В колонках играет - Still Remains - the worst is yet to come
Настроение сейчас - не очень

Он проснулся медленно и нехотя. На редкость красивое утро: солнечные лучи пробили грязные и мутные от многочислиных затяжных дождей окна и нарисовали нежную улыбку на его лице. Дигитальная метеостанция показывала на улице приветливые 15 градусов. Леди из новостей сообщила, что эта погода теперь у нас задержится на целых несколько недель. Какой у неё приятный голос! Этому голосу такой номер пройдёт даже при лютом шторме и летающих черепицах! Что уж там говорить при сияющем над головой небом?
Его веки всё ещё слипались, не хотели открываться. Мышцы так обмякли и устали, будто всю последнюю неделю он работал как раб. -А к стати... где он вчера был?–
Ноги оказались слишком тяжёлые, что бы поднять их из постели. Нет, он всё таки останется лежать! Помается в кроватке ещё хоть чуть-чуть. Постель всё ещё ею пахнет! Интересно – она уже встала?
Только сейчас он заметил, что у него болит голова. Эта боль ему очень знакома... чувство, как будто в голове всё пересохло... да нет! ... Он что, ночью плакал?
Его дурацкая, пустая улыбка застыла, когда рука упала на холодную, непользованую подушку на другой стороне кровати. Веки мгновенно открылись, туловеще взмыло вверх, а голова сама собой повернулась в сторону. Сон ещё не отпускал, вцепился железной схваткой, туманным взглядом он увидел силует женского тела и облегчённо вздохнул. С сердца свалилась целая груда камней. Пульс успокоился до нормальных 64 ударов в минуту, лишь для того, чтобы снова забарабанить марш, когда силует, с прояснением в мозгах, медленно превратился в виолончель, стоявшую у окна... как она любила на ней играть... Паника и нехорошее предчувствие охватили его. Камни, один за другим, снова собирались у сердца и мешали ему биться. В горле образовался густой комок, мешая ему сглотнуть. Что-то не давало хватать губами жизненоважный кислород - страх. Физически он проснулся, но усталость брала своё, не давая логично думать. Он снова закрыл глаза и постарался сконцентрироваться, успокоиться, унять это нелепое чувство страха, но в голове то и дело кружились картинки, гудели голоса. Её улыбающееся лицо, звонкий смех... красные розы вдруг превратились в... белые лилии! Бьющийся в дребезги стакан с водой, разлетающиеся в стороны осколки. Широкая, длинная дорога – машины – скорость – яростный рёв мотора – смех становился всё проницательней, острее превращаясь в разбитый страхом, болью крик – из опрокинувшейся вазы капала на пол кровь....
Он снова открыл глаза – не полегчало. Попробовал успокоить дыхание – не получилось. Двое полицейских вчера стучали в дверь... с ними был святой отец.
Наконец-то он очухался. Он всё понял. Всё вспомнил. Она ушла. Тело глухо рухнуло обратно на покрывало. Он снова остался один. Живой. У самого начала. У разбитого карыта. Ни с чем в руках. Ни с чем в сердце. С ужасной тяжестью в душе. Она ушла. И уже никогда не вернётся. Его взгляд упал на ящик в ночном столике – камни у сердца тянули вниз и давили на него. Да, он плакал ночью. И снова слёзы выстрелили в глаза. –выстрелили-
На письменном столе стояла её фотография, украшеная чёрной ленточкой.
В столе он нашёл их обручальные кольца. Простые. Из золота.
Спустя неделю позвонили в дверь. В пакете была золотая пуля, слитая из этих их колец.
В зеркале он увидел красные, затёкшие глаза. Впавшие щёки. Тёмные, глубокие морщины. Она ушла. А он устал.
Вспомнились последние слова:
«А игрок – всегда игрок. От отчаяния до пули – только палец, да курок....»
Он закурил от пистолета...

-Save-