ОДНАЖДЫ УТРОМ, ОЧЕНЬ РАНО, ЗЕМЛЕРОЙКА ПОСТУЧАЛАСЬ К БЕЛКЕ.
     — Да-да? — сказала белка.
     — Белка, — сказала землеройка. — Ты не рассердишься? Это я, землеройка.
     — Я еще сплю, — ответила белка.
     — Это значит, что ты злишься? — спросила землеройка.
     — Нет.
     — И ты не рассердишься, если я войду? — поинтересовалась землеройка.
     — Нет, — ответила белка.
     Землеройка зашла в дом, и белка вылезла из постели.
     — У меня вчера был день рождения, — зевнула она.
     — Я знаю, — сказала землеройка, — и поэтому пришла сегодня. И подарка у меня нет. Теперь ты точно рассердишься.
     — Да нет, — сказала белка. — У меня осталась половина каштанового торта. Хочешь кусочек?
     Землеройка уселась за стол и стала есть торт, который поставила перед ней белка.
     — Послушай, белка, — сказала она, откусив пару раз, — теперь, я думаю, ты точно разозлишься, но я должна тебе кое-что сказать. Мне этот торт не нравится. Фу! До чего же он гадкий!
     Она отодвинула торт и задрожала:
     — Ну вот сейчас ты злишься!
     — Всем остальным он очень понравился, — сказала белка, поднимаясь из-за стола. Она собрала остатки торта, понюхала их и кивнула.
     — Я думаю, — сказала землеройка, — все решили, что он ужасный, никто в жизни не ел более ужасного торта. И есть его им вовсе не хотелось. И им было очень трудно не корчить гримасы от этого противного торта. Только из вежливости они этого не делали, белка. Из чистой вежливости. — Она погрозила пальцем и взглянула на белку горящими глазами. —  Ты, кстати, должна мне честно сказать, когда начнешь сердиться, — продолжила она. — Очень плохо, если ты этого не сделаешь. Это весьма постыдно, белка.
     Но белка покачала головой. Она не сердилась и снова присела за стол. А кроме того, она не знала, что такое «весьма постыдно».
     Землеройка закрыла глаза и опустила плечи.
     Какое-то время они молча сидели напротив друг друга. Землеройка царапала стол и почесывала в затылке. Потом она сказала:
     — Ты знаешь, я должна тебе еще кое-что сказать. Можно?
     — Можно, — сказала белка.
     — Мне у тебя не нравится, — заявила землеройка. — Совершенно. И сижу я неудобно. Вот теперь ты рассердилась!
     — Я не сержусь, — сказала белка.
     — Нет, ты сердишься! — завопила землеройка и прыгнула на стол. — Ты ужасно разозлилась! И не отрицай! Это не поможет!
     — Я не сержусь, — сказала белка.
     Землеройка быстро пробежала туда-сюда по столу, толкнула лампу так, что та ударилась о потолок и раскололась, наступила на тарелку и пару чашек, смахнула черепки на пол и закричала:
     — Ты злишься! Злишься! Злишься! — и даже попробовала завизжать, хотя никогда этого не умела.
     А белка тем временем откинулась на спинку стула и вспоминала всех зверей, которые пришли к ней на день рождения, она думала о том, как они танцевали и ели, и как они все сказали, что было очень весело, и разошлись по домам очень поздно, а муравей ушел позже всех.
     Тут землеройка оступилась, споткнулась и полетела со стола головой вниз прямо в осколки лампы и черепки от тарелки и двух чашек. На голове у нее вскочила шишка, а нос она разбила до крови, но при этом даже не запищала. Она поднялась с пола, отряхнулась и сказала:
     — Ну ладно, я пойду.
     — Жаль, — сказала белка.
     — Жаль? — переспросила землеройка и внимательно посмотрела на белку. — Может, ты так сердишься? Мне остаться?
     Белка подумала немного и произнесла очень медленно и четко: «Я-не-сер-жусь».
     — Тогда я и правда пойду, — мрачно сказала землеройка. И скрылась за дверью.
     Уже стоя на толстой ветке бука, она обернулась. Нос у нее распух, на лбу темнели синяки.
     — Я думаю, что никогда больше не приду к тебе, белка, — сказала она.
     — Вот как, — сказала белка. Землеройка помолчала и спросила:
     — Теперь ты рада?
     Стоявшая в дверях белка надолго задумалась, а потом сказала:
     — Нет.
     Землеройка вздохнула, не говоря ни слова спустилась по буку вниз и исчезла в лесу.