллами. Не хотел бы я, чтобы он копошился в моей голове, перебирал меня по клеткам и насыщал свою паранойю за мой счет.

« Я бы хотел быть непробиваемым»

Я закрыл глаза и просто представил себе каждую букву. Вторжение пропало, заменившись усталым вздохом, который тоже быстро растворился в дыханиях вокруг нас.

« Я тоже»

Это послание сопровождалось перебором моих нижних ребер коленом, которое все это время упиралось мне в живот и мягко грело, не отравляя мой сон чем-то лишним. Неожиданная нежность с его стороны, особенно после настолько бесцеремонного обмена своим сокровенным, была чем-то из ряда вон выходящим. Затем колено сменила рука, пробежавшаяся по моей груди беглыми пальцами. Я почти мысленно чувствовал это, запоминал все с самой детальной точностью, теперь уже сам пытаясь подключиться к его частотам, потоку мыслей, чтобы передать ему то, что делал он же сам, чтобы отдать то приятное сокращение сердца каждый раз, когда наш контакт через прикосновение прерывался. Мне надо было передать ему ощущение под именем «любовь», которое он искал целую жизнь, но постоянно путал с чем-то более дешевым и гораздо более доступным. Его ладонь дрогнула и, плавно прошуршав по моей футболке, упала на небольшой просвет простыни между нашими телами. Наверное, я тоже освоил этот метод передачи самого важного через одно только желание. Перед таким не устоит не один бронежилет, и никакая прочность не спасет от того, что, прежде всего, нужно вам самим.