В колонках играет - ................................................................
Настроение сейчас - паршивое

Устав от той толпы народа, которая лепилась к ней, как непроницаемая скорлупа, образуя вакуум, она решилась в одно сентябрьское утро выйти на улицу, как Маргарита. Вот только цветов, тех самых - желтых, которые весной бывают, найти не сумела. Поэтому осталась дома до вечера. Она знала, что вечером её ждет та же душащая скорлупа друзей, но она не бежала от этого, бежать было некуда. Отпив пару глотков вчерашнего сладкого чая, она вышла в домашних тапочках на лестницу, спустившись до ближайшего окна, она забралась на подоконник и закурила. Пуская мелкие дымные колечки, думала: «До чего же я забавно со стороны выгляжу! Сама в тапочках, а подбородок задрала и кольца пускаю, тоже мне Маргарита!»
А вечером всё как всегда. Эти пустые вечера там, где крепкий кофе и сигаретный дым, там все целуются и ненавидят друг друга, хотя не могут друг без друга жить. Её там ждали. Яркую и насмешливую - неистощимый источник зависти и слухов. Ей было плевать, она шла к нему. Он не был красивым, но был поразительно талантливым, он не делал ничего, но все вокруг знали, что стоит ему только захотеть и будет всё. Очень чуткий и строгий к ней, совершенно необременительный для других. Они пили шампанское под проливным дождем, прячась на спинке лавочки под одним зонтиком, они купались в дождь голышом.
Дождь был их стихией, он разряжал то электричество, бывшее между ними в сухую погоду.
Она была ребёнком, смеялась над глупостями, гладила чью-то шубу в вагоне метро, не знала о любви, была дерзкой, прыгала по лужам, лаза по крышам и чердакам заброшенных домов, дружила с бездомной собакой. Вокруг все говорили: «Пора взрослеть, быть серьёзнее». А он просто обнимал её и целовал в щёку. Она слушала его музыку, почти всё время думала о нем, ему было всё равно, он ничего не знал об этом. Он любил её безумно, мог говорить с ней обо всем, но, глядя в её глаза, с поминутно отражающимся в зрачках электричеством, не хотел делать ей больно, он боялся её детской наивности и расчетливой жестокости. Но если бы он захотел, она научилась бы вышивать крестиком.
Мысли путались, руки не слушались, она была одна, хотя со всеми. Все шли вдоль набережной. Пытаясь делать вид, что хоть что-то соображает, она хихикала, кивала головой. Невпопад. Надоело, отстала от всех, встала у парапета, смотрела на воду. Руки замерзли, губы обветрились. Сил не было больше стоять. Она села на корточки, стало легче. Потекли слёзы, такие горячие, гладили своими ладошками её по щекам. «Имя и отчество, ночь одиночества. Просто мне хочется, хочется хоть с кем-нибудь быть»- эти слова из песни повторялись в её голове, а слёзы всё текли. Теперь, зная о любви, совершенно пустая, сидела и вспоминала его холодные фразы- верх грубости, так больно ранили ее такую нежную, вывернутую наизнанку, открытую всему. Вспоминала его лицо: широкие зрачки и длинные ресницы. Те глаза, в которые так часто смотрела, пытаясь что-то увидеть, безуспешно. Ничего, кроме лёгкой иронии. Он всё понял. Вот она опять маленькая девочка, все чувства которой слишком очевидны, чтобы молчать и слишком скрываемые, чтобы говорить, ну разве что шёпотом, в темноте, касаясь губами уха. Вот она - её любовь пустая и громкая, как консервная банка, помятая настолько, что исправлять что-то противно.
Вернувшись домой в полном одиночестве, она оделась потеплее, взяла коробок спичек, потому что зажигалку найти не могла, и снова ушла в ночь. Медленно идя по знакомым с детства местам, она смотрела вокруг, голова её была пуста. Этот город, такой неприступно-жестокий для приезжих и такой родной и добрый для неё, что она готова была расцеловать каждый поребрик, каждую дверную ручку, пахнущую латунью. Она прошла по Фонтанке, свернула на Гороховую, не оборачиваясь на машины, пошло гудящие и мигающие фарами, вышла по Садовой к Мучному на канал Грибоедова. Глядя на мутную воду, искала своё отражение. Дошла до Итальянской и непонятно отчего, торопясь, пошла в сторону площади Искусств.
Только увидев абсолютно пустую площадь, очнулась и села на влажную скамейку, замирая, прислушиваясь к звукам вокруг. « Лить слёзы, создавать себе проблемы и снова думать о нем. Всё- таки это- любовь»,- сказала она вслух, пугаясь своего охрипшего от долгого молчания голоса.
Она сидела одна. Молча смотря на мокрый насквозь гравий, который больше не шипел ни под чьими ногами. Он подошёл сзади и теплым своим дыханием опалил её затылок. Она знала, что он сзади, но не обернулась, он знал, что нужен ей именно сейчас, но не обошёл её, не сел перед ней на корточки, не вытер теплыми руками остывшие слезы с её замерзшего лица. Просто сел рядом, молча стал смотреть в другую сторону, но между ними связь. Если бы его было больше, она бы в нём растворилась. Она так хотела. Такие мучительные мурашки по спине. Она молча встала, улыбнулась и пошла. Он смотрел на её спину, походку и подумал, что они так близки, если идти прямо навстречу и так далеки, что даже чужие, когда ведут себя так как сейчас. Он встал и пошёл следом за ней, быстро оказавшись рядом, он развернул её за плечи так резко, что она поморщилась. Она не успела поднять глаза, как почувствовала его дыхание у своих полуприкрытых губ. Слишком долго ждала этого, слишком этого хотела.
Поцелуй с привкусом электричества, с маленькими искорками, щипавшими губы. Его «Доброе утро» обожгло ухо. Она подняла, наконец, ресницы и увидела Новый день. Взяв его за руку, она рассмеялась и они, молча, пошли вперед, теперь вместе.

[700x466]