В колонках играет - Lacrimosa

Папаня опять начал возбухать по поводу того, что я ухлжу из дома и возвращаюсь посреди ночи. Он постоянно спрашивал, что мы делаем, я же ему не скажу, что пьем, я уже не знаю, как от него отвязаться. Ждала отпуска, а тут папаша всю малину как всегда портит. И в том году летом, под конец отпуска начал напрягаться, где меня носит ночами, он чувствовал мое вранье, что под типа я с Гульназ и ее друзьями, а на самом деле встречалась с одним, у нас как раз воды горячей не было, я у него мылась.
Наконец-то я купила гитару, я несла ее из магазина с таким трепетом взяла ее в руки. Этот хач начал докапываться зачем мне нужна родня Шамиля, кто-то там в Нальчик звонил, и чето там набалтали. Мы начали спорить о Шамиле, он начал оскорблять при мне его, говорить, что его не уважают, заспорили о его религиозности. Он начал наезжать на меня, говорить, что хватит, чтоб я забыла о Шамиле, что с ним общаюсь только из-за этого, и что телефон мне кто-то дал, и что я заранее знала, что это хач из Нальчика. Хотя он сам заинтересовался Шамилем, даже его друзья когда меня увидели, спрашивали, я ли та девушка, котороя узнает про родню Шамиля. Вобщем он конкретно начал по счет Шамиля докапываться, откуда такой интерес. Он хотел, чтоб я с ним была, может быть у нас что-то и было бы, он мне понравился, но произошла одна фигня с его, я вчера ему позвонила и вместо того как все бональные люди спросить что к чему, решила поступить так: звоню, и ничего не объясняя сразу начинаю:"Че за хуйня! Я тебя спрашиваю, че за хуйня?!!!", еще таким тоном. Он мне чето пытается разъяснить, я ему рот открыть толком не дала, я так:"Пошел на хуй!", сама ржу, мне так заебись стало, я вообще очень люблю посылать на хуй. Набралась я от своих подруг, теперь рта никому раскрыть не даю своим матом. Я вообще такая безцеремонная стала, кому интересно им похуй, они все равно со мной дружат. Все девчонки чето мнутся, а у меня все четко, я независимая, вечно с сигаретой в зубах, вечно хожу одна, если что-то не так, то значит:"Пошли на хуй, ебать в рот я не хотела!". А ведь не была такой, боялась лишних обид.