[показать]

Август Фридрих Зигерт. Юный знаток. 1863. Холст, масло. 46х38. Частная коллекция

Государственное дело

Эксперты вербуются прежде всего из академических и музейных кругов. Исследователи, посвятившие жизнь изучению творчества какого-то художника или направления, или музейные работники, годами «сидящие на фондах», волей-неволей становятся специалистами. И по определению редкими — экспертов в каждой области искусства можно пересчитать по пальцам.

Собственно, главная их задача — двигать науку. Например, одним из громких научных достижений последнего десятилетия стало уточнение датировок целого корпуса произведений Малевича. Было доказано, что даты, которые сам художник проставлял на работах, не соответствуют истине: поздние работы он хотел выдать за ранние, выстроив задним числом правильную, по его мнению, эволюцию своего творчества.

В советское время в государственных музеях была такая услуга — прием произведений на экспертизу у населения. По фиксированной цене. Научные работники до поры до времени воспринимали эту деятельность как скучную повинность, но все изменилось в начале 1990-х, когда художественный рынок вышел из подполья и стал стремительно набирать высоту. Тут и выяснилось, что решение эксперта может стоить очень дорого: цена на картину с подтверждением, скажем, из Третьяковки или Русского музея в разы выше, чем без оного.

Вспоминается курьезная на первый взгляд история с «Нищими» Павла Филонова, попавшими на торги Sotheby's в 2006 году. Филонов — чрезвычайно редкий на рынке художник, почти все его работы хранятся в Русском музее. В каталоге картина значилась с двумя авторами — Филонов и его ученица Алиса Порет, причем имя Филонова стояло первым. Буквально за день-два до торгов заместитель директора Русского музея Евгения Петрова и американский профессор, специалист по нашему авангарду Джон Боулт, разослали всем заинтересованным лицам письмо, в котором утверждалось, что на первом месте должно стоять имя Алисы Порет. Казалось бы, мелочи, но если бы эксперты не выступили, возможно, картина была бы продана не по эстимейту ($1 млн), а гораздо дороже.

[показать]

Ультрафиолетовое исследование картины ФОТО: Сергей Шахиджанян/АРТХРОНИКА

Обнищавшие музейщики охотно ринулись в новый бизнес, формально продолжая всю ту же рутинную работу, но негласно получая за нее приличные гонорары — особенно в том случае, если мнение эксперта совпадало с желанием клиента. Некоторые не могли устоять перед искушением «подмахнуть» пару-другую положительных экспертиз на заведомо сомнительные вещи, благо вся ответственность ложилась на музей, на официальном бланке которого выдается заключение. У самого эксперта всегда есть право на ошибку: доказать, что в том или ином случае имеет место мошенничество, а не искреннее заблуждение, невероятно сложно. И хотя в профессиональных кругах обычно знают, кто грешен, сор из избы не выносят, так как подобные разоблачения бросают тень на всех. Особо отличившихся могут разве что уволить по собственному желанию, и такие подмоченные эксперты продолжают свою деятельность в третьеразрядных аукционных домах где-нибудь в американской глубинке, где в отношении русского искусства публика уж совсем девственная.

Бывают и обратные ситуации, когда дорожащий репутацией специалист, боясь вляпаться в историю, перестраховывается. Например, одна известная малевичеведка в свое время сетовала, что самая большая ее ошибка — то, что она не поверила в чудесное обретение еще одного «Черного квадрата» и не признала авторство любимого героя. Теперь квадрат из бывшей коллекции Инкомбанка выставлен в Эрмитаже (его купил для музея Владимир Потанин).

Настоящим потрясением для музейного и антикварного мира стали признания главного авторитета по русскому искусству второй половины XIX века, долгое время работавшего в Третьяковке, — Владимира Петрова. Возможно, он не афишировал бы по доброй воле свои ошибки, если бы не громкое уголовное дело антикваров Преображенских, приговоренных к тюремным срокам за мошенничество — продажу поддельных произведений. Вернее, не совсем поддельных, а с поддельным авторством. Хитроумную аферу распутал как раз Петров, поначалу и сам обманувшийся. Подлог раскрылся случайно, когда в выставленном в 2004 году на русские торги в Лондоне Шишкине был опознан голландский мастер Куккук. Затем выяснилось, что жертвой поддельщиков пал не только голландец, но и целый ряд европейских художников второй половины XIX века, чьи работы были слегка «перелицованы» и подписаны именами русских художников того же времени, к несчастью стоивших на рынке в несколько десятков раз дороже западных коллег. Петров утверждает, что у него имеется информация о более чем 200 подобных «переименованиях», а в 20 случаях он признал свои собственные ошибки. Часть таких работ, приписываемых Алексею Киселеву, и фигурировала в деле Преображенских (с положительными экспертизами центра Грабаря). А поскольку на большинство картин из этой серии имелись заключения Третьяковской галереи (после внутреннего расследования в 2008 году Третьяковка признала, что ее сотрудники ошиблись 96 раз), а пострадавшими в этом деле молва называла самых высоких государственных чиновников, вскоре вышло распоряжение, запрещавшее музеям проводить экспертизу для частных клиентов.

