В эти самые лучшие часы, когда солнце уже садится, но еще не наступили сумерки и от деревьев на снегу — длинные глубокие тени, — в эти часы Ёжик садился у окна и мечтал.
     То же самое делал Медвежонок.
     А у Зайца не было сил мечтать, потому что Заяц просто не мог сидеть на месте.
     Вот и сегодня он сперва сбегал к Ёжику, потом — к Медвежонку, и обоих застал сидящими у окна, глядящими в затухающий лес.
     — И птицы не поют! — огорчился заяц. — Поговорить не с кем.
     Белка сидела у печки с вязанием.
     Хомячок съел кашу и теперь пил компот.
     Филин еще не проснулся.
     И Волк видел последний сон.
     «Взойдет луна, вылезет на поляну и — завоет», — подумал Заяц.
     Он знал, что Ёжика с медвежонком сейчас трогать нельзя; с Белкой и Хомячком — скучно; и поэтому Заяц один прыгал по остывающему насту и просто не знал, куда себя деть.
     С Лисой у Зайца сложились особые отношения, и поэтому он решил сбегать к Лисе.
     — Лиса-Лиса, бон суа! — сказал Заяц.
     — Бон суа! Добрый вечер, Заяц!
     У Лисы была французская бабушка, и она учила Зайца по-французски.
     — Коман са ва? Как дела? — спросил Заяц.
     — Са ва комси комса. Так себе, — сказала Лиса.
     — Сова-сова, — обрадовался Заяц. — Так себе.
     — Учи, — сказала Лиса.
     И Заяц полетел по лесу, повторяя:
     — Сова-сова! Сова-сова! Сова-сова!
     — Тебе чего? — спросил Филин. — Чего надо?
     — Ничего, — сказал Заяц.
     — А чего зовешь?
     — Я тебя не звал.
     — Как же не звал? — рассердился Филин. — Прыгаешь, кричишь: «Сова! Сова!» Это я же!
     — Это по-французски — так себе! — сказал Заяц.
     — Это я — так себе?
     — Нет, это по-французски «так себе», а ты — очень и очень хороший!
     — То-то, — сказал Филин. — А что будет по-французски Волк-волк?
     — Еще не знаю.
     — А Лиса-лиса?
     — Надо спросить. Сбегаю и спрошу.
     «Сова-Сова!» — пол по дороге к Лисе Заяц и с порога спросил:
     — Сова-сова — так себе, а Лиса-лиса?
     — Не сова-сова, а са ва комси комса, — сказала Лиса. — А Лиса-лиса — это я, и больше никто.
     — А Волк-волк?
     — Волк-волк — по-французски ничего не значит.
     «И все-таки что-то здесь не так, — зубря “сову-сову” и в третий раз огибая лес, на бегу думал Заяц. — Сова-сова — так себе, значит, а Волк-волк — еще хуже».
     Он до того задумался, к тому же, не переставая вопил «сову-сову», что не заметил Волка.
     — Ты кого славишь? — схватил Зайца Волк.
     — Сова-сова — так себе! — выпалил Заяц.
     — Вот именно! Кому она нужна, твоя Сова? Бегай и кричи: Волк! Волк!
     — Что ж мне тебя кричать, когда ты ничего не значишь?
     — Я?
     — Ну да. Для французов ты — тьфу!
     «Неужто Волк для них — ничто?» опечалился Волк. Он так расстроился, что даже отпустил Зайца.
     — Совсем, — горько вздохнул Заяц. — Представляешь, Волченька, ты — Волк, а тебя как будто и нет.
     — Ничего, Заяц, — сказал Волк. — Это, может, меня у французов нет, у них и леса-то нет. Зато здесь мы с тобой — у-ух!
     — Ух! — кивнул Заяц.
     — Ну, беги, — потрепал по ушам Зайца Волк. — Тянись к знанию.
     И, по-волчьи осклабившись, показал страшные зубы:
     — Беги-беги! Учись! Пусть знают наших!
     И Заяц, ликуя, помчался по лунному лесу, зовя Сову-сову — хищную птицу, которая, может, там, у французов, и означает ни то ни сё, ни так ни сяк, так себе, а у нас — тихую жуть.

     © Сергей Козлов