Отрывок из книги
Ю. Норштейна и Ф. Ярбусовой "Сказка сказок"
[207x300]
Ёжик не получался ну просто никак. Понимаете, когда началась эта работа, то на студии многие похохатывали слегка: «Ну, старик, ну и сказку ты себе взял! Ты подумай!» Никто в этой сказке ничего не видел. Но , вероятно, одно из чудес и в то же время большая опасность кинематографа заключается в том, что фильм, развиваясь по совершенно понятной и даже популярной схеме, может внезапно срываться куда-то в пропасть. Когда внутри этой элементарщины неожиданно начинают разворачиваться такие глубокие планы реальности, которые могут только косвенно для нас обозначаться, вот тогда все и происходит.

Сам же герой долго не желал появляться, хотя нарисовать ёжика – элементарно. К тому же в мультипликации столько этих ёжиков переходило! Но этот не получался, не складывался в персонаж, который ведь нужно ещё и сконструировать, перевести на уровень программы, говоря компьютерным языком, чтобы потом из этой программности его вернуть в чувство. Маркс замечательно сказал: «Когда чувства становятся теоретиками». Но и теория может становиться чувством.

Очень часто в преддверии более или менее приличного фильма либо вдруг, влетев в него, проходишь от края до края, либо все не так идет, ничего не получается, и все против тебя. Здесь все было «против». Нам не дали съемочные станки, и надо было самим вместе с кинооператором Жуковским делать конструкцию для штатива, чтобы поставить кинокамеру. Надо было делать какие-то полати для съёмок. Вообще необходимо было раскрутить целый гигантский механизм, чтобы снять вот такую живую точку. Но мне кажется, что в этом есть логика. Понимаете, ведь именно в ней, в первой точке, значительность, ее появление единственно важно.

К тому же мне кажется, что, наверное, всех режиссеров надо учить делать помосты, строгать доски, вбивать гвозди. В этот момент человек думает, и это очень хорошо. Для меня физическая работа – просто спасение. Невозможно сидеть над листом бумаги, с ума сойдешь. А во время строгания досок, заноз, физической нагрузки и боли подкорка работает очень сильно, движение сознания, как во сне, когда в секунду ты видишь огромное действие, страницы мелькают с молниеносной скоростью и быстро прочитываются.

Уже снимался первый кадр: лист в тумане пролетает. Снимали дерево, с которого, кружась, падал лист, но никто не знал, что Ёжика ещё нет. Я ходил, делая вид, что все в порядке, хотя внутренне чувствовал, что пройдет день или два и грудная клетка моя просто провалится. С этим ходить невозможно. Очевидно, напряжение дошло до такого состояния: либо он должен получиться, либо я – взорваться. Я помню, мы сидели с художником Франческой Ярбусовой, и я так стал орать, что она села и его нарисовала. Сразу – вот и все! Но почему он нарисовался, я все равно не смогу объяснить. Причем я все время говорил только об одном: он должен быть простым настолько, что три кадра на экране мелькнут – он уже в глазах отпечатается. Он должен быть мгновенен как выстрел. И – считываться с экрана. А это задача, которая в соединении с кинематографом, когда речь идет об игре, о движении времени, - противоречива. И все-таки мне казалось, что все должно быть так и никак по-другому.

http://community.livejournal.com/norshtein/51582.html