[показать]

Василий Пукирев. В мастерской художника. 1865. Холст, масло. 59x73. Государственная Третьяковская галерея

Словно для того чтобы окончательно дискредитировать музейных экспертов, под эгидой Росохранкультуры в 2007 году начал выходить «Каталог подделок произведений живописи». Их издатель Владимир Рощин, выступающий как частное лицо, похоже, претендует на роль главного борца за чистоту рынка. После пожара в «грабарях» он в прямом эфире «Эха Москвы» заявил, что считает это поджогом, с помощью которого руководство центра якобы скрывает материалы от прокурорской проверки. Возникает вопрос: не лоббирует ли он таким образом новых игроков на антикварном рынке?

Конечно, все эти неприятности и репутационные скандалы не отменяют того факта, что музеи и государственные центры остаются главными экспертными институциями (что доказывает хотя бы то, что в английский суд фонд Вексельберга предпочел предоставить экспертизы от всех трех основных учреждений этого профиля — Третьяковки, Русского музея и центра Грабаря). Просто потому, что в них сосредоточен корпус эталонных работ, имеется соответствующее оборудование и, наконец, человеческий ресурс. Но в новой ситуации ставка делается уже не на государственную «крышу», а на конкретное имя.

Частная инициатива

Альтернативу «грабарям» уже несколько лет пытается составить отпочковавшийся от государственной организации «Росизо» частный центр «Арт Консалтинг». Там имеется нужное оборудование, экспертизы этой организации застрахованы в Lloyd's. Более того, «Арт Консалтинг» инициировал и создание Национальной организации экспертов в области искусства (НОЭКСИ), и общества по защите авторских прав художников (УПРАВИС), но пока что и эта структура не может обойтись без услуг приглашенных экспертов из музеев. Такова уж эта профессия — круг авторитетов весьма узок, и один и тот же специалист может состоять членом сразу нескольких «профсоюзов», работая при этом и в музее. Идея лицензирования деятельности экспертов, с которой долго носились, похоже, не прижилась — одиночка, даже если он знаток, не в состоянии обеспечить все нужные для этого дела компоненты.

При Минкульте (Росохранкультура) существуют свои аттестованные эксперты, но чаще всего они работают «в поле». Их задача зачастую сводится к тому, чтобы просто определить, имеет ли тот или иной артефакт художественную ценность. И тут есть своя специфика: поскольку документы, как правило, оформляются на ввоз-вывоз, клиентам выгодно, если эксперт занизит предполагаемую стоимость вещи — так можно сэкономить на пошлинах.

[показать]

Томас Роулендсон. Знатоки. 1799. Тушь, акварель, вощеная бумага. Нью-Йорк, музей Метрополитен © Kathleen Cohen

Из известных «профсоюзов» стоит упомянуть и МКААД (Международную конфедерацию антикваров и арт-дилеров), возникшую вокруг Российских антикварных салонов. Именно аккредитованные при МКААД эксперты обычно отбирают лучшие вещи на салонах, составляя своего рода гарантийный список для покупателей. Помимо музейщиков, там числятся и сами антиквары, что, хотя и кажется со стороны конфликтом интересов, вполне в духе международной практики. Так, скажем, во Франции по традиции хозяин галереи и является экспертом.

Чем моложе искусство, тем важнее в экспертизе роль наследников. Пример вдовы Кандинского Нины, учредившей в Париже Комитет Кандинского, который является последней инстанцией во всем, что касается наследия великого абстракциониста, вдохновил наследников Петра Кончаловского. Сначала они создали именной фонд, а недавно и экспертный институт, куда, как рассказал «Артхронике» директор фонда Александр Конов, берут вещи не только знаменитого бубнововалетца и его круга, но также и других авторов. Правда, институт находится не в России, а в Швейцарии.

Если речь идет о современных классиках русского искусства, то именно этот путь — создания именных частных фондов — представляется оптимальным. Востребованных сейчас на рынке нонконформистов советские музеи практически не закупали, поэтому по их творчеству почти нет музейных специалистов.

Между тем подделывают и живых, и совсем недавно почивших мастеров бывшего андерграунда — достаточно вспомнить, как в конце 1980-х возникла целая эпидемия подделок под Анатолия Зверева, и сейчас почти никто уже не сможет разобраться, какой из них настоящий. На рынке попадаются фальшивые кабаковы, краснопевцевы и рогинские (см. стр. 85). Если существует прецедент цены, превысившей $100 тыс., шанс нарваться на подделку даже самого современного художника весьма велик. Пока что разбираться с этим вынуждены либо сами художники, либо их жены, галеристы и коллекционеры.

Нередко коллекционеры сами становятся экспертами, как, например, глава московского клуба коллекционеров Валерий Дудаков, но все-таки гораздо чаще серьезные коллекционеры, намеренные инвестировать в искусство немалые средства, пользуются услугами консультантов, этаких личных экспертов. Скажем, известно, что Мстиславу Ростроповичу и Галине Вишневской помогал собирать их коллекцию русского искусства художник Сергей Есаян. А вот кто посоветовал Виктору Вексельбергу купить «Одалиску», судя по всему, останется тайной.

Василиса Соловьева