Красные, желтые, черные – гуашь, акварель, графит. Все разбросано по комнате, везде царит «художественный беспорядок». На полу первые наброски карандашной бессмыслицы «король Индимион», в углу старинная печатная машинка, на которой уже лет сто никто не печатал, под столом, в большом круглом аквариуме растут кристаллы медного купороса. Загляденье! Уже выросли на 12 сантиметров! Голубоватый хрусталь! Красота! К стене прислонена картина – натюрморт с цветами в вазе – точная копия из Эрмитажа. Все пространство, на которое или в которое можно хоть что-нибудь положить, наполнено всякими интересными вещицами – из дерева, камня, гипса, алебастра, картона кожи и так далее. На стенах картины: осенние пейзажи в оттенках коричневой и охристой сепии. Везде какой-то уютный беспорядок, свойственный натурам творческим и незаурядным . Воистину – достаточно лишь беглого взгляда по комнате и о характере и образе жизни ее обитателя становится многое понятно.

В коридоре стоял раздолбанный велик, но его усилиями он превратился почти в произведение искусства.
Каждый вечер он спускал сие чудо техники по лестнице с четвертого этажа и катался до поздней ночи. Он обычно приезжал на окраину города, где солнце не пряталось за домами, выезжал на пустынный берег Финского залива и смотрел закат.
Так они и познакомились.
Она тоже любила приезжать на берег закатного солнца. Она любила одиночество и ненавидела назойливых парней, которые норовили с ней познакомиться. Она писала стихи. В чем-то наивные, трогательные и мечтательные.
По вечерам они встречались на красной дороге, и долго катались по району, разговаривая обо всем и ни о чем. Потом долго провожали друг друга, а перед самым расставанием находились интереснейшие темы для обсуждения, и беседа затягивалась еще на полтора часа.
Они стали вместе ездить на учебу. Каждое утро, несмотря на дождь, ветер, мороз или снег – он стоял под окнами ее дома и ждал. Она, как всегда, опаздывала, и они вместе бежали до остановки.
Она рассказывала сны – он слушал, потом рисовал…
Каждое утро, перед тем, как расстаться, он дарил ей свои рисунки – замысловатые, сложные хитросплетения всевозможных узоров, понятные только ей одной. Она давала названия этим рисункам. И ей было это приятно.