Она звучала в тихом сумрачном коридоре так одиноко и отречённо от мира, так отважно и невинно, так по-детски и одновременно так уверенно, как всякая свободная музыка среди неосвобождённой немоты мира.

Ни к рациональности, ни к нравственности счастье не имеет никакого отношения, оно есть нечто по сути своей магическое, принадлежащее ранней, юношеской ступени человечества.

Не успеешь опомниться, как ты уже попал в сеть задач и обязанностей, которая становится тем теснее и гуще, чем больше ты из неё рвёшься.

Не там глубина мира и его тайн, где облачно и чёрно, глубина в прозрачно-весёлом.

Чтобы править, вовсе не надо быть глупым и грубым, как думали порой тщеславные интеллектуалы, но для этого нужно получать чистую радость от деятельности, направленной на внешний мир, обладать страстью отождествлять себя со своими целями и задачами и нужны, конечно, известная быстрота и неразборчивость в выборе путей к успеху.

Всё, даже самое прекрасное преходяще, коль скоро оно стало историей, земным явлением.

Это было прекрасное, интересное путешествие - из столицы, из низменности к предгорьям и дальше в горы, - и одновременно оно уводило от конца лета всё дальше и дальше в осень.

Если невозможно было уничтожить смертельный страх, пронзив его разумом, то можно было этот страх направить, организовать, придать ему форму и облик, сделать из безнадёжного столпотворения сумасшедших твёрдое единство, из неуправляемых диких голосов - хор.

Отчаяние Бог посылает нам не затем, чтобы убить нас, Он посылает нам его, чтобы пробудить в нас новую жизнь.

Везде в обманчивой игре жизни содержалось одновременно высокое и низкое, вечность и смерть, великое и смешное.

Игрой он был и видимостью, обманом и сном, майей был он, прекрасный и страшный, восхитительный и отчаянный калейдоскоп жизни с её жгучим блаженством и жгучей болью.