Сейчас, пока сохнет вульгарно-красный лак на моих ножках, пока капельки теплого душа еще хоронятся в порах изнывающей от жары кожи. Я пробую сформировать беглый взгляд на последние прожитые дни.
В субботу был мой день рождения. Заключительная его часть. Нас было пятеро. Моя лучшая подруга не пришла, не будем показывать пальцем, она сама все поймет, если вдруг вспомнит, что у меня есть дневник. Я пыталась не судить ее строго - но, увы, не получается. Сегодня она позвонила мне ближе к вечеру и сказала, что нализалась мартини потому и была не в состоянии посетить мой скромный праздник. Я не хотела помнить этого, но вскоре пришла к мысли, что без толку убегать от объективной реальности, крадущейся за мной по пятам, забегающей вперед и держащей меня под обе белы рученьки. Выслушав мои стенания моя многоуважаемая матушка произнесла ту самую непреложную истину: "Ты только начинаешь жить! Тебе так часто еще придется разочаровываться в людях!" Ладно, сбросили. Не хочу превращать дневник в сопливую поэму "Так мало прожито - так много жаль". И хотя, столь шокирующая расстановка Её приоритетов с треском проколола часть воздушных шаров того дня, в который большинству прохожих было неясно, почему же я такая веселая, застолье и все что случилось после оставило во мне лишь светлую память. Спасибо всем, кому я оказалась дорога.
Правда, если разбирать это многозначительное "после" более детально - в нем тоже найдутся свои немые крики, стоны, а главное - шпионящая за мной тошнота. После того, что было после был Марат.
Снова, теплый летний ветерок словно, он влетел в мое навсегда открытое окно именно в тот момент, когда мое сердце снова опустело, разворошил яркие осенние листья в моей душе и улетел. Трогательно, правда? Для меня - вовсе. Прогулявшись по ночной Москве, рука об руку, мы поймали машину и примчались к моему дому. Начав еще на улице, мы медленно перетекли в горизонтальное положение и попытались продолжить начатое уже руководствуясь канонами удобства и, кстати, общественной этики. В этот должный оказаться страстным момент я почувствовала себя не боле чем тряпичной куклой, готовой позволить поиграть с собой так как кому-либо заблагорассудится, но не способной вложить ни капли пылкости, нежности, страсти в эту немую комедию. Пустота обступила и поглотила меня. Пустота стала мной.