Помнишь...Лето?
Вприпрыжку по площадям, под палящим солнцем. В каменную прохладу. К высоким дверям. Лишь там - кто-то ещё. Только там я могу позволить существовать кому-то ещё. Потому что люблю...не так же, но по-другому. Как старого хорошего друга, которому можно довериться.
Помнишь...Осень?
Позднюю осень. Середину Ноября. Холодного и промозглого. Самого любимого. Не так же, конечно, но, как старого хорошего друга, которому можно довериться. Отдаться в ледяные объятия. Здесь - уже каменный холод. Острый, серый. Пусть день становится короче, а небо ниже. Пусть. Почти так, но пронзительнее, трепетнее и внимательнее.
Помнишь ли ты мокрые серые поля на закате? Fields of Neophilim. Поля, над которыми веет серый ветер. Ветер, похожий на шепот утром. Ветер, похожий на поминальную песнь вечером. Ветер, мой любимый ветер, не так, конечно... но как старый хороший друг, которому можно довериться и снять для него старые пластинки с полки, взъерошить волосы и накрасить черным глаза. А потом. Потом, как по завету тех, кого уже нет или тех, кто уже слишком стар, схватить тебя за руку, побежеть. И остановиться в двух сантиметрах от пропасти. Ты прижимаешь меня к себе и целуешь в макушку. Помнишь ли ты, что мы можем вечно стоять на краю этой пропасти? Могли.
Помнишь зиму?
Единственное время, когда я не боюсь света. Мягкого оранжево-желтого, рассеянного. Когда твои зрачки ни за что не сузятся. Когда в лютую стужу я верю в то, что есть дом, в котором самое главное окно - в арке, и выходит оно на дорогу, по которой спешат в тепло припозднившиеся прохожие. Серые крадущиеся, семенящие, спешащие, шествующие тени. А за окном - круглая зеленая лампа. А в чашке - чай с мятой. А чашку держат любимые руки.Руки, которым можно довериться